– Так то оно так, но он никак не оставляет нас в покое. Мы никак не можем успокоиться. И князь ждал подвоха, постоянно, еще больше, чем верующий о нем думал, и не то, чтобы боялся, он ничего на свете не боялся, он ничего в мире не боялся, но оглядывался постоянно, – задумчиво рассуждал бес. Кажется, я понимала его, а может, только догадывалась о том, что, скорее всего он, говорит правду. Хотя вполне возможно, что он просто издевается, и запутать меня хотел. Не потому ли сейчас так насмешливо и злорадно взирает из-за угла своего.
– Князь слишком любил воевать, со всеми без исключения, начал говорить он, и я настраиваюсь на эту волну.
– Он был наказанием для матери своей, но и Владимир стал сущим наказанием для него, – вдруг догадываюсь я, удивляясь тому, как неумолимо, невероятно все повторяется. Как взаимосвязано одно с другим.
И снова тризна, как когда-то, когда мы с ним впервые встретились. И Ольга была молодой и яркой. Только это не языческая тризна, а христианская панихида. Действо новое и оно кажется чудным для них. Какой невероятный путь проделала княгиня Ольга. Бес спокоен и неутомим. А мне нет, и не может быть покоя, хотя и не ясно почему. Я понимаю., как неуютно, пусто и уныло должно быть Святославу на этих похоронах. Какими чужими и далекими они должны казаться ему, и все-таки он не осмелился нарушить волю матери, и распорядился похоронить ее по христианскому обычаю, хотя это доставляет ему почти физическое мучение.
Но ничего, завтра все изменится, он просто уйдет от новой веры, неистребимой в их душах. Она медленно, словно паутина, охватывает их тела. Но сам он никогда не будет причастен к этому и останется до конца со старыми богами. Она одолеет язычество только после его ухода, но не в его бытность. Благими намерениями он стелет себе дорогу в ад, смешно, больно и грустно все происходящее там.
Говорят, что Боги жестоко мстят. Уж, не из той ли самой чаши пил он и просил понести ее мимо – не вышло.
А память возвращает нас к самому началу его пути. В те дали. К тем необъятным просторам. И князь – воин в белых одеждах, во всей красе своей в полный рост встает перед нами, улыбается загадочно и молчит. Его трудно представить улыбающимся. – Суровый, наверное, так прозвали его недаром. И я пытаю беса, почему он не показывал ему духов своих. Отчего этот князь – язычник оказался оторван и от земных, и от водных и от домашних духов, они никакой роли почти в жизни его не играли.
– Я показывал их только тем, кто сам на них посмотреть хотел, – упрямо говорит он, а Святослав только на свой меч наделся и считал их пустой забавой, вот и пусть обходится, как знает, – он скорчил при этом обиженную мину.
Каждый мир существует таким, каким мы его хотим видеть. Если Олег верил в то, что подводное царство существует, и был с ним душой связан, то для него так это и было на самом деле, а если Святослав не обращал на это никакого внимания, то для него ничего этого и не было никогда, – пожал плечами бес.
Да и у нас нынче мир такой, каким мы его себе представляем.
– Но ты был жесток по отношению к нему, – не удержавшись, упрекнула я его, зачем ты заставил его заглянуть во Владимировы времена?
Он должен был все это увидеть и понять. Любой рано или поздно столкнется с делом своих рук.
Так мы и отправились в Святославовы времена на первую христианскую панихиду княгини Ольги.
ДО КНЯЗЯ. СОН О РЮРИКЕ И СКАЗ ОБ ОЛЕГЕ
СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ
В тумане веков проступают прекрасные лица,
И древние саги становятся ближе в тот миг,
Дружина в походе, но князь Гостомысл неистов,
Он думает снова о людях и землях своих.
Он видел во сне, как сыны его гибли внезапно,
И юные внуки остались в тумане снегов.
Несется дружина по полю с отвагой, с азартом,
И снова разят его воины грозных врагов.
Что будет потом, нет, не хочется думать об этом,
Земля завоевана, кто же ее сохранит.
И викинги снова подходят к границам, и с ветром
Их грозная песня над миром славянским летит.
2.
Рассвет, и в тумане мелькают знакомые лица.
И древнего города вижу опять я холмы.
– Что нынче случилось? —Сражение, воинам биться
Придется с врагами, и пали в той схватке сыны.
А дочь пленена, и ее увозили куда-то,
Остался один, и молчит среди этих холмов,
На тризне печальной давно посчитали утраты,
Князь стар и устал, он не в меру сегодня суров.
– Идите туда, посмотрите, родится там Рюрик,
Скажите ему, что я буду лишь воину рад.
И воины снова в просторы снегов заглянули,
Ушли к королю, и никто не вернулся назад.
3.
Он рос и мужал среди этих снегов и дружины,
И был он чужим, как не чувствовать это опять.
И лишь королева смотрела печально на сына,
И страшную тайну хранила, ей слез не унять.
– О чем ты, зачем ты мальца этой сказкой тревожишь? —
Суровый король все прощал ей, а тут не сумел.
И где-то в снегах, узнавал он пока осторожно
О дальней земле, ею дед его грозный владел.
– Я жду тебя Рюрик, – над миром суровым несется, —
Вернись, чтобы княжить, пусть в Ирии наши сыны,
Но мир сохранен, ты надежда и яркое солнце,
И тихо склонился Орел седовласый над ним.
4.
Тогда и проснулся средь ночи кромешной орленок,
Сорвался он с места, и бросился в небо опять.
– О, что с тобой Рюрик? – спросила она удивленно.
И гордая Гида умела с ним рядом летать.
– Мы скоро отправимся в мир, где царили славяне,
Зовет меня дед, я останусь там князем навек.
И гордая птица кружила в тиши над полями,
Пока от бессилья не падала комом на снег.