Разбитое зеркало. Демониада. Мистика 21-го века

– Что это? – заворожено спрашивала она, хотя прекрасно знала, что это строки первой главы ее романа, того самого, который она не решилась показать даже лучшим друзьям, потому что написала это в экстазе, а когда заглянула в рукопись, то сама испугалась того, что написала. Нет, теперь можно было все, но этот текст, он так отличался от всех остальных ее творений, что никто бы просто не поверил в то, что это писала она. А у нее не хватило бы времени, а главное сил оправдываться, доказывать, убеждать, пусть он остается на диске – одном – единственном до лучших времен.

– Вот уж дудки, – услышала она своего кота и теперь была уверенна, что читал начало главы именно он.

Но это была полная чушь, он не мог знать, хотя, она столько раз повторяла эти строки, что мог и запомнить, да и вообще, что нам известно о котах?

Теперь Вика точно знала, что, быть может все, что угодно. Только никому не следовало говорить, что теплым вечером на даче, когда она осталась совсем одна, ее кот читал ей роман, который она написала. Но решила навсегда похоронить на диске, и никому никогда его не показывать, в этой жизни точно. Правда, если бы у нее спросили, почему она это делает, она не ответила бы вразумительно на этот вопрос. Вот решила похоронить, и все, и никто не сможет ее в том разубедить, да и некому это делать.

– Какая самонадеянность, – взвизгнул кот, – на тебя уже и управы не найдется.

Она молчала и пыталась понять, в какой момент из вполне приличного кота он превратился в такого наглеца, но что еще более удивительно, такой он ей нравился не меньше. Оставалось только гадать, будет ли он теперь таким, или вернется ее Зосим и все будет, как было прежде.

Глава 19 Тайна Люцифера

Звезды сверкали на небосклоне, который обволокла ночная тьма. Они разрывали ее своим сиянием, но не могли поглотить. И тьма казалась всевластной, бесконечной и вечной. И только люди, которых она всегда пугала, точно знали, что наступит момент, когда ее не будет в этом мире, и они хотели дожить до этого мира, когда отступила тьма.

Для кого-то, встретившего ее снова, казалось, что свет не наступит никогда. И если это была последняя ночь в их жизни, то так оно и случалось, в конце концов. Люди очень редко умирали днем, они были уверены в том, что тьма для этого и существует, чтобы растворится в ней и уйти навсегда. Но кроме людей в этом мире были и Боги, и Драконы, и Демоны, и иные создания, они тем и отличались, что были бессмертными, значит, могли надеяться на то, что рассеется тьма и настанет новый день.

Глыба мрака обрела очертания, и тот, кто пришел к ним в первый раз, начал рассказывать, как это все когда-то начиналось, страшно сказать еще до света, и до богов. Он заговорил, голос его был низким и хрипловатым, а может быть, просто он говорил тихо, чтобы не оглушить их, чтобы они поняли то, что он хотел им поведать.

– Сначала была тьма, – начал свой рассказ Пришелец, – но сама богиня ночи Никта породила первых носителей света. И после них в этот мир пришли титаны. Они были благородны и прекрасны, но не смогли защититься от младших, которые богами и назывались, и со временем уступили хитрым и напористым соперникам своим. Их это не расстраивало. И ушли те, кто не противился на край света, и разбрелись они по миру дальнему и ближнему. Боги захватили власть над миром, и понимали они, что не обойтись им без предшественников своих, и старались привлечь их всеми правдами и неправдами на свою сторону.

Среди них был и титан Астрей, который так любил звезды, таинственные и далекие светила. Он и разбросал по небесам первые из них, которые и должны были как-то рассеять мрак на небесах.

Звезды и ветер – вот то, о чем заботился Астрей. И он трудился над созданием продуваемого и освещенного всеми ветрами мира. Он с радостью порождал тот свет, который и должен был людям радость и вдохновение принести. Таковы были и дети его – таинственные и прекрасные, они появились на свет от любимой жены его, богини утренней зари Эос.

Он был благодарен ей за те светлые и прекрасные чувства, которые она к нему испытывала в самом начале, и за детей, ею рожденных. Это потом Зевс превращал в звезды первых героев, но сначала порождал звезды он своими руками и желаниями. Когда Громовержец посмотрел на небеса и несколько увеличил их количество, самые главные из них давно уже сияли, они были так прекрасны и таинственны, что тот просто решил добавить немного и собственного света. И среди них любимым детищем титана была звезда, которую он называл Люцифер. Ему казалось, что свет ее был ярче, и сияла она выше других. И так часто смотрел на нее Титан, что понял Люцифер со своей высоты, что с ним никто не сравнится. И уверенность эта со временем крепла в душе его. Он и не подозревал тогда, что все может измениться вдруг. Сначала он радовался миру, который ему подарили родители, и светил для них так, что готов был раствориться от усердия.

Но когда заметил, что они, как должное принимают свет его, то стало ему немного грустно, печально даже. Что же это значит? Только в первый момент и замечают, и восхищаются, а потом появляются другие звезды, и отношение становится другим? Он так привык к всеобщему вниманию, что никак не хотел с этим мириться.

Заметил он, что и на земле стали происходить какие-то перемены, и в небесах, его сиятельная матушка, все чаще куда-то исчезала, и ее долго не могли нигде найти. Отец старался делать вид, что ничего страшного не происходит, но он уже знал, что она украла для себя какого-то смертного, и радуется тому, что его век так короток, и она может скрасить его грустную жизнь. Страсть владела душами, она правила мирами и порождала этот странный свет и тени.

– Я вернусь к мужу, ведь он бессмертен, а этот несчастный – совсем другое дело, – говорила она, когда сын с укором смотрел на нее

Этого не могли понять другие, и Люцифер не мог понять, но Эос не нуждалась в их понимании, она делала то, что ей хотелось.

Так Люцифер впервые узнал, что такое предательство, и мать родная своей легкомысленной беззаботностью пояснила ему, как это бывает.

Но это оказалось такой мелочью в сравнении с тем, что началось на земле потом, когда боги вылезли из утробы Кроноса и стали воевать с целым миром.

Впервые Люцифер пожалел о том, что он не стал вмешиваться, не тронул младенца Зевса, когда того прятали от прожорливого отца. Может быть, от него и стоило избавиться, но ведь они не остановились, они так или иначе расправились со всеми его братьями-титанами. Он едва отыскал Атланта, со своей сиятельной высоты он взирал на страшные муки Прометея, и даже заглянул в бездну, где томились те, кто не собирался так просто покоряться богам. Какой плачевной оказалась их участь. И после жуткого этого путешествия Люцифер понял, что никогда больше он не будет счастливым и беззаботным.

Так в душе светоносного бога появилась сначала печаль, а потом и ярость. Он видел, как носился по миру задорный Посейдон, то корабли топил, то ветры захватывал в свои объятия. Очень редко он видел вторжение в этот мир из своего подземного царства мрачного Аида. И уже готов был поддержать Деметру, после того, когда тот осмелился похитить Персефону, но его вмешательства не потребовалось, они как-то договорились, и все убедились в том, что она его любит и готова быть с этим чудовищем во тьме, а как же можно спасать ту, которая сама не желает спасаться. Вот этого Люцифер никак не мог понять, но он уже давно многого не понимал.

Последняя его надежда была связанна со смертным Одиссеем, которому немало сделать удалось, и даже Трою, из которой был последний возлюбленный его матушки разрушить. Люцифер считал, что он отомстил и за него. И боготворил царя царей Агамемнона. Но когда Одиссей стал бессмысленно скитаться по миру, а потом на острове волшебницы застрял, а второй был убит коварной женой своей понял Люцифер, что они слишком хрупкие создания, жизнь их -только миг, ни на кого из богов и смертных он надеяться никак не может. И тогда одиночество, дикое и страшное одиночество сковало его душу раз и навсегда

Глава 20 Светоносный в чужом мире

Все переменилось тем временем в мире и душе Лучезарного. Свет его был таким же ярким и таинственным, он еще дарил вдохновение поэтам и художникам, но не было в нем того тепла, которым он славился прежде, скорее холод и одиночество появились в душе Лучезарного бога.

Если тогда это кто-то и заметил, так это был повелитель муз Красавец Аполлон. Это он тогда вознесся на свой Олимп, и никто даже не догадывался, как мало этот юноша значил без Люцифера. Сам он о том знал, потому и всполошился. Ему не нравилась грустная музыка, печальные песни, которые стали распевать его творцы, прославлявшие одиночество, ведь это бросало тень и на него самого, и в новом свете показывало все его недостатки и просчеты.

Тогда, поздно вечером, когда разбежались все его музы, и обратил он взор с Олимпа к Люциферу. Но тон беседы не мог понравиться лучезарному Титану:

– Что там с тобой происходит, ты дурно на моих муз и их подопечных влияешь, мне не нравится все, что они в последнее время творят.

– А разве я что-то должен тебе, мы ни о чем не договаривались, – отрезал Люцифер. И столько презрения появилось во взоре его, что невольно смолк Феб. Он не ожидал ничего такого и близко.

Аполлон слишком поздно понял, что он не с Паном, который все вытерпит, разговаривает, а с богом света, но и остановиться в своей заносчивости он уже никак не мог.

– Ты создан был для того, чтобы мир освещать, и не стоит забываться, у каждого свои заботы тут.

– А ты создан был не для того, чтобы плодами чужих трудов пользоваться, тебе вообще никакого света не надо бы давать, – отрезал Люцифер.

Они, вероятно, наговорили бы друг другу немало гадостей, и неизвестно чем бы вообще все это закончилось, если бы Пан не встал между ними.

Смешно и грустно было видеть добродушное чудовище там, где Аполлон ссорился с самим Люцифером, и это после того, как они уже соревновались с безрассудным чудаком Паном, игра которого не шла ни в какое сравнение с его собственной. Но Пан потерял страх, а может, никогда не имел его, потому он и появился снова, снова рискуя собственной шкурой.

– Оставь его, – обратился Пан к Аполлону, зла на которого не держал никогда, – он и без того так много для нас делает, и мы должны быть ему благодарны.

И взглянув на бесстрашного Пана, он отошел в сторону, решив, что поддаст ему хорошенько, когда Люцифер исчезнет с его глаз, чтобы у того не нашлось бесплатных защитников вдруг. Но он сам знал, что пыл его ослаб, что остановил его Пан вовремя, и если благодарить он его не станет, то и ругать не за что.

Но все трое, в тот момент они еще не ведали, что после этого разговора изменилась расстановка сил. Все дальше уходил Люцифер от тех, кто считался носителями света – его порождением, и все ближе подходил он к тем, кто все время оставался во тьме, да и сам был не приятным созданием.

С грустью думал он о том, что красота, внешний блеск и даже таланты еще ничего не значат. Если холодна и пуста душа, если ты стремишься к вершинам Олимпа, забывая о каких-то более мелких, но не менее важных вещах, которые никак не были названы пока, но от этого они не перестали в мире существовать.

Люцифер в те дни понял, что ему не хочется сиять, вкладывая всю свою душу для того, чтобы такие, как Аполлон только отражали его свет и при этом надувались от собственной значимости.

В замешательстве был и Аполлон, когда он смог рассуждать здраво, то сразу же поспешил к Артемиде, и не сомневался в том, что она слышала обо всем, что происходило между Олимпом и небесами.

– Что это на тебя нашло, Братец, ты все еще не усвоил, что Титанов обижать не стоит, даже прикованного Прометея, не говоря уж о Люцифере, это он хранит свет, которым ты бессовестно пользуешься.

Аполлон ждал поддержки от сестры, а она набросилась на него с упреками, и тогда он брякнул первое, что пришло на ум.

– Это твой Пан меня так разозлил, что я уже не знал, на ком и зло срывать.

– Если бы Пана там не оказалось, ты бы вообще уже свет и покой потерял, скажи спасибо, что он там был и Люциферу, кстати понравился.

– Ему только этого не надо.

– И тут ты его с собой путаешь. Не надо ему этого, он тебя спасать бросился, хотя даже я его о том не просила, – подчеркнула она.– А тебе нужно быть осторожным с Люцифером, если произойдет еще одна стычка и он покинет нас, то от тебя почти ничего не останется.

Если бы у Аполлона была в руках молния, то он бы метнул ее в Артемиду, Пана и всех, кто был поблизости, хорошо, что руки его в тот момент пусты оказались.

И хотя Люцифера уже не было на небосклоне, но он все это видел и слышал. И почувствовал, что этот мир нравится ему все меньше. И какой уж тут свет, когда становится понятно, что чем меньше светишь, чем темнее будет, тем лучше и спокойнее для тебя самого.

Он хватался за последнюю соломинку, чтобы как-то изменить свое мрачное настроение, но плохо это у него получалось.

Глава 21 От света к тьме