Дубровский. Том III

– Я Глобовых. Звать Гришей.

– Зачем ты здесь?

– Я… – мужик неловко передернул плечами, все также улыбаясь. – Да сюда со всей округи ходят. Говорят, тут еще где-то золотишко разбойничье припрятано. Дубровского того, ага… Все думают – авось, повезет. А мне жениться скоро, барыня, невеста у меня…

Марья Кириловна кивнула. Что-то не нравилось ей в этом мужике, что-то было неправильное, неправдивое…

– Авось повезет… – сказала она, спустившись с вала. Отвязала свою лошадь и, вскочив в седло, помчалась прочь, не оглядываясь.

А мужик, приосанившись, прошел через полянку, бывшую пристанищем разбойничьей шайки. Какой малой казалась она теперь.

Сцепив руки за спиной, он взошел на вал, поддавая сапогом мелкие камушки. Внимательно глядел он вслед молодой барыне. Похоже, она поворачивала не домой, в Арбатово, а в Покровское, в имение своего отца. Проведать.

– Авось, авось, – процедил Архип. – Едали мы таких. Жареными с кашей.

И, сплюнув, пошел обратно в лес.

Глава XXI

Уж скоро год, как Кирила Петрович слег после удара. Он был еще жив, но так закончилось его губернское царствование. Он не мог ни ходить, ни говорить, едва ел с ложечки…

Кто-то злословил и злорадствовал, что так его покарал Господь. Не добрался до него разбойник, так Боженька доглядел. Особый знак усматривали в том, что от удара слег и старик Дубровский, заморенный Кирилой Петровичем.

Покровское стояло непривычно покойным. Оставшегося медведя держали в клетке, кормили исправно. Крыло господского дома с сералем поначалу было под прежним особым порядком, но потом на него махнули рукой, девиц выпустили на добрую работу. Некоторые из них даже вышли замуж – кто за вдовцов, кто за молодцев, что ждали их из сераля. Все это, разумеется, в первую очередь благодаря Марье Кириловне, которая теперь сделалась хозяйкой в родном имении.

Унаследовал имение, конечно зять Троекурова, князь Верейский, но он спокойно дозволил своей молодой жене руководить землей, которую она знала с рождения.

Марья Кириловна наведывалась в Покровское как возможно часто. Выслушивала доклады и просьбы, проведывала батюшку.

В этот раз просьб было мало. Управляющий только рассказал, сколько скотины, сколько крепостных родилось, что один старик преставился да что трех молодых парней поймали на краже соседского леса и высекли.

Маша выслушала, справилась о здоровье рожденных детей и матерей – все были живы и здоровы.

Кирила Петрович спал, так что Маша немного подождала, выпив пока чаю на открытой веранде. Проходящие мимо крестьяне кланялись своей госпоже.

Наконец сообщили, что Кирила Петрович проснулся. Его одели и вынесли в кресле к Маше на веранду.

Один глаз у него не открывался уж вовсе.

Кресло поставили на пол веранды, стул для Марьи Кириловны придвинули ближе.

Маша села, взяла папеньку за руку. Тот только что-то простонал и никто не мог сказать наверняка – узнал ли старик дочь или просто отозвался на ласковое прикосновение.

Дочь тихо поговорила с отцом, рассказала, что все хорошо и у нее, и у Саши, что все идет ладно и своим чередом. Она искренне жалела Кирилу Петровича. Все прошлые горькие обиды исчезли, оставив только эту жалость и чувство вины, которое всегда возникает в человеке по отношению к тяжело больному или усопшему близкому.

Сидеть долго резона не было никакого. Так что, вздохнув и смахнув слезу, Маша поднялась и стала собираться к себе в Арбатово.

– А папенька пусть немного побудет тут, на солнышке хоть четверть часа, – велела она. – Только приглядывайте за ним.

– А как же, барыня, а как же! – закланялись управляющий и остальные собравшиеся крепостные.

Марья Кириловна ускакала прочь.

Крепкая баба какое-то время, скучая, просидела рядом с Кирилой Петровичем, потом ее кликнули помочь на кухне и она ушла. Все равно было тепло и тихо, а старый барин едва понимал, что происходит, да и вообще вновь стал засыпать.

И правда, полоса двора перед верандой, устланная газоном с редкими полевыми цветами, была пуста и безмятежна. Однако вскоре в глубине дичающего сада возникло какое-то острожное движение. Из-за деревьев появился Архип и пошел к веранде через газон, сминая цветы подошвами сапог.

Шел он быстро и деловито, так что даже если обитатели Покровского краем глаза увидали бы его, то не сразу придали бы этому значения – что с того, если мужик идет по делу.

Шел Архип и улыбался.

Кирила Петрович пробудился от одного, казалось, жгучего взгляда его, когда он еще не успел поставить ногу на ступень веранды.

Осторожно, не скрипя досками ступеней, Архип поднялся, заглянул в анфиладу комнат, раскрытую насквозь до парадного крыльца. Ни души…

Архип подошел к Кириле Петровичу и, улыбаясь, склонился над ним.

– Не скажу тебе здравствуй, старая ты колода. Ей-богу, смешно! Тише, тише, я – Дубровский! Что смотришь, не похож? А целый день как-то был им. Когда к дуре Глобовой наведывался. Давненько я в родных местах не бывал. А тут проездом, случаем занесло и прослышал, что ты слег. Так и захотелось поглядеть на мощи, что от тебя, падали, остались. Может и вправду есть Бог там, на небе? Может и вправду, каждому воздастся? Чего только за мной не записано, за что только я сам ответ держать стану! А все вытерплю, только чтобы ты не поднялся, чтобы так и пролежал…

Кирила Петрович, отойдя от первого испуга, побагровел и что есть мочи захрипел, изо всех сил желая позвать на помощь.

– Тихо, сказал! – велел Архип, доставая из-за спины из-за пояса топор.

Губа Кирилы Петровича затряслась.

– Ну будет тебе. Не боись. Я тебя не убивать пришел, только проведать. Ты лежи. Как мой барин, царствие ему Небесное, лежал, так и ты лежи. Все, что сотворено, припоминай. Только хорошенько, накрепко.

Архип сжатыми губами поцеловал Кирилу Петровича в лоб и, развернувшись, сбежал с крыльца, направляясь вновь под деревья, убирая за спину топор.

Вскоре он исчез из виду.

Небо стало мрачнеть, воздух густеть – вот-вот должна была грянуть во всю силу летняя гроза.

Слуги, спохватившись, унесли Кирилу Петровича в комнаты.

– Что же ты, Аграфена, за дурная баба! – попрекал управляющий. – Велено же было следить за стариком. Гляди, как растревожился. Надо за доктором посылать, пусть даст ему морфию.

Глава XXII

Когда Марья Кириловна домчала до Арбатова, жаркий летний день окончательно обратился в сумерки. Конюхи забрали у нее лошадь, а шляпку и кнут подхватила ожидавшая хозяйку на крыльце Дуняша. Молоденькая, смышленая, острая на язык девка приехала сюда вместе с Машей из Покровского и с тех пор была с нею почти неразлучна. Она внимательно выслушивала все печали, все горести юной своей госпожи, умела ее развеселить и, кроме того, сама делилась кое-какими премудростями, пригодившимися Маше в супружеской жизни. Незадолго до отъезда на Дуняшу положил глаз Кирила Петрович и она только чудом избежала заключения в сераль.

– Слава Богу, барыня, успели! А то того и гляди разверзнутся хляби небесные…

– Что дома?

– Павел Павлович в кабинете почту разбирают. Александр Кирилович музицировали, а теперь перед грозой разморило – легли почивать.

Сашеньку переселили в Арбатово, где и продолжалось его воспитание и обучение. Для завершения образования князь Верейский думал отправить мальчика, становящегося уже юношей, за границу.