Собственность бывшего

И здесь у меня есть прекрасная возможность соврать. Или сказать правду, потому что, судя по всему, она реалистка. Любовь и романтика не про нее.

– Мне до завтрашнего вечера нужно влюбить тебя в себя, как одну из одноклассниц. Стать твоим парнем так, чтобы остальные не просекли.

– Что? То есть ты… Это невыполнимо.

– Нет ничего невозможного. Ну и вообще-то ты последняя, – подмигиваю. – Самая непрошибаемая, я бы сказал. Давай так: я помогаю тебе, ты мне.

– И мне не надо в тебя влюбляться?

– Ну почему, – подхожу ближе, почти касаюсь прохладной щеки. Ей бы челку, хоть часть прыщей скрыть. – Влюбиться ты можешь, только взаимностью я ответить не смогу.

– Спасибо за честность, – вдруг улыбается она, и от этой простой, такой искренней улыбки внутри рождается зверюга, которая жаждет, чтобы так улыбалась она только мне.

Глава 4. Диана

Настоящее

– Диана Александровна, звонит Татьяна Николаевна. Говорит, ваш мобильный опять на беззвучном, – заглядывает между пациентами администратор Эля, и я почти на автомате киваю, даже не отрываясь от записей.

Какими бы делами Виталий я ни занималась, мое любимое – это общение с пациентами. Наверное, потому, что они разные. Наверное, потому, что виден диссонанс от того, как некоторые хотят ребенка, а некоторым хочется поскорее сделать аборт. У меня не стоит задача уговорить всех рожать, наверное, потому, что ребенка действительно стоит заводить, когда этого хочешь, а не потому, что тикают часики или родственники требуют, религия, или даже муж. Но иногда я вижу в женщинах сомнение. Оно дает шанс еще не родившемуся малышу выжить, а это уже много. И я рада, что порой чаша весов склоняется в сторону материнства от моего небольшого совета. Чаще всего для этого я рассказываю свою историю. Как сама мечтаю о девочке, что мой муж помогает десяткам женщин, но я – то самое исключение. И это работает, что удивительно.

Закончив заполнять карту предыдущей пациентки, я поднимаю руки и потягиваюсь. Последний месяц был хорошим. Много работы, постоянное внимание мужа, который все еще чувствовал себя виноватым за поступок на премии «Человек года». Но главное – на горизонте никакого Левицкого. В первые дни периодически вздрагивала, он постоянно был в моей голове, и я вспоминала почему: тот самый момент, когда он стал непосредственной частью моей непростой жизни, тот миг, когда мое согласие на его авантюру предопределило следующие несколько лет моего существования.

Встаю из-за стола, разминая голову и глядя, все ли есть для следующего пациента, и иду позвать его. Но в коридоре оказывается пусто, и я ловлю взгляд Оли, которая кивает в сторону. Тут же меня буквально сносит вихрь радости по имени Татьяна.

– Следующим твоим пациентом буду я! А так как отца для своего малыша я еще не нашла и рожать не собираюсь, то краду тебя на обед.

– Стой, стой, – смеюсь с этой неугомонной. И это в ее сорок лет. – Даже если ты следующий пациент…

– Три пациента, а потом у тебя конец смены. Я все проверила.

– Тань, ну что за детский сад.

– Я, может, и детский сад, а ты словно шахтер, который спины не разгибает. Вон и черные пятна на лице.

– Что? Где?

– Шучу я, пойдем уже, – тащит она меня в сторону, но я упираюсь.

– Да боже! Дай хоть сумку возьму.

Забегаю в кабинет перевести дыхание. Вот люблю я ее. Но она порой такая назойливая. Затем беру сумочку. В одном она права: надо перекусить. Тем более что сегодня Виталий будет до вечера в лаборатории.

Таня ждет в своей новой машине, которую ей выдали в счет ремонта. Я сразу вспоминаю про порше, который ее подрезал, но тут же давлю мысль. Лучше вообще не думать про порше. Любом порше.

– И куда мы сегодня?

– О, я нашла одно отличное местечко за углом. Шикарная рыба и креветки. Не морщись. Я помню, что ты их не любишь.

– Ничего, я с удовольствием поем стейк из семги.

– Отлично. Виталий все еще молит о пощаде?

– Нет, – фыркнула я. – Да и извиняться ему не за что. Тем более после той премии у нас стало больше клиентов. И несколько я бы могла принять, если бы не ты.

– В клинике есть и другие врачи. А ты бы кончала принимать пациентов и стала заниматься другими обязанностями.

– У нас и так все работает как часы.

– Вот сразу понятно, почему Виталик на тебя клюнул.

– Почему же?

– Ты так же, как и он, не хочешь видеть толпы и не нуждаешься в богатстве. Будь ваша воля, вы бы уехали лечить негритят. Добряки. А между тем…

Она паркуется кое-как, и мы выходим возле ресторана.

– Здесь вроде нельзя.

– Потом штраф заплачу. Так вот… – Мы заходим внутрь, и я словно погружаюсь на морское дно. Симпатично, но слишком все синее. До тошноты. – Ты уговорила Виталия отказаться от продажи вашего препарата «ГеоФарму».

– Оламин.

– Не важно…

Я еще сесть не успеваю, как меня парализует. Да, она права. Путем долгих уговоров, хлопанья ресниц, а в итоге рассказав, что Левицкий опасный человек и вообще мой бывший, я уговорила Виталика подождать других предложений.

– Есть такое, – аккуратно присаживаюсь под внимательным взглядом Тани. Официант как раз приносит меню и тут же уходит, а мы продолжаем смотреть друг на друга. – Тебя раньше это не волновало.

– Раньше меня это и не волновало, потому что у нас с Виталием было наследство, которое он, кстати, спустил на клинику, оставив жалкие крохи. – Я невольно смотрю на ее иномарку, которую она получила взамен своей. Не менее дорогой. – Не надо туда смотреть. Моя ласточка – это все, что у меня осталось.

– Еще квартира в центре, – напоминаю я. Знаю, к чему она клонит, но менять решения не буду. Левицкому нечего делать в нашей жизни. Каким бы влиятельным он ни был.

– Маленькая.

– Почти сто метров.

– А дом в Стокгольме был двести пятьдесят со штатом личной прислуги. Я тебя люблю, моя Ди. Но твой альтруизм сведет меня в могилу. Вы платите громадную аренду, и даже ваши новые клиенты никогда этого не покроют.

– Найдем других инвесторов.

– Ты просто не знаешь, что предлагает Левицкий.

– И не хочу знать. Вот правда. Он в любом случае сделает так, чтобы было выгодно ему.

– Естественно. Он вкладывает бабки и хочет, чтобы они окупились. Думаешь, другие инвесторы будут работать иначе? Диана, мне кажется ты просто трусишь…

– Перед кем? – замираю. Я ей не говорила. Неужели Виталий?