В парне было нечто необъяснимое даже для него самого, чего нет в его любимце, красивом и благородном Добрыне, нет и в мужественном, очень сильном Илье. Насколько еще недавно он от них отставал, настолько в тот момент впереди оказался.
Но вовсе не собирался подавать вида бес, о том, что и ему все ведомо. Совсем об ином он заговорил с воином.
– Скажи-ка мне, разве не ты рвался из последних сил к князю и готов был все отдать за то, чтобы он оказался тут, рядом с тобой и был все время поблизости?
– Да, – согласился Алешка, – только мал и глуп я был в такие минуты.
– Ты на самом деле решил взлететь как можно выше и самого Владимира перепрыгнуть, – поинтересовался он, прикидывая, как в этом случае все для них обернуться может.
– А ты меня станешь убеждать в том, что это невозможно?
– Отчего же, всякие чудеса случаются, только вам обоим придется много всяких пакостей натворить для этого, а потом за все ответ держать. Тебе еще проще перехитрить себя самого будет, потому что ты хитрее и умнее его.
– Это что, изъян мой? – удивился юноша.
– Изъян не изъян, но ничего хорошего я в том не вижу, – серьезно говорил ему бес. И никогда не было еще, чтобы в подобных вещах он сильно ошибался. Следовало поверить ему и не противиться особенно.
Слова, пусть и обыденные, заставили задуматься воина о том, как много времени прошло. Но может и не время во всем виновато, а то, что он жил в полную силу и дышал полной грудью. И казалось ему, что и часы и годы пролетали стремительно.
Бес намекает на то, что мне много еще чего пережить придется, – рассуждал в тот момент богатырь, но его это не пугало, даже смертельная угроза не заставила бы его вернуться в далекий и спокойный Ростов, где ничего важного и значительного по его разумению совершаться не могло.
– Ему легко рассуждать и попрекать меня, – думал он, решив, что беса больше нет поблизости, и он не подслушивает его мысли. Но если бы не с князем, а с ним поменяться местами, вот это самый интересный ход был. И странным показалось бесу, что впервые за все время, какой-то наглец в человеческом обличии, пусть и владевшие волшебными предметами, замахнулся на бесовской мир. Словно у него на то и на самом деле было какое-то право неведомое никому до сих пор. И он, удаляясь, понял, на сколько он дерзок и не обуздан. Об этом не следовало забывать и в дальнейшем.
И хотя опасаться за собственное положение бес никак не мог, но впервые нашелся кто-то из смертных, кто удивил его, так, как даже бог Локи не удивлял, уж не говоря обо всех прочих созданиях.
– Какие странные и противные у него думки в голове теснятся, – спрашивал себя бес, – откуда бы это им взяться можно было. Надо остановить его, чтобы он перестал витать в облаках, и так дерзко относиться ко всему происходящему.
– Я объявлю ему войну, – думал тем временем богатырь, все дальше и дальше заходя в своих дерзостях, то ли о князе, то ли о бесе он думал. И наверняка бы затрепетал князь Владимир, если бы он умел подслушивать чужие мысли, только не до того было великому князю в те минуты. Ему нужно было разобраться с половцами, с какими-то еще соловьями – разбойниками, возомнившими себя такими же героями, как его Алешка, только при том уже реально ему угрожавшими. И Илья на последнем пиру вел себя так дерзко и нагло, что нельзя было выпускать его из поля зрения своего. Он уже распорядился приготовить для него ту самую темницу, в которой богатырь его воинственный и прежде не раз сиживал.
Бес же, в отличие от великого князя, из всего случившегося и пережитого только один вывод и сделал – не стоило особенно помогать Алешке, который никогда помощи не оценит, а в любой момент его врагом лютым сделается. Когда бед натворит, а их будет великое множество, пусть ни на кого, кроме себя родимого не сетует. Такие как он только сами себе бывают и врагами лютыми, и никто другой, только сам он себе главные пакости и устраивать станет.
И оставался в те минуты богатырь один на один сам с собой, и даже помыслить себе не мог, как вероломно, как нагло бес от него оступился.
ГЛАВА 2 МЕЛКИЕ ДЕЛА
Недолго раздумывая, князь Владимир в два счета расправился с Ильей. Это должно было не только наказать строптивца, возносившегося выше великого князя, но и послужить предупреждением для остальных – пусть не заносятся высоко, даже если нынче они и пользуются особенным положением, завтра все может перемениться до неузнаваемости.
Алешка в разгар княжеского гнева и подвернулся ему под руку. И он, внимательно вглядываясь во всех, решил, что по многим из них темница плачет, просто нельзя сразу от всех избавляться – это не разумно и очень опасно. Но при этом решил, что в случае опасности, опереться может только на него одного и только ему доверять. Он видел как яростно и живописно молчал Добрыня, еще одно слово и вспыхнет этот красавец, да так, что не потушить пожара. Он не был особенно дружен с Ильей, но было видно, насколько он ненавидит великого князя. Другие были насторожены, и никто своего притворного одобрения не высказывал. Они разучились даже льстить и угождать ему, а это никуда не годилось.
И только Алешка улыбался, словно ничего не происходило, и он рад был видеть всех собравшихся, особенно великого князя. Он наслаждался пищей, вел беседы, шутил даже, шутил довольно удачно, и так удивленно на всех смотрел, словно хотел спросить: « А что вас так возмущает, ведь ничего не случилось».
Князь, привыкший к любым пакостям, лгавший всем и везде, со стороны своих воинов и мысли не допускал о том, что и по отношению к нему кто-то так же скверно поступать может. Он считал это исключительно своим правом. Настроение Алешки он принял за чистую монету, и своими ласковыми речами решил сгладить недавнее недоверие и приблизить его к собственной персоне, хоть он и появился позднее многих, но ближе и роднее для него сделался.
Добрыня, видавший, как легко забыл князь обо всех заслугах Ильи, понимал, что с любым из них при удобном случае тот обойдется также точно. Настроение Алешкино для него было еще противнее княжеского произвола, и только выдержка не позволяла ему приблизиться к князю и потребовать от него освобождения богатыря. И к Алешке приближаться он не стал бы ни за что. Он терпеть не мог хитрецов и проходимцев, каким и считал нового воина в те минуты. С первой встречи не понравился ему этот ростовский парнишка без роду и племени, особенно шустрый и беспринципный. Не нравился, и ничего с собой не мог поделать Добрыня. Не нравился ему долгое время и этот богатырь из Мурома, силы которого явно превосходили разум. Но когда до него стали доходить упорные слухи о том, что он сын убитого князя, только тогда изменил немного свое отношение Добрыня. Слухов о благородном Алешкином происхождении не бывало никогда, потому он и оставался выскочкой, который пытался казаться не тем, кем он был на самом деле.
«Холоп к холопу тянется, – с презрением подумал он, глядя на то, как склонился почтительно Алешка перед князем своим, как кивал в ответ на какие-то слова его.
От воина не ускользнуло презрение на лице Добрыни, но он постарался не заострять на этом свое внимание.
Князь заметил насколько больше, чем остальные, внимания Алешка обращал на Перуна. Очень часто он около кумира в раздумье останавливался.. Но кто в молодости не грешил этим, не верил, что княжий бог совершит чудо для него лично. Потом вера эта становилась значительно слабее.
Главное, чтобы в нужный момент он отошел от него, как отошел князь. И это относится не только к богами, но и к женщинам, и к друзьям. И многих жертв в свое время потребует князь.
Но он знал, что проверить это можно будет только на деле, а пока не стоило и загадывать о том, как это может быть.
№№№№№№
Хотел того или нет Алешка, но он заставил князя обратиться к почти покинутому богу. И принес Владимир жертвы кумиру, правда, на этот раз это были только животные, но лиха беда начало. О человеческих жертвах тогда уже забыли и не потому, что великий князь миролюбивее стал, он старался не вступать в противоречие ни с богом, который казался ему слишком далеким, ни с людьми, бывшими от многих его поступков не в восторге.
Он упрекал бога за то, что тот не укрепил его веру, когда она пошатнулась. И чувствовал он, что так и останется между небом и землей до самой смерти и не сможет оказаться на одном каком-то берегу.
– Но Алешка искреннее верит в тебя, – обратился князь к Перуну, – и я должен подождать немного, может все не так скверно окажется.
Он знал, что пока нет никакого другого бога, с этим нельзя им прощаться. И надеяться на чудо еще какое-то время можно было.
Такое может случиться, но не нынче, пока надо было подумать хорошенько о том, кем и как можно было его заменить.
И вдруг увидел князь, как свергают и тащат к Днепру кумир Перуна – это видение таким странным и таким ясным было в те минуты, что он и сам такому удивился. Но это видение придало ему силы и подчеркнуло его значимость. И показался он себе самому значительнее и мужественнее, и это было единственной его радостью в последнее время.
И понимал князь, что ему нужно как-то обелить, осветить его темное происхождение, для этого ему было мало даже той власти, которую он уже получил, и того, что он в Киеве, а не просто в уделе утвердился раз и навсегда. Предки не желали признавать его. Он был уверен в том, что не добьется от них никакой помощи и поддержки. Никто не оправдает братоубийцу и клятвопреступника. Но потому никто не станет роптать, если он уберет своей властью старых богов, если не из душ их, то с площади пред княжеским дворцом.
Ему твердила матушка, что предки вместе с богами, помогают живым, но если он изгонит их из этого мира, они не станут мешать.
№№№№№№
Как бы долго и яростно не думал он, все казалось настоящим кошмаром. И он долго не мог приступиться к плану, о котором давно задумывался. Но капля точит камень, а мысль рано или поздно воплощается. Очень медленно шел к своей цели князь. Но в те минуты он был к ней особенно близок. Все было решено, завершиться должно было одним прыжком.
Часто, оставшись один, он призывал тень княгини Ольги, ему хотелось узнать, как она там была встречена, что ей было сказано. Но и она не отвечала на его призывы. И если иные тени тревожили его, издевались над ним, то она отвечала глухим молчанием, бросая его на произвол судьбы.
И еще несколько раз он останавливался перед истуканом, приглядывался и прислушивался:
– Кто сказал, что я не прав, – почти кричала душа его.
Каменное изваяние таило молчаливую усмешку. Загадки его разгадать князь был не в силах.
– С новым богом я буду еще сильнее, – уверял себя князь. Он не стал думать о том, что и новый бог не был с ним особенно разговорчив. Но он должен еще доказать свою веру и свою преданность ему – это самое главное.
ГЛАВА 3 БЕЗ ИЛЬИ
Пока князь решался на самый тяжелый, отвратительный шаг, уверяя себя в том, что это и будет его главным подвигом, Алешка и остальные воины жили своей обычной жизнью, почти не заметив того, что Илья бесследно исчез, и князь не волнуется об его исчезновении.
Когда такое случилось в первый раз, они были взволнованны и потрясены, а теперь почти привыкли к происходящему. Одни говорили, что он отправился в поход и задержался там, другие еще какие-то сказки рассказывали, но, сколько не лги себе, рано или поздно придется посмотреть правде в глаза. Тогда и станет так погано, так скверно на душе, но время упущено и делать больше нечего.
Первым пустоту ощутил Алешка. Он вдруг понял, как важен был Илья для них для всех и стал сокрушаться о том, что больше нигде его не находил. Он метался, искал все время спокойного и могущественного богатыря. Весь мир казался пустым и бесцветным с той минуты.
И другим не хватало старого доброго воина. Все стало казаться зыбким и обманчивым, больше не было уверенности в несокрушимости этого мира. Алешка первым стал размышлять о том, что можно сделать для того, чтобы освободить Илью из застенков, в которых он оказался из-за правдивости и несгибаемости своей. И он все больше уверялся в том, что завершиться пленение должно чудесным образом под его руководством. Уж очень ему хотелось, чтобы богатырь понял, наконец, что не так он плох, что на него тоже можно положиться в трудную минуту.
Одновременно стал думать Алешка и о собственном взлете. После поединка с Тугариноми как-то все стихло для него и успокоилось. Отсутствие Ильи подтолкнуло его и к таким действиям. Он вовсе не собирался занимать его места – мест всем хватит, но и плестись в конце он не собирался. И еще в одном он не сомневался – действовать ему помогут женщины. Они всегда были благосклонны, и сделать могли даже больше, чем обещали.