Личное счастье

– Никаких дел у тебя нет! – резко возразила Тамара. – Как не стыдно!

– Пошли, ребята, на волейбольную площадку! – объявил Гришка Брянцев. – Чего тут сидеть! Зря только галстук надевал!

Сима с готовностью встала.

Зина и Фатьма поднялись вслед за ней. Если Сима уходит, то…

У Тамары гневно загорелись глаза, щеки побледнели.

«Ну и уходите, – хотелось ей крикнуть, – вылетайте! Пожалуйста!»

Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сдержаться и не крикнуть этого. Она только сверкала почерневшими глазами, не зная, что сделать…

В это время прозвучал звонок. И в комнату вошел новый гость.

– Ян! – Тамара почти побежала ему навстречу. – Наконец-то!.. Знакомься, мои товарищи по школе. И подруги.

В этом слове «подруги» невольно прозвучала ироническая нотка, и девочки, почувствовав ее, переглянулись.

Но что такое вошло в комнату вместе с Яном Рогозиным? То ли его простодушная белозубая улыбка, то ли добрые и какие-то радостные глаза, то ли веселый голос его, а вернее, все это вместе сразу рассеяло нервную атмосферу. Высокий, стройный, с густыми блестящими волосами, зачесанными назад, он был весь какой-то подтянутый, щеголеватый. Чувствовалось, что его радует собственная внешность, радует то, что красив, что хорошо одет. Но эта его радость никого не обижала и не задевала; наоборот, всем глядевшим на него тоже хотелось радоваться вместе с ним и его красоте, и его щеголеватости, и его присутствию. И даже цветок в петлице никого не смешил.

В первую минуту мальчики настороженно подобрались, а девочки застеснялись. Только Олечка не изменила раз заданного выражения лица, она слегка кивнула Яну своей растрепкой-прической и чуть-чуть покривила губы, изображая улыбку. Но стоило Яну заговорить, как все почувствовали себя свободно, всем стало просто, весело, готовая вспыхнуть ссора погасла.

– Да тут дивная компания! – радостно, словно он никогда в жизни не надеялся очутиться в такой очаровательной компании, воскликнул Ян, пожимая руки ребятам. – Как я рад, ребята, честное слово!

С девочками он был почтителен. Зеленоватые красивые глаза его ласково светились из-под длинных ресниц. Зина оробела, когда он подошел к ней, вскочила, как маленькая девочка-второклашка вскакивает перед учителем. Смуглая Фатьма опустила глаза и вдруг залилась густым румянцем: ей показалось, что этот красивый восемнадцатилетний юноша как-то по-особенному поглядел на нее и пожал ей руку. Только одна Сима встретила его ироническим взглядом. Она быстро справилась с первым смущением и совсем холодными глазами за несколько минут успела разглядеть Яна. И как странно – она увидела его совсем другим, чем остальные ребята. Ее смешили маленькие, чуть заметные бакенбарды, которые тянулись у него от виска до половины уха. Она еле удержалась, чтобы не фыркнуть при виде цветка в петлице его голубого пиджака. Сима сдержалась, но насмешка светилась в ее глазах, Сима не сумела, а может, и не захотела ее скрыть.

Ян тотчас почувствовал это.

– Не приемлете? – негромко, с усмешкой спросил он.

– Посмотрим! – в тон ему ответила Сима.

У Яна пропала улыбка, брови приподнялись и горестно изогнулись. Мгновенный облик задумавшегося над жизнью, чем-то разочарованного и тоскующего человека мелькнул перед ней и тут же исчез. Ян уже улыбался:

– Товарищи, а я притащил торт! – объявил он. – Может, сейчас прямо и съедим, а?

– Давайте! – Фатьма подпрыгнула на стуле и хлопнула в ладоши.

– Давайте! Ура! – тотчас подхватил Гришка Брянцев. – Это нам в полдела!

Но Тамара остановила их:

– Ничего подобного! Торт к чаю. А пока давайте играть.

– В шарады, – сказал Андрей, – я уже придумал.

– Отлично! Отлично! – радостно поддержал Ян. – Мы с Андреем начинаем. Кто с нами? Фатьма, хотите?

Фатьма вспыхнула и вскочила:

– Да!

– Я тоже! – немедленно заявила Тамара. – Начинаем!

Ян подошел к Олечке:

– А вы?

– О, нет…

Тамара ревнивыми глазами следила за ними. Да, конечно, он глядит на нее! Вон как заломились у него брови, каким долгим, тоскующим взглядом смотрит он на Олечку, взглядом Гамлета, принца Датского… Ну конечно, Олечка нежная, воздушная, держится как принцесса какая. Конечно, Олечка ему нравится. А разве может ему нравиться она, Тамара, крепкая, грубая, как молодая лошадка, она даже топает, когда ходит!

Но Ян отошел, а Олечка осталась на месте. Нет, Тамаре показалось. Он такой же веселый, как и был. Только вот что это он все глядит на Фатьму? Сколько уже раз она из его уст слышит сегодня это имя – Фатьма, Фатьма, Фатьма!

И Тамара в глубине своей ревнивой души уже почти жалела, что дала угаснуть ссоре, что не выгнала вон всех этих девчонок, всех своих «дорогих» подруг.

Шарады, шарады! Живо была устроена сцена – отодвинули стол и стулья. Из шкафа полетели всякие шарфы, кофты, простыни… Из отцова кабинета явился старый портфель.

Ян был талантлив. Он играл, он дирижировал, он тут же, по ходу действия, сочинял песенки. Публика хохотала, и сами актеры хохотали, убегая за кулисы. И даже Сима, правда то и дело цапаясь с Яном, увлеклась игрой. Зина не участвовала в шарадах. Она была бессменной публикой. Она стеснялась играть, а кроме того, что-то неясное тревожило ее. Она отгоняла эту тревогу, не хотела задумываться и доискиваться причины такого неподходящего настроения. Вытирая слезы, выступившие от смеха, Зина смотрела на Фатьму и, удивляясь, не узнавала ее. Как смела была сегодня Фатьма, как живо и находчиво отвечала она на реплики Яна! Она танцевала, изображала то разбойницу, то няню, то доктора с трубкой. Фатьму словно зажгли изнутри, она так и сияла, так и светилась вся счастьем и радостью.

Казалось, что все накрепко подружились. Всем было просто и весело. И даже Вася забыл, что у башмаков разбитые носы, что брюки у него не отглажены, а на голове торчит вихор.

В столовую все пришли смеющиеся, разгоряченные, со следами грима на раскрасневшихся лицах. И здесь, за чаем и тортом, неизвестно как, снова возникла и разгорелась ссора. Она возникла незаметно, постепенно, словно огонь пробилась из-под остывшего было пепла.

Ян принялся рассказывать анекдоты. Иногда получалось очень смешно, так смешно, что гости чуть не падали со стульев от смеха. Но иногда в этих анекдотах проскальзывало что-то такое, что немножко коробило, и смех становился нарочитым, смеялись, потому что полагается смеяться, если рассказывают анекдот.

А у Зины веселье неудержимо пропадало. Смеялась она ради приличия, даже не вслушиваясь в разговор. Все смеются – значит, надо засмеяться и ей. Но что же случилось, почему так все померкло кругом, стало таким будничным и неинтересным?

Да, конечно, это так: не пришел Артемий. А ведь его-то она и ждала все это время. Артемий не носил таких красивых голубых костюмов и цветов в петлице, он не умел играть в шарады, сочинять песенок и рассказывать анекдотов… И рук девочкам он никогда не пожимает, куда там! Смотрит так сурово всегда, что и не подступишься, а спорщик – лучше не связываться. И все-таки с ним всегда так хорошо, так интересно! Его присутствие – как свежий ветер, как распускающаяся листва… Ну, в общем, Зина не знала, с чем сравнить то светлое, чистое настроение, которое наполняло ее в присутствии Артемия.

Под шум голосов и всплески смеха Зина вспомнила, как они с Симой и с Фатьмой пришли навестить больную учительницу, свою дорогую Елену Петровну. И Андрюшка с Васей пришли. Сидят в ее желтой комнатке на коричневом диване. И Артемий, брат Елены Петровны, здесь же. И, конечно, спор.

«Туманность Андромеды»? Да, тем, кто любит лущить семечки всякой бездарной уголовщины, кто не интересуется будущим науки, у кого спит фантазия, да, тем эту книгу читать не стоит!»

Общий смех, взлетевший над столом, вернул Зину к действительности. Она удивленно оглянулась, оказывается, смеялись над ней.

– Ты заснула? – кричал ей Гришка Брянцев. – Побаюкать тебя?

– Она замечталась, эта Белоснежка с черными ресничками, – сказал Ян с улыбкой, – о чем?

Зина покраснела:

– Да нет, я так. Ни о чем!

– Смотрите на нее – как алый цветок! – продолжал Ян.

Но Тамара тотчас прервала его: