Необычайные приключения в Нижних Пряничках

Выглядело отвратительно. Пахло так же.

– Григорий, что это? – грозно спросила она, потыкав вилкой в буровато-зелёное месиво.

Звёздный час повара настал. Он приосанился и вдохновенно начал вещать:

– Это, моя дорогая Катюша, самый вкусный салат в твоей жизни! Я своими руками собирал хрустящие молодые огурчики, щавель рвал, и…

Бамс!

Тарелка с грохотом упала в мусорный бак.

«Салат» для Катеньки был словом, которое нельзя произносить. Она ненавидела всё, связанное с овощами, рыбой на пару и отварной куриной грудкой. И не понимала, почему не существует, например, шашлычной или пирожковой диеты.

– Ты что… Ты что сделала?! – возопил повар, до крайности возмущённый таким обращением с его творением.

Катенька меланхолично пожала плечами:

– Выбросила ту дрянь, который ты пытался меня накормить.

– Дрянь?! – в его голосе мелькнули истеричные нотки. – Я, может, несколько дней потратил, чтобы сделать всё идеально, а ты назвала это дрянью?!

Бамс!

Савка не переносил истерик ни в каком виде, поэтому пнул ногой барную стойку. Бокалы на ней зазвенели, разнося по залу ресторации жалобный перезвон.

– Друзья мои, – он поднялся с пола и обвёл глазами присутствующих. – У нас есть более насущная проблема, чем выброшенный салат. Кажется, наши с вами друзья начали эволюционировать.

– Не отставайте, дяденька. Осталось совсем чуть-чуть, – мальчик шёл немного впереди, насвистывая весёлую песенку себе под нос.

Афоня не разделял его веселья.

Ночные Нижние Прянички оказались ещё страшнее, чем вечерние Нижние Прянички. То и дело он чувствовал на себе чьи-то взгляды. Видел жёлтые ленты на окнах и слышал шепотки, похожие на шипение.

На дороге валялись разбросанные мусорные баки и ворох истерзанных бумаг, словно кто-то очень хотел их съесть, но удалось только разорвать. На некоторых листочках виднелись следы от дырокола. Или, может, зубов?

Трава за баками была примята и в некоторых местах вспахана. Афоня решил, что здесь происходила нешуточная драка, с участием кого-то очень большого и очень когтистого.

– А в ваших Пряничках жителей много? – наконец решился спросить он.

– Не знаю, – ответил мальчик. – Сотен семь-восемь.

«Восемьсот человек это достаточно много, – подумал Афоня. – Не может быть, чтобы все эти люди по ночам сидели дома. Даже в Козловке, где живет всего шестьсот человек, в некоторых местах ночью было не протолкнуться, не говоря уже о том, что она хотя бы была на карте».

Они подходили всё ближе к небоскрёбу.

Афоня уже мог разглядеть вывеску ресторана и подумал, что хозяин наверняка очень оригинальный человек, раз решил не исправлять отсутствующие точки над е.

В красноватом свете фигура мальчика выглядела немного странной. Словно он плохо управлялся со своими конечностями и они то и дело норовили от него сбежать.

– Кстати, откуда вы приехали?

– Из Пензы.

– А там есть парк аттракционов? Моя мама говорит, что когда я вырасту, она отвезёт меня в парк аттракционов. И мы будем там кататься и есть люденцы.

– Леденцы? – переспросил Афоня.

– Да-да, – мальчик на мгновение обернулся и Афоне показалось, что в его глазах сверкнули огоньки. – Леденцы.

Мысль въедливо кружила на задворках сознания, напоминая о чём-то очень важном. Афоня, засмотревшись на огни небоскрёба, споткнулся о бордюр и вдруг его как громом поразило:

– Мальчик, а как тебя зовут?

– А ещё мама говорит, что я смогу съесть много мороженого. У нас продаётся только на палочке, но я знаю, что есть в вафельном стаканчике.

– Мальчик? – Афоня остановился, твёрдо решив, что никуда не пойдёт, пока этот ребёнок не скажет ему своё имя.

Тот прошёл ещё несколько шагов и повернулся.

– Дяденька, меня мама отругает, как вы не понимаете? – он топнул ногой. – Я должен успеть к ужину! Она будет кричать! Что вы стоите?

– Скажи, как тебя зовут и я отведу тебя домой, – настаивал Афоня.

– Дяденька, ну вот представьте. Вы маленький мальчик, просите взрослого дядьку помочь добраться до дома. И вместо того, чтобы просто выполнить свою функцию взрослого, он начинает задавать идиотские вопросы, – малец оперся на сиденье велосипеда и начал слегка покачиваться. – А вы домой хотите. Вам страшно. Поверьте, дяденька, вам не нужно знать моё имя, вам нужно просто отвести меня к маме. Она поможет вам позвонить и, может быть, напоит вас чаем.

Афоня опешил от такой тирады.

Он, конечно, знал, что дети порой выдают те ещё фразочки, но он никак не ожидал услышать от типичного дворового пацана столь объёмную речь.

Но, он так и не сказал самого главного.

– Ребят, там Фимка-велосипед с каким-то мужиком.

Катенька, взобравшись на табурет, разглядывала в маленькое окошко окрестности. Табурет не слишком был рад такой ноше и жалобно поскрипывал в такт движениям девушки.

– Кажется, он не из наших, – продолжала она.

В темноте было сложно рассмотреть мужчину, но ей уже нравился его клетчатый пиджак. Она вообще питала слабость к клетчатым вещам и считала, что носящий их человек априори не может быть плохим.

– Может, стоит сходить посмотреть?

Катенька обернулась на Савку с Гришей и обнаружила, что они её даже не слушают, увлечённо рисуя что-то на салфетках.

– Григорий! – рявкнула Катенька и с удовольствием пронаблюдала, как подпрыгнул повар, вытягиваясь по струнке. – Там человеку помощь нужна.

– Катюш, ну что мы можем сделать? – лениво отозвался Савка, рисуя кривой круг. – Мы же не виноваты, что он выперся на улицу ночью.

Катенька не хотела признавать его правоту, но спорить не стала, снова отвернувшись к окну. Она ценила эти нечастые минуты, проведенные наедине с Савкой. И Гришей, но он не считается.