Долговязая тень Гумилева,
Говорил он кому-то:– До завтра.
Да ему пережить на неделю,
А потом расстреляют матросы,
Только черные птицы летели,
Как убитые им альбатросы.
И метались в каких-то проулках,
И печали не будет исхода,
А шаги за спиною так гулко,
Это время куда-то уходит.
Май и август, пожара стихия,
И на Невском столкнулись Поэты.
И еще им приснится Россия,
И соната в контексте сонета.
И поэмы оборванной снова
Слышу строчки откуда-то с неба,
И последнюю песнь Гумилева,
Эта маска – белее он снега.
Только буря внезапно стихает,
И мираж корабля над Невою.
Это бездна их всех увлекает,
В неизвестность ведет за собою.
Осень Бродского
И в мире Бродского осенняя прохлада,
Там тишина срывается на плач,
И листопад в глуши немного сада,
Какой-то задник, непонятный план,
Где женщина с зелеными глазами,
Босая, над безбрежностью парит,
Седая осень в странной этой драме,
О чем-то непонятном говорит.
Кто слышит их, и кто ему внимает,
В печали, забытьи, за час до сна,
И сон во сне он снова воплощает
В безбрежности судьбы и полотна.
Идет по листьям, и спешит на встречу,
И видит ли всю негу и печаль,
Стихов не слышно, их уносит ветер,
И в старом парке им не повстречаться,
Она не Маргарита, боже, правый,
Там есть художник и к нему спешит.
И только непонятный и лукавый,
Поэт проходит мимо и молчит.
Что это было? Темные аллеи,
И страсть ее к художнику, вдали,
Там листья отлетевшие алели,
Они расстались – пленники любви.
С художником ей проще в миг заката,
Поэт к своей Венеции спешит,
И все твердит: – Она не виновата,