Эстафета памяти

Первая встреча с фашизмом.

Рассказ Людмилы – дочери Антона Тимофеевича Бобрика

Начало войны я встретила в доме бабушки Меланьи Федоровны Мороз, в городе Пролетарск, Ворошиловградской (ныне Луганской) области, куда мы переехали накануне на постоянное место жительства. Дом был не большой, но добротный, сработанный собственными умелыми руками дедушки Ивана Саввича, кузнеца по профессии. К сожалению, дедушку я не застала в живых, так как он трагически погиб в 1934 году. На момент нашего приезда в доме вместе с бабушкой жили две младшие мамины сестры : тетя Дуся и тетя Вера. Кроме описанного дома у бабушки была довольно солидная усадьба с садом и огородом , а также времянкой, где молодые дедушка и бабушка начинали свою семейную жизнь в период строительства дома. Как у хороших хозяев, во дворе были сарайчики для свиней, для кур или как мы их называли поросятники и курятники. Вся усадьба была обнесена высоким, как мне тогда казалось, деревянным забором из штакетника. Папа, устроившись на работу в Площанскую МТС Ворошиловградской области, пропадал там целыми днями, я его очень редко видела.

Мой рассказ о доме был бы неполным, если бы я не рассказала о его некоторых достопримечательностях. Во-первых, дом, в отличие от большинства ближайших домов под соломенной крышей, был под красной черепицей, с высоким чердаком, где зимой и в любую дождливую погоду можно было сушить белье и где хранились продукты, которым не нашлось места в самом доме. Во-вторых, дом имел оригинальную планировку: при входе в дом вы попадали сразу на большую остекленную террасу по всей ширине дома. Пройдя по террасе влево, попадаешь в небольшие сени, из которых был вход в одну из жилых комнат, которая одновременно являлась и кухней. В ней была так называемая плита, обогревавшая сразу обе комнаты. Особый интерес представляла вторая комната, так называемая зала .Она была значительно больше по размеру с замечательным из красного дерева с резными узорами шифоньером, подаренным бабушке её отцом к свадьбе. Шифоньер этот примечателен тем, что его изготовил собственноручно отец бабушки, известный на всю округу столяр-краснодеревщик. В правом верхнем углу комнаты размещался религиозный уголок с образами и висела лампадка,

которую бабушка зажигала по праздникам и во время молитвы. Ниже лампадки была полочка , покрытая красивой кружевной салфеткой. На эту полочку можно было поставить свечи, освященные в церкви куличи и крашеные яйца. А теперь о самой главной примечательности этой залы – необычном, непривычном для тех времен, идеально ровном блестящем, несмываемом покрытии пола. Из рассказов бабушки я запомнила технологию изготовления этого необычного покрытия. Идеально обструганные доски плотно укладывались на строго выверенные лаги, затем доски хорошо пропитывались олифой, по олифе укладывали слой марли. На пропитанную и просушенную марлю укладывали слой ситцевой ткани, которую снова пропитывали олифой, а затем после просушки наносили слой масляной краски .Поверхность получалась ровной и гладкой. Последним этапом было неоднократное вскрытие лаком. Мыть такой пол было одно удовольствие.

Если у большинства домов старушки обычно сидели на глиняных завалинках, то за забором у дома бабушки стояли прочные с металлическим каркасом деревянные скамейки.

Я не случайно упомянула в начале рассказа о высоком, как мне тогда казалось, заборе. Играя с подружками во дворе бабушкиного дома, мы услышали, что какие-то немцы вошли уже на нашу улицу. Мы, естественно бросили свои игры и кинулись к забору. Ловко взобравшись на него, мы увидели следующую картину: несколько огромных трехколёсных мотоциклов с колясками и в каждом из них по три вооруженных немца в шлемах и касках, в огромных защитных очках мчались на большой скорости, как будто куда-то опаздывали. За ними ехали грузовики с открытым кузовом, в которых сидели вооруженные и в касках немцы. Грузовики начали останавливаться у некоторых домов, солдаты спрыгивали и по-хозяйски входили во дворы. На этом наши наблюдения закончились, так как вышедшая из дома бабушка скомандовала нам быстро спрятаться в доме. Едва мы успели забежать в дом, как услышали во дворе поросячий визг, кудахтанье кур и какие-то разговоры и возгласы на непонятном для нас языке. И только голос плачущей бабушки, и её возгласы: «Да что ж вы, ироды, всё забираете» заставили нас забыть о наших детских забавах и шалостях и понять, что произошло что-то страшное, непонятное.

А вскоре мы на себе почувствовали, что такое война, что такое оккупация. Это и была наша первая встреча с нашим злейшим врагом. Дальше было выдворение нас из дома, даже не во времянку, которую они тоже заняли, а в погреб.

Что такое погреб, не все, наверное, знают. Я хочу дать пояснение. Это глубокая яма, вырытая во дворе усадьбы, приблизительно 2 на 2 метра, глубиной где-то 4-5 метров. Вход туда был прямо со двора по деревянной лестнице, которая устанавливалась после открытия крышки (ляда). В погребе хранились в основном зимние запасы картошки, свёклы, моркови, а также соленья в бочках – огурцы, помидоры и квашеная капуста. Как видите, места там было очень мало. А нам надо было разместиться там вшестером. Вентиляции никакой не было. Крышка была очень толстая и покрытая слоем земли, на которой росла трава, так что во дворе, покрытом буйными зарослями, погреб был совершенно не заметен.

В погребе мы тщательно прятали от жадных фашистских глаз мою шестнадцатилетнюю тетю Веру. Хотя зарегистрировать её пришлось, ибо за сокрытие от регистрации могли бы и расстрелять, причем без суда и следствия. Вскоре для всей нашей семьи наступил страшный день, когда местный полицай, перешедший на службу к фашистам, пришел и потребовал, чтобы на следующий день с утра Вера явилась в комендатуру для осмотра с последующей отправкой в Германию. И мама, и бабушка, и вся наша семья была в панике, но к концу дня мама нас всех успокоила и сказала, что она попытается решить этот вопрос. На следующий день мама, напялив на себя какие-то лохмотья и накинув на голову старый поношенный платок, отправилась в комендатуру. Пришла она нескоро, заплаканная, еле держась на ногах, и ничего не говоря, забилась в свой уголок в погребе. И только значительно позже из рассказа бабушки я узнала, что когда она явилась в комендатуру и представилась Верой Мороз, фашисты поняли, что их обманывают, и полицай подтвердил этот факт. Немцы были взбешены и, после короткого совещания, сорвав с нее лохмотья, жестоко избили её плетками, бросив голую женщину на пол. Полуживая мама еле добралась до спасительного погреба. Вот такой была моя мама, готовая ради своих близких жертвовать своим здоровьем и даже жизнью. И этот случай самопожертвования, заступничества и взаимопомощь были её характерной чертой. Забегая вперёд, могу рассказать и такой почти забавный эпизод опять же с той сестрой Верой. Уже после изгнания фашистов с нашей земли, будучи совершеннолетней, едва окончив школу, тетя Вера нигде не работала, не собиралась продолжать учёбу и не очень помогала бабушке по хозяйству. Была на бабушкином иждивении, но мама не оставляла её без внимания. Наконец после длительных уговоров убедила её подать заявление для поступления в один из ближайших институтов. Но когда пришел вызов на сдачу экзаменов, она со страху отказалась ехать, мотивируя свой отказ тем, что она всё равно не сдаст. Но мама и тут нашла оригинальный выход. Поехала и сама сдала за неё экзамены. Но тетя Вера не воспользовалась «подарком» мамы, и проучившись некоторое время, бросила институт и вернулась домой на вольные хлеба.

Но самое страшное было еще впереди, когда немцы дали нам полчаса на сборы и велели построиться на улице в колонну. Разрешили взять с собой только то, что сможем унести в руках и на себе. Под охраной немецких солдат и полицаев из местных заставили нас идти несколько дней пешком до какой-то неизвестной нам железнодорожной станции. Мама катила детскую коляску с недавно родившимся братиком, в которой кроме детских вещей был небольшой запас продуктов и наспех схваченные кружки, ложки, ножи и проч. Кроме того несла в руках еще небольшой узелок с вещами. Меня мама поручила заботам бабушки. зная мой сверх любопытный характер, наказала не отпускать ни на шаг. Шли мы световой день и в дождь и в ветреную погоду по разбитой грунтовой дороге, порой проваливаясь по колено в грязь. А ведь это был уже дождливый сентябрь-октябрь. Останавливаться без команды строго запрещалось. Полицаи могли и прикончить. Для острастки они порой даже без особой надобности стреляли вверх. Как на грех у мамы сломалась детская коляска. С трудом уговорила ближайшего охранника остановиться на пару минут, чтобы переложить вещи из коляски в узелок и взять на руки грудного ребенка. В это время колонна не останавливалась, а продолжала движение, и мы оказались в самом конце.

И вот, наконец, мы дотопали до небольшой, незнакомой нам железнодорожной, станции, где нас погрузили в товарные вагоны под названием «теплушки». Я не зря употребила слово погрузили. Например, в нашем вагоне нас нагрузили как селедку в бочке. В вагоне из сидячих и лежачих мест была только солома на полу. Спали по очереди. В первую очередь укладывали детей, потом по очереди могли прилечь и взрослые. Казалось бы в таких стесненных условиях не может быть и повода для каких-либо приключений. Но не тут-то было. И приключение это связано с моей персоной. По возможной халатности, а, может быть и специально для проветривания, массивные двери вагона были слегка приоткрыты. Уложив меня спать, мама с братиком на руках сидя рядом, задремала. А я, проснувшись, захотела пить. Найдя кружку, я тихонько обошла маму, и, видя просвет в дверях, направилась в ту сторону. Я услышала шум дождя и решила, что это подходящее место, где можно набрать воды и напиться. Я уже стояла у самого края вагона и просунула руку с кружкой, когда кто-то крепко схватил меня за шиворот и затащил назад вглубь вагона. Оглянувшись назад, я увидела испуганные глаза мамы и получила пару крепких подзатыльников. Уже опустившись на свои места, мама после длительной паузы рассказала бабушке о том, что произошло: «Я на некоторое время задремала и вдруг меня как кто-то подтолкнул, открываю глаза и вижу в просвете дверей у самого края вагона стоит Людмила с кружкой в руках. Поезд мчится на полном ходу и идет довольно сильный дождь. Меня как будто подбросила какая-то сила и в одно мгновение я оказалась у злополучного просвета. До сих пор мне страшно представить, что могло случиться, если бы поезд внезапно затормозил».

Не успели мы остыть от описанного приключения, как поезд, действительно резко затормозил и остановился. Распахнулись двери теплушек и последовала команда всем выгружаться и бежать подальше от вагонов. По гулу приближающихся самолетов, все поняли, что будет бомбёжка. Мама с братиком на руках и я сзади успели добежать до высокой травы и залечь. Мама закрыла своим телом братика, а мне велела лечь рядом. Но если все, рядом лежащие попрятали головы в траву, а я легла на спину, чтобы увидеть что происходит, какие там вражеские самолеты. И вдруг, прямо над нами, на предельно низкой высоте, на большой скорости со страшным воем пролетел самолет, до которого казалось рукой подать. Я даже успела рассмотреть лицо лётчика. И когда мама меня отчитала за то, что я не выполнила её требования, в возбуждении, как бы оправдываясь, сказала ей: « А ты знаешь, у него вот такие огромные глаза» и показала руками размер этих глаз. После небольшой паузы, мама, слегка усмехнувшись, сказала: «Это не глаза, а наверное были большие очки». Но мне это уже было не интересно. К счастью бомбёжка не состоялась и даже не было стрельбы. Видимо, самолеты уже отбомбились в другом месте и у них закончились боеприпасы. А немецкий пилот, забавы ради, решил нас попугать.

Вот так с такими приключениями мы доехали до станции назначения вблизи какого-то крупного села Запорожской области, где нам приказано было выгружаться. Село располагалось на берегу речки. По улицам важно прогуливались гуси, утки и даже свиньи. Вокруг каждого из домов были сады и огороды, чувствовалось, что село, несмотря на войну, далеко не бедное. Правда, местная детвора, которая первой бежала нам навстречу, встретила нас недружелюбно.

Поскольку ни еды, ни воды с нами не было, нам ничего другого не оставалось, как идти по домам и попрошайничать. Что это такое и как это делать рассказала бабушка. Она дала мне небольшую сумку и сказала, что надо идти в дом и произносить: «Подайте милостыню, люди добрые, ради Христа»! Я никак одна не хотела идти, боялась. Тогда бабушка пошла вместе со мною и мы прошли несколько дворов, где нам давали что-либо. Под конец я уже осмелела и на следующий день ходила одна. Но в одном доме мне вдруг сказали: «Бог даст»! Я так растерялась, что не могла понять, где это Бог? Постояв у порога, я ни с чем ушла домой. Дома бабушка объяснила мне, что это значит. Наученная и натренированная, я уверенно обходила указанные бабушкой дома и всегда приносила почти полную сумку продуктов.. Но вот однажды, проходя по берегу речки, я не обратила внимания на стайку гусей, а один гусак заметил меня и шипя подбежал ко мне, ущипнул меня очень больно. По его примеру остальные гуси подбежали и тоже начали меня шипать. С криком я бросилась наутек, но они схватили меня за сумку и я чуть не упала. Бросив сумку я еле убежала от них. Запыхавшись и с рёвом я влетела в комнату быстро закрыла дверь. боясь что они меня настигнут и дома. Бабушка долго меня успокаивала, а мне уже не так было больно. как обидно,, что потерялся весь дневной «заработок». Трудно словами описать ,как мы жили в первые месяцы на новом месте. Представьте себе, у нас не было ни постельного белья, ни одежды теплой, ни сменной обуви, ни необходимой посуды. Спали, не раздеваясь, на земляном полу, кроме всего прочего донимали блохи. искупаться было негде. Завелись вши. Чтобы избавиться от них, меня постригли налысо. Особенно в первые дни, недели и месяцы. Светлая память и низкий поклон бабушке Мелаше, которая и в таких сложных условиях умела минимизировать наши тяготы и помогла выжить. Всего лишь один пример. Даже при спешной высылке из дома, бабушка успела прихватить с собой баночку соли, коробок спичек, обложенных ваткой и завязанных в сумочке, а еще два ножа с ложками, которые так пригодились. На первых порах за щепотку соли можно было обменять на дюжину картошек или морковок, а на коробок спичек ковшик зерна или пшена. Особая благодарность маме, которая делала все возможное и невозможное для того, чтобы мы не голодали, не падали духом и верили в нашу скорую победу, а мы, в свою очередь, были непривередливы, ели любую ,приготовленную бабушкой и мамой пищу, в том числе сусликов, которых мама выливала водой из норок, резала и готовила «жаркое», а я принимала за курятину, супы и борщи из мороженой картошки, а также пирожки из лебеды, макухи и сахарной свеклы. Все было такое вкусное! Порой мама ради того, чтобы нас накормить рисковала своим здоровьем и даже жизнью. Отступая под натиском Красной армии, немцы подожгли склады с зерном, чтобы оно не досталось нашим людям. И вот мама, закутав голову платком, сквозь огонь пробиралась к зерну, несмотря на мольбу бабушки не рисковать жизнью, набирала в ведро, выносила из огня, высыпала в мешок и снова ныряла в огонь. Таким образом она обеспечила нам пропитание на несколько месяцев. К тому времени мы уже жили в другом доме, где были установлены деревянные кровати, но на них не было ни матрасов, ничего. Поэтому когда мама принесла зерно, она высыпала его в каркас кровати и накрыла какой-то тряпицей. На улице шёл сильный дождь, а мы с братиком улеглись спать на это тёплое зерно. Отступающие немцы зашли к нам в дом поживиться чем-нибудь. Пока бабушка готовила им еду, один из них сел на кровать, так как стульев у нас не было. И сел прямо на меня, я с испугу закричала. Немец тоже испугался, вскочил, закричал: “Партизан!” – и выхватил пистолет. Мама в одно мгновение подскочила к нему и ударила его по руке. Выстрел пришёлся в потолок. Немцы настолько испугались, что уже не стали ни есть, ни пить, и быстро ретировались.

Запечатлелось в памяти, как я тоже пыталась добывать на пропитание не только попрошайничая. Проходя по одной из улиц села, и учуяв приятный запах пищи, случайно набрела на немецкую полевую кухню. Любопытство пересилило страх, и я подошла поближе. Кашевар меня заметил и поманил пальцем, как ни странно, я без особого страха подошла, и он угостил меня вкуснейшей манной кашей. Этой приятной новостью я поделилась со своими подружками, и на следующий день к этой полевой кухне мы подошли уже втроем. Как ни странно, кашевар нас не прогнал, а угостил такой же вкусной манной кашей. Мы обнаглели и решили еще раз посетить это злачное место. Но на том месте кухни уже не было. Зато на этом месте столько было игрушечных металлических тарелочек, что пройти мимо них и не подобрать несколько штук было выше наших сил Ведь у нас, детей не было никаких игрушек, играли мы, в основном камешками, обточенными со всех сторон. Всего было 5 камешков, надо было один подбросить и, пока он летит, взять с земли другой и так пока все не возьмёшь, а потом по два камешка брать и т.д. И вдруг мы видим такие красивые серенькие тарелочки. Можно играть в «дочки-матери»! Больше всех затарилась я, так как на мне была надета кофточка и юбка, а подружки были в одних трусиках, поэтому тарелочки у них были в руках. Накидав за пазуху полдюжины этих тарелочек, счастливые мы шли домой играть. На наше счастье навстречу нам шел уже советский солдат. Заметив в руках моих подружек красивые и весьма опасные игрушки, он строгим голосом спросил: «Что это у вас, где вы взяли»? Мои подружки испугались, побросали игрушки и убежали. И только я прижала к груди свою добычу, не собираясь её кому-либо отдавать. Развернувшись, я бросилась наутёк. Уже недалеко от дома солдат настиг меня, насильно извлек из меня опасный груз и швырнул его подальше от того места, где мы стояли. Раздался оглушительный взрыв и от рядом стоящей уличной уборной ничего не осталось. Тут уж я по-настоящему испугалась, вбежала в дом и со страху спряталась под кровать. Откуда меня мама извлекла и предметно отпорола. Вот так мы выживали до того знаменательного дня, когда нам сообщили радостную вещь, что Пролетарск освобожден и очищен от захватчиков и мы можем возвращаться домой. Вернувшись в Пролетарск, мы были приятно удивлены и обрадованы, что наш дом и даже времянка целы и невредимы, а на доме висел замок, который бабушка открыла своим ключом. Еще больше были удивлены и поражены, что вся мебель стояла на месте и даже иконы были нетронуты. Остался на месте, хотя и опустошенный очень оригинальный бабушкин сундук, который заслуживает того, чтобы о нем рассказать поподробнее. Как выяснилось, этот необычный, ручной работы сундук, был подарен бабушке её отцом, известным в округе столяром- краснодеревщиком Фёдором Адамовичем, ко дню её свадьбы. Сундук был огромных размеров, по крайней мере, мне тогда так казалось. Был он чёрного цвета, блестящий , служил для всей семьи одновременно и обеденным столом. И если все взрослые члены семьи во время обеда сидели за столом, то я восседала справой его стороны на сундуке. В один из памятных довоенных дней я проснулась от того, что услышала необыкновенную приятную музыку. Едва открыв глаза я увидела следующую картинку: буквально в шаге от меня перед сундуком стояла бабушка, а из чрева сундука лилась эта музыка. Затаив дыхание на цыпочках подошла к бабушке и полушёпотом спросила, что это была за музыка и нельзя ли её повторить? «Можно» – также шёпотом ответила бабушка и закрыла крышку сундука. Держа в правой руке маленький ключик, она протянула его мне и показала узкую щелочку, куда надо было вставить ключик. Я быстро это сделала и легко его повернула. В этот момент и заиграла божественная музыка. Несколько мгновений мы с бабушкой стояли и наслаждались этой прекрасной музыкой. Затем бабушка с легкостью подняла огромную крышку сундука, и музыка исчезла. Кстати, это была моя первая встреча с музыкой в самом высоком смысле этого слова. Ведь у нас в доме не было ни радио, ни патефона, ни других музыкальных инструментов и источников музыки. Впечатляло и внутреннее содержание сказочного сундука. На внутренней стороне крышки было множество цветных красивых наклеек. Как потом оказалось это были обёртки от довольно дорогого туалетного мыла известных в те годы фабрик, чуть ниже этих обёрток красовались фантики от подарочных дорогих конфет. В правом верхнем углу был приделан небольшой деревянный ящичек, в котором хранились предметы для шитья: нитки, иголки, напёрстки и прочая мелочь, также лежал, как бабушка его называла «аршин» для измерения ткани, хотя , по моим понятиям это был простой метр, который служил одновременно и опорой для удержания крышки сундука в открытом виде. Внутри самого сундука хранилось всё бабушкино богатство: свадебное платье, украшенное кружевами, воздушная кружевная фата, миниатюрные на небольшом каблучке белые туфельки, сменная обувь в виде высоких из мягкой кожи ботиночек со шнуровкой на небольшом каблучке. Еще глубже, ближе ко дну сундука лежали всевозможные аккуратно уложенные кофточки с кружевами и вышивками, фартуки разного назначения, разного цвета льняные юбки с подъюбниками, шали и полушалки, отрезы и лоскуты дорогих тканей. Вот таким оказался этот сказочный сундук, который прослужил верой и правдой бабушке и членам её семьи с момента свадьбы и до последних дней этого дорогого мне человека.

Вскоре после нашего возвращения маму вызвали в военкомат, выдали «аттестат», по которому она стала получать деньги на содержание семьи за участника военных действий . Хотя война ещё продолжалась, а в городе уже начали работать и восстанавливаться заводы и шахты. Начали работать школы и детские сады. Пришло время и мне идти в школу, но не было ни тетрадей, ни ручек. Правда, газеты печатались, и мы их использовали вместо тетрадей – писали между печатными строками карандашами. Карандаши были «химические». то есть послюнявишь и он пишет как чернилами. У всех учеников были синие языки от таких карандашей.

В мае, когда на улицах буйно цвела акация, мы вдруг услышали из репродуктора, висевшего на столбе посреди улицы, что закончилась война, мы так обрадовались: детвора кричала, взрослые кто плакал, кто смеялся. Мы знали, что скоро вернутся домой отцы. Многие возвращались, а папы всё не было. И только в декабре месяце, незадолго до Нового 1946 года папа вернулся домой да ещё с какими подарками, которых мы никогда не видели: мандарины, айва, гранаты и ещё какие-то экзотические фрукты. Постепенно жизнь начала входить в мирное русло.

Невыдуманные истории

Молюсь на небосвод прозрачный, звёздно-синий

И на молчанье боевых стволов,

На удивительно красивый здесь, в России,

Волшебный перезвон колоколов.

Глаза Фортуны-феи мне не часто улыбались:

Случались неудачи и ушибы, и ненастья.

Однако в цепкой памяти зарубкою остались

Победы трудные и редкие минуты счастья.

Борис Заркуа

Извилистая тропа, начертанная рукой непредсказуемой Дамы по имени Судьба, привела автора этих строк, его супругу Людмилу вместе с тёщей Марией Ивановной в «дефолтовом» 1998 году из благодатной Кубани в столицу Православия – священный Сергиев Посад. Именно здесь, в тихом несуетливом богомольном городе возникла идея о создании Книги Памяти своей большой семьи. Непосредственным толчком к действию послужило следующее обстоятельство.

Перед 60-летием праздника Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945г. г. на радио был объявлен конкурс на лучший рассказ, стихотворение, повествующие о боевых наградах родственников – участников битв с немецко– фашистскими захватчиками. Многие слушатели с гордостью описали историю получения родственниками боевой или трудовой медали. В это время, в апреле 2005 года, мы отмечали 90-летие живущей с нами тещи Марии Ивановны Бобрик, вдовы Антона Тимофеевича Бобрика, боевого офицера-танкиста, кавалера 22 правительственных наград – участницы и свидетельницы тех страшных грозных событий.

Праздник оказался вдвойне приятным, так как представители администрации г. Сергиева Посада от имени правительства РФ вручили имениннице юбилейную медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне» и поздравительное письмо Президента России В. В. Путина. Было много воспоминаний о войне, о тяжелейших работах в тылу, о трудностях и лишениях тех лет. Воспользовавшись воспоминаниями Марии Ивановны, мы по горячим следам записали наиболее интересные факты, события, необыкновенные истории, связанные с жизнью этих двух скромных, простых замечательных людей. Эти воспоминания явились существенным дополнением к тем многочисленным рассказам ныне покойного Антона Тимофеевича Бобрика о его голодном батрацком детстве, трудных годах учебы и работы, о войне, восстановлении разрушенной страны, казахстанской целине и встречах с выдающимися людьми нашего государства.

Воспоминания эти писались не для печати, а скорее для семейного архива, чтобы наши дети, внуки, правнуки и их дети знали и помнили своих героических предков, трудом, потом и кровью которых была одержана великая победа и поднята из руин огромная многонациональная страна под названием Советский Союз. Многочисленные рассказы радиослушателей убедительно показали неподдельный интерес молодого поколения к героическому прошлому своих предков. Именно это и побудило автора этих строк к написанию серии небольших рассказов под общим названием «Невыдуманные истории».

Новороссийская «фазенда».

Новороссийск – южные морские ворота России. Ежедневно из Цемесской Бухты отправляются в разные места планеты гигантские танкеры, безразмерные трюмы которых полны российской и азербайджанской нефти. Огромные сухогрузы отходят от причалов порта с превосходным нашим лесом и пиломатериалами, цементом, металлом, сельскохозяйственной и военной техникой. Встречным курсом приходят в порт суда со всевозможными грузами для России.

Именно сюда, к морю, после 14-летнего вкалывания в целинной глубинке Актюбинской области Казахстана, приехала в 1969 году семейная чета двух пожилых трудоголиков – Антона Тимофеевича Бобрика и его верной спутницы Марии Ивановны Антон Тимофеевич буквально светился от счастья: сбылась его голубая мечта «жить у самого синего в мире» Черного моря. Что же касается Марии Ивановны, то ей город не понравился – шумный, пыльный, с частыми сильными ветрами, нехваткой питьевой воды.

И действительно, портовый Новороссийск – далеко не идеальное место для проживания и отдыха: значительная территория города покрыта цементной пылью, каменистая трудная в обработке земля. Частенько свирепствует противный норд-ост, нарушающий привычный ритм жизни и работы горожан, срывающий крыши, заборы и другие части недвижимости. Нередко налетает на город и другой нежеланный гость новороссийцев – бора, скорость вихрей которого порой превышает 25 м в секунду.

Да и «фазенда», которую приобрел благоверный на все накопленные за трудовую жизнь деньги, не вызывала восторга: половина каменного дома, состоящая из двух небольших комнат, площадью 25 квадратных метров, кухоньки-прихожей и трех соток земли. В доме только вода и батареи отопления. Ни ванной, ни туалета, все удобства – во дворе.

«Зато море рядом, и магазины, и кинотеатр «Нептун» близко и поликлиника недалеко. Что еще надо нам, пенсионерам?» – оптимистично отвечал на оханье жены Антон Тимофеевич. «И

место какое, какая замечательная виноградная беседка, а яблонька, черешня, абрикосы, сливы!» – восторгался бывший агроном. – Посадим еще малину, клубнику, зелень и будем жить «як в раю».

А место и в самом деле было неплохое: сложенный из гранитного камня дом размещался на небольшой тихой улочке Глухова, защищённой от шумного проспекта имени Ленина многоэтажными домами с фасадной стороны и зданием телефонной станции, окруженной « высотками» с другой тыльной стороны. Даже во время налётов норд-оста и боры здесь было относительно спокойно, царил свой особый микроклимат.

Поэтому сюда охотно приезжали дети, внуки и другие родственники Антона Тимофеевича и Марии Ивановны. Особенно нравилось здесь внукам – прогулки к морю, музейному комплексу на Малой земле, купание на «косе» в Широкой балке, катание на качелях и каруселях в горпарке.

Но особый восторг у внуков вызывали вечерние чаепития, как правило, за любимым дедушкой самоваром, с пирожками, блинами или баранками. А главное, неторопливые рассказы дедушки Антона Рассказчиком Антон Тимофеевич был превосходным, хотя говорил на бытовом русско-украинском языке. Речь его всегда была яркой, образной, со множеством пословиц и поговорок, неожиданными сравнениями, сочными эпитетами. Неброскими жестами, мимикой лица, озорной улыбкой и звучным уверенным голосом он придавал рассказываемым событиям и фактам яркость, выпуклость и узнаваемость.

Благодаря этому его рассказы остались в памяти на долгие годы.

На фото: Антон Тимофеевич Бобрик, его жена – Мария Ивановна, дочь – Людмила и зять – Борис Ерастьевич Заркуа. На переднем плане – внуки Антоша и Оксана. Музейный комплекс «Малая земля», г.Новороссийск. 1974 г.

Батрацкое детство.

Родился Антон Тимофеевич Бобрик на хуторе Згарь, что находился в 2-х часах ходьбы от райцентра Золотоноша – крупной узловой железнодорожной станции Полтавской губернии на Украине. И было это в далеком 1909 году. Семья была обычной по тем временам – многодетной и бедной: 10 едоков, в том числе 8 детей, и один кормилец – отец Тимофей Алексеевич, мужчина среднего роста, коренастый, крепкого здоровья и богатырской силы. Работая «водителем» кобылы, т. е. перевозчиком угля, он мог, по словам очевидцев, подсесть под застрявшую в грязи или в яме, лошадь и вынести на себе её вместе с повозкой.

Видимо, за эту необыкновенную силу, большие озорные глаза, молодецкую удаль и весёлый нрав и полюбила его молодая красавица из зажиточной семьи Наталья Семёновна Яровая. Да так полюбила, что вопреки воле родителей, не желавших видеть в женихах «голодранца Тимоху», зимой в лютый холод, тайком, раздетая и босая (верхнюю одежду и обувь родители прятали) бегала к нему на свидание с жаркими поцелуями и объятиями, от которых не чувствовала мороза и растаявшего под босыми ногами снега. Не остановила Наталью даже угроза родителей лишить её наследства.

Жили молодожены очень бедно, но дружно и счастливо. Взаимная любовь и согласие помогали преодолевать бытовые неурядицы и бедность. А бедность была поистине ужасающей. Когда пришло время идти в школу среднему сыну Антону, у него не было даже штанов, а сапоги одни на двоих со старшим братом Федором. Вечера и долгие зимние ночи полуголая детвора проводила на теплой печке. Чтобы приодеть сына к школе, решено было определить его в батраки к местному богатею пасти коров.

За работу тот обещал одарить Антона штанами и рубахой. Дневной паёк молодого пастушка состоял, как правило, из куска хлеба и огурца или луковицы. Такова была «щедрость» работодателя. Ясно, что при таком скудном рационе, приходилось промышлять по соседским садам и огородам в поисках пищи. Позднее сообразительный Антоша нашёл ещё одну лазейку для наполнения желудка. Ночуя на чердаке или на сеновале, он регулярно посещал свой и соседский курятник, поглощая до десятка свежих яиц в сутки.

Мальчик рос смелым, отчаянным, нередко дрался, часто ходил в синяках, но и обидчикам крепко доставалось от его крутых кулаков.