Последняя битва Велеса. Мифы и сказания славян

Были они легки и беззащитны на первый взгляд, и вроде бы никого не трогали. Но с того момент все окончательно и изменилось в этом мире.

Черти позабыли своих подружек и стали увиваться вокруг этих крылатых созданий. Они сначала дичились и убегали от них, а потом ничего, освоились.

Водяной Кеша долго говорил с Лешим о том, что это добром не кончится, и это было тем более удивительно, что слыл он добряком. Но то ли русалки так его теперь озадачили, то ли что-то от прях он подслушал, а может с самой Ягой беседовал, это и настрой такой ему придало.

– И что же прикажешь мне делать? – спросил он, – прогнать их подальше.

– Спроси у Стрибога, где он их взял, пусть и волочет обратно, – не унимался тот.

– И что ты на пустом месте завелся, пусть поживут, а со Стрибогом сам поговори. Только ты поймай его сначала, чтобы сказать что-то смог.

Он не хотел с тем разговаривать, но и отставать не собирался, не лежалось и не сиделось ему, надо было хоть что-то сделать.

Оба они знали, что Стрибог был особенным божеством – первым и самым главным. Это потом Велес с Перуном делили, да никак разделить мир не могли, а сначала появился Стрибог, и сдвинул все с мертвой точки, и завертелось, закрутилось все теперь. Появилось движение, а вместе с ним и жизнь в этом мире.

Правда, он не гонялся за славой и почетом, и вообще был неуловим, а младшие братья его и не ловили. Они и без него никак разобраться не могли. Он не встревал, потому что не хотел себя властью обременять, за нее борются те, кто ее не имеет, а если она есть, то ее и не замечаешь. Мог и поделиться с кем-то, да не с кем было делиться. Сварог говорил, что своего на чужие плечи перекладывать нельзя. Он и не перекладывал.

Вот и Стрибог не замечал ничего скверного в этих схватках. Со стороны за ними наблюдал и сразу же заявил, что ни к Нию, ни к Перуну, ни к Велесу примыкать он не станет, чтобы не произошло, а навсегда сам и по себе останется, они его не привлекали. Но негласным было другое правило, если он чего-то хотел и делал, то вся та троица помалкивала, и уже не возражала.

И только к одному удалось привлечь Стрибога Нию, стал тот души умершие судить, потому в назначенный час там, во тьме и появлялся неизменно, но это все, чего они от него добиться могли.

Почему он согласился судить души умерших, это так и осталось загадкой для всех остальных.

Но в остальное время, когда он не был в Пекле, то делал только то, что ему вздумается, ни о чем думать не собирался, и ни кого не собирался слушать.

И все чаще казалось Стрибогу, что слишком уныло и безоблачна жизнь в заповедном лесу. А когда увидел он этих славных и таких беспомощных духов, то и решил разом все.

И хотя сама Мокошью говорила ему о том, что беда от них будет, и видимость обманчива, а она знала, о чем говорит, то он, скорее из вредности и отвечал ей:

– Это лучше, чем то, что происходит теперь у них там. Пусть они с нами будут, помогать надо обездоленным.

Ничего ему богиня судьбы не ответила, тем более, что этого даже она изменить не могла, ведь было ей понятно, и написано черным по белому, что будут пришельцы, ураганом в мир их заброшенные, и они невинными казаться станут сначала, а потом без них уже ничего обходиться не будет.

Потому она только пожелала ему мысленно счастливого пути, и больше ничего не сказала. И он в очередной раз убедился в том, что все будет так, как ему этого хочется.

И казалось сначала, что волнения Водяного, Лешего и кота Баюна были напрасными. От них не было никакого вреда, но только до той поры, пока среди них сам Локи – бог коварства не оказался.

Пришел он не сразу, где-то в других мирах задержался, но пришел, и с тех пор все переменилось. Черти стали выпрыгивать из болот и беситься, перессорились все.

Леший болото в ярости грязью закидал, да так, что Водяной потом с ним еще полгода разговаривать не хотел. Но все это показалось со временем детскими шалостями, в сравнении с тем, что началось потом.

– Ладно, они, а ты – то чего возникаешь, – говорил Стрибог коту, – тебе ведь сказки нужны, а какие сказки могут быть, если у вас тишь да блажь. Вот эти и помогут их сочинить.

– Я уж сочиню что-нибудь, – заверял он, – только ты утихомирь их.

– И не подумаю, – услышал кот дерзкий ответ, и он никогда ничего не слышал такого, от тех, кто был рядом. но это был Стрибог, и спорить с ним никто бы не решился, вот он и не решился.

Может быть, все это было не совсем так или совсем не так, только с той поры и повелось, все они были уверены в том, что беды, горести, вечная зима началась в славном их мире после появления пришельцев.

Когда кот стал жаловаться Яге, она ему напомнила.

– Но и ты тут не с основания мира, да и я не сразу появилась, так уж может с себя начинать надо, а потом за других браться.

– Мы появились тут для блага. Это они для зла.

– А кто тебе такое сказал, думаю, они только крайними оказались, а не принести их Стрибог, и мы бы с тобой на их месте были.

И видно права в чем-то Яга была, только не хотелось коту о том думать, и соглашаться не хотелось совсем.

Вот он и дулся, сначала решил даже блин со сметаной, который она ему подсунула незаметно, не есть, а потом передумал, и съел все-таки, не голодным же умирать, и без того зла на головы их достаточно было. Но так все когда-то начиналось, а как завершится, не только коту, но и Яге вроде неизвестно было. Хотя будет вероятно, в скором времени

Глава 10 Былина. Купала и Кострома

И встретились, чтобы расстаться.
Ведь так мимолетна весна.
Прекрасный и юный Купала,
И как Кострома влюблена.
Но гуси, унесшие брата,
кричали тревожно о том,
– Морена во всем виновата.
Расплата наступит потом.

И снова венок свой дарила.
И снова хотела остаться
В объятьях и дикая сила.
Нельзя, о, нельзя вам венчаться.
И станет терновым венец твой,
и только во мраке болота
Останется девочка где-то,
костер полыхает, кого там

Хоронят они до рассвета.
И молча стоят, и не знают
Как страшно остаться при этом.
И горько Ярила вздыхает.
И где-то, где звезды и тучи,
навеки останутся вместе
Купала, о, юноша лучший,
спешит на рассвете к невесте

И вновь Кострома убегает.
Не в силах нарушить запреты.
И только Болотный вздыхает,
о горьком триумфе победы.
И первая грустная песня,
о брате влюбленном звучала.
И страшные страсти воскресли,
когда темнота наступала.