Анатомия обмана

Киваю, позволяя сильным рукам обхватить свои плечи.

Макс держит их так крепко, что я, не в силах больше сдерживаться, стону от боли и морщусь.

Кажется, у меня всё же перелом.

– Больно? Больно, Аня? Где ещё болит?

Он пытается увести меня в сторону машины, но я буквально спотыкаюсь на каждом шагу. Будто ноги лучше меня знают, что продолжи я свой путь, дорога назад будет сожжена и обращена в пепел.

– Ты не можешь говорить? Что-то с челюстью? – не унимается мой бывший. – Сейчас я тебя усажу в машину и вызову скорую. Сейчас… сейчас… – он бормочет что-то ещё, но я его не слышу.

Наружу вырываются самые настоящие рыдания и истеричные всхлипы. Я не плачу – кричу от боли и рухнувших надежд, стыда и отголосков памяти. Мне тошно, что я должна пройти этот этап с ним. Тошно, что он меня такую сейчас видит. Тошно, что я снова вынуждена ему не просто лгать, а утопить во лжи, заставить жить ложью и быть её огромной частью.

…это должен был быть не он.

Не могу заставить себя сесть в машину. Очень совестливая и порядочная девочка внутри меня протестует и рыдает вместе со мной.

Не могу решиться. Не могу!

– Папа! Папа! Отец!!! – Макс орёт, отчего в соседнем доме, в тёмном окне загорается свет.

Не удивлюсь, если он перебудит своим криком тех, кого не разбудила своей истерикой я.

– Аня, ты можешь стоять? Милая, ну ты хоть на машину облокотись. – он бережно держит меня за талию и кричит мне это в лицо.

Я правда не могу ничего с собой поделать. Стоит ему убрать руки, как я заваливаюсь то вбок, то вперёд.

Дрожь сотрясает тело. В голове всё смешалось – чёрное и белое, плохое и хорошее. Перед глазами пелена слёз и сизого тумана.

Решившись, я шагаю в пропасть, что разверзлась у меня под ногами:

– Отчим… – шепчу окровавленными губами. – Там сестра…

– Что? Что ты сказала? – он не услышал. Или сделал вид, что не услышал.

– Сестра с отчимом. – повторяю громче, слыша приближающиеся шаги.

– Это ещё что такое?! – ревёт голос Николая Петровича. – Что стоишь? Быстро неси её во двор. Нужно умыть и осмотреть. Я скорую вызываю.

Именно таким мне и запомнился отец моего парня – властным, решительным и до жути холодным. И да, именно эту холодность я сегодня планировала обратить себе во благо.

– Ей больно! Я не могу её взять.

– Жмуров он может на выезде вертеть, а девчонку не может! Тьфу ты! Идти можешь, Анют?

Киваю. Делаю первый шаг в объятиях Макса и жмурюсь от сигналов тревоги, раздававшихся у меня в голове.

Я не смогу… С чего я взяла, что у меня всё получится?

Ухожу в себя. Абстрагируюсь от происходящего, пытаясь заглушить тревожную сирену в голове.

Уже поздно. Уже просто поздно. Не могу повернуть назад. Не имею права.

Позволяю себя умыть. Прямо во дворе из садового шланга. Кивком головы указываю на руку и помогаю снять Максиму с себя толстовку.

Я столько раз себе представляла, что он будет моим первым, что однажды разденет меня, прожигая взглядом карих глаз, полных обожания и страсти, а получилось… Вот так, собственно, и получилось.

– Это Валера, да? Твой отчим? Это он с тобой сделал? – задаёт вопрос за вопросом мужчина моей мечты.

Их двор нисколько не изменился. Здесь нет ни сада, ни огорода. Лишь небольшой клочок под мангал и беседку. Всё остальное место на участке занимает двухэтажный дом. Во дворе хорошее освещение, в виде точечных светильников на земле.

Знаю, что Макс сейчас видит меня всю, но не могу заставить себя смотреть ему в глаза.

Он возится с аптечкой и моей рукой, время от времени нервно возвращаясь к лицу и моему многострадальному носу.

– Почему ты молчишь, Ань? У тебя, должно быть, шок… Прости. Просто… он не должен был этого делать! Никто не должен был этого делать.

– Скорая в пути. – из дома выходит Николай Петрович, неся в руках пузатую бутылку с янтарной жидкостью внутри и махровый, клетчатый плед. – Выпей немного. Поможет. Собьёт шок.

Я смотрю на подтянутого и крепкого мужчину, изумляясь тому, что он всё ещё в должности полковника.

Кто же жертве домашнего насилия предлагает выпить? А экспертиза? А кровь на анализ, которая непременно укажет, что я под шафе? Решил содействовать мне по полной, даже не выслушав? Или ещё не в курсе?

– Сестра. – отрицательно качаю головой и игнорирую протянутую бутылку.

– Пап, там Милана… – замерев с окровавленной ватой в руке, Макс смотрит на отца, повернувшись ко мне спиной. – Это Валера. Нужно вызывать наряд.

– Поучи меня ещё, что и когда мне нужно делать. Сидим спокойно, скоро все приедут.

Теряю время. Когда это ещё полиция приедет и скорая? Отчим может проснуться к этому времени.

– Там моя сестра, вы не понимаете? Он может её убить!

Делаю показательный шаг в сторону открытых ворот. Мне всё равно, что накинутый мне на плечи плед падает на землю. Всё равно, что я стою среди двух мужчин, превосходящих меня по возрасту и социальному статусу, в одном лифчике и штанах. Так даже драматичнее, что играет мне на руку.

– Оставайся с ней. Я схожу. И пусть всё-таки выпьет. Ей предстоит долгая ночь… – с некой грустью в голосе отзывается Николай Петрович, наглым образом перехватив меня за болтающийся шнурок на спортивных штанах.

Тут же замираю, глядя вслед удаляющемуся мужчине, и чувствую, как мои плечи накрывают чем-то холодным. Пальцы задерживаются на моих плечах. Обжигают сквозь кожу куртки Макса. Дрожат. Нервируют.

– Как долго… Как долго это продолжается? – звучит нерешительный вопрос.

Я понимаю, к чему он ведёт. Только, кажется, все его слова о любви и прочие комплименты были ненастоящими.

Разве можно бросить любимого человека из-за разницы в возрасте и даже не посчитать, сколько ему сейчас лет?

– Какое это имеет значение, Макс? – хрипло отзываюсь я. – Мы расстались почти три года назад. И да, мне всё ещё нет восемнадцати.

– Я не об этом… Как давно?