Беспризорные. Бродячее детство в Советской России (1917–1935)

– Как это он вас не ударил? – удивляются отнимающие у озверевшего глухонемого нож. – Они это разом…

– Не знаю, – сконфуженно говорит девушка комсомолка. – Я дорогой спокойно с ним говорила, – понял видно…

Вводят веселого, жизнерадостного мальчугана, с розовощеким, хоть и грязноватым лицом. Заячья шапка придает ему особо мягкий, пушистый вид.

– Пустите, – улыбаясь говорит он, – я сейчас вернусь сам. Вот только шамовку отнесу, что послали меня купить.

В руках у него кусок ситного и колбаса.

– Вот ей-богу вернусь. Ну что я – не понимаю, что в приемнике лучше, чем здесь валяться? А если не отнесу вот это, что купил, – вором меня будут в «шпане» считать. Пустите.

– Где ты его взяла? – спрашивает Калинина девушку.

Та, распахнув от волнения пальто, сообщает о только что выдержанной схватке.

– С женщиной он был, корзину какую-то нес… Я его спрашиваю: «Это кто тебе будет, мать?» Он спутался… Она сперва говорит: «Тетка», а потом: «Вещи он нанялся мне отнести». Ну, вижу, что врет, я его и прихватила, а она скрылась.

– «Разыгрывала» она, – весело улыбаясь, признается этот беспризорник, чистенько и аккуратнее других одетый. – Никакая она мне не тетка.

На расспросы, что за вещи нес, отшучивается, артистически строя невиннейшее личико, и занимает разговор.

– Куда меня хотите послать? В ночлежку не пойду – там шпана дерется. В приемник – пойду.

– А ты был у нас в приемнике? – спрашивает Калинина.

– Ни разу, – не сморгнув, с невинным лицом отвечает беспризорник. – А что там, хорошо?

– Лучше, чем здесь-то.

– Работать буду?

– Да, научат работать.

– И учиться буду?!

– Да, там и школа для тебя будет.

– Вот хорошо-то! – восторженно восклицает беспризорник. – И работать, и учиться! Ведите в приемник!

– А ты никогда так и не был в приемнике? – внимательно вглядывается в него Калинина.

– А где он? На какой улице? – парирует мальчуган.

– Ну, «клеишь» [врешь], – кончает игру в прятки Калинина, снимая с него шапку.

– И шапка из приемника, и стрижка вот наша.

Невинная розовая мордашка становится сразу хитро-лукавой. Чтобы скрыть некоторое смущение, он запускает зубы в хлеб, погружая лицо в мякиш.

– Это – самый тяжелый вид беспризорника, – объясняет Калинина столпившимся вокруг нее удивленным работницам и комсомолкам. – Его чистый, аккуратный вид – результат его власти над целой группой беспрекословно преданных ему беспризорников, которых он жестоко эксплуатирует. Сам – не ворует: ему приносят украденное. Сам – не просит: ему дают долю из собранного. Где бы он ни был: в приемнике, в труддоме, в тюрьме – ему всегда готов его паек.

– Ну-с, – треплет его по щеке Калинина, – опять снова к нам? Как зовут тебя?

– Иван, а может Алексей.

– А фамилия?

– Да у меня… сорок фамилий. Хочешь все назову, – выбирай.

– Сколько ж тебе лет?

– Тышу! И с хвостиком.

– Где родился?

– В Питере. В Зимнем дворце.

– Родители кто?

– Николай Романов был. А может, кто-нибудь ему помогал, – не помню хорошо[64 - В ироничном ответе беспризорного намек на царя Николая II.].

– Много с таким работы будет, – подавляя вздох, говорит девушка, глядящая на виртуоза широко открытым жадным взором жалости и сострадания.

В приемнике, куда их вводят группами, все мобилизовано, приготовлено, и служащие, точно на часах, стоят около своих дверей. Вот стук, и в распахнутые двери вваливается целая группа беспризорников, приведенная двумя девушками.

– Ну и беда с ними! – падает на стул одна из работниц. – Не идут, разбегаются. Шесть человек так и убегло…

И, приложив руки к пылающим щекам, девушка, точно теряя силы, говорит:

– А как оскорбляли… Какие ужасные вещи они говорили всю дорогу! Какие гадости они знают!..[65 - Сергеев А. Облава // Правда. 25 марта 1926. № 68. С. 1.]

Ночное патрулирование было успешным, если оно ограничивалось районами – например, вокзалами, – где находили ночлег в основном новички. Но более опытные беспризорники знали укромные места. Они прятались под землей, в канализационных тоннелях, и жили там как в катакомбах. Алексей Кожевников в рассказе «У тепла» описал излюбленные укрытия московских беспризорников – вокзальные подземелья.

У вокзала, как и у корабля, есть свой трюм – подпольный этаж. Он весь в земле, глубиной сажени в две и больше. У него ни окон, ни электричества, в нем полная, поистине кромешная тьма. Вокзальный трюм пуст, посредине его идет широкий коридор, направо и налево от него камеры. В этих камерах поставлены батареи парового отопления.

Люди редко спускаются в вокзальный трюм. Иногда лишь пройдет механик проверить трубы, и быть бы трюму пустым, глухим, темным, как могильный склеп, но забота о тепле сгоняет сюда беспризорников, и здесь, в земле, под тяжестью вокзальных громад, у батарей парового отопления бурлит жизнь, идет борьба за тепло этих батарей.

В каждой камере ночует определенная группа друзей и товарищей; они все вместе и ведут борьбу за нее. Случается, другая группа спустится в трюм раньше и займет чужую камеру. Приходят хозяева, и начинается свалка… Борьба идет в полной темноте у горячих, обжигающих труб… Гудит тогда, ухает вокзальный трюм своими большими пустотами, глотками каменных коридоров. Камеру занимают победители, побежденные идут в более холодную или тесную, часто ночуют на улице, в вокзальных уборных.

Новичку извне нелегко добиться теплого места: один он не победит целой шайки, и только с согласия ее он может рассчитывать на кусочек горячей трубы.

Кроме борьбы между собой, беспризорники еще ведут постоянную борьбу за тепло с вокзальной администрацией. Раза три-четыре в неделю вокзал делает облавы на свой трюм.

К часу ночи наверху собирается группа, молодцов с десять. Солдаты проверяют затворы у винтовок, агенты приготовят револьверы, пожарник – большой пылающий факел, захватят с собой Мироныча, бывшего табельщика при постройке вокзала (он знает все пути в трюме, все ловушки), и начнут спускаться по узкой каменной лестнице вниз. Мироныч командует:

– Направо! Налево!..

[…] Открывают первую дверь, суют впереди себя факел и винтовочное дуло… Бояться, что будет нападение, но беспризорные не пытаются нападать, они слишком слабы против вооруженных людей. Они намерзлись за день и теперь спят в обнимку с трубами. По жарким телам расползлись вши и грызут. Ребята во сне скребут свою кожу ногтями.