Плоды свободы

– Да мне ж откуда знать? Но на базаре всякое болтали.

А шептались в основном о том, что злобная шурианка, как и всякая свекровь, сынову невесту сразу невзлюбила и наслала болячку, уложившую девицу в кровать. Шуриа, они на всякие пакости горазды.

Граф с переговорщиками беседовал долгонько: хмурился, раздувал ноздри, и по всему было видно – шибко недоволен он происходящим в Дэйнле. Из-за шума Майрра ничего услышать не могла, хоть стояла на расстоянии нескольких шагов. Зато оценила добротность ткани его пальто и качество сапог. Знатные сапоги, для верховой езды предназначенные.

– Хорошо, что барон-то перед графом не лебезит! – крикнул женщине на ухо Шамис. – Как с равным говорит.

Господа и впрямь беседу вели без подобострастных улыбочек. Впрочем, кто их знает, что у них на уме.

– Может, и договорятся до чего хорошего.

– Обязательно! – радовался паренек. – Мы ж миром хотим, без кровопролития и душегубства обойтись.

Но крестьянское здравомыслие Майрры Бино напрочь отметало все иллюзии, питаемые юностью соратника. Так не бывает, чтобы народ против власти пошел, и ничего ему за это не было. Она смотрела на обветренные лица полицейских стражей, на подрагивающие руки стрелков и почти не сомневалась – одними разговорами ничего не закончится. Но, к собственному изумлению, ничего, кроме мрачной обреченности, не чувствовала. Будь, что будет, но они не отступятся. Хватит! Точка! Терпеть больше невозможно.

Вороний грай, людской гомон, колокольный звон, собачий лай слились в единый вселенский гул, а весь мир вдруг расцвел ярчайшими красками. И когда толпа вдруг рванулась вперед – на ружья, на что-то кричавшего графа, на полицейских, Майрру охватила хмельная эйфория. Она перестала бояться. Вот всю жизнь, с самого раннего малолетства боялась чего-то, то отцовских колотушек, то падких до девичьих прелестей парней, то свекрухиной ругани, а тут – как отрезало. Ни пули не устрашилась вдова Бино, ни штыка.

– Бей! Круши! – орала она радостно. – Долой кровопийц! Долой Эсковых прихвостней! Свободы!

Этот отчаянный крик ее подхватил, кажется, весь Дэйнл. И мальчишка Шамис, и его друзья, и какие-то незнакомые мужчины и женщины вопили без остановки: «Свободы хотим!» И ни грохнувший залп, ни кровь, залившая подножие магистрата, не остановили людей.

– Долой войну! Даешь республику!

Когда же все градоначальники, и граф Рамман в том числе, очутились запертыми в подвалах Городского Собрания, Майрра все равно не очнулась от пьянящего ощущения всемогущества. Оказывается, графу тоже можно дать под дых и добавить по шее. А от графа до князя рукой подать. И до Благословенного Святого, кстати, тоже.

Кэйррон ир-Сэйган, капрал

«Неплохо устроились, – одобрительно думал, поглядывая на невысокий каменный заборчик, ограждавший докторское поместье, капрал Сэйган, натаптывая круги по снегу рядом с графской каретой. – Вроде и город рядом, и не на отшибе, а до соседей, случись что, не докричишься… Воля-вольная, до леска, опять же, рукой подать. Непрост, видно, этот желтоглазый доктор, недаром Ее Змейство всю дорогу шипела да плевалась…»

Сэйгану было скучно. Княгиня Шантийская выехала к будущей невестке чуть ли не тайком, с одним лишь кучером, даже без форейторов на запятках. Поговорить – и то не с кем. С собою ролфийского стража шурианка брать не хотела, ругалась вроде и прилично, по-дамски, но язычок у Ее Священной Особы был остер и ядовит, как настоящее жало. И охрану оставила. Бросила бы в поместье и Сэйгана, если б капрал не уцепился за каретную дверцу, заявив, что ее милости придется его за собою по дороге проволочь. Рисковал, на самом деле, изрядно: разъяренная сразу всем – нерадивостью и косыми взглядами прислуги, спешным исчезновением эрны Кэдвен и, конечно же, игрой в прятки с таинственной невестой, шуриа могла и упереться. Тогда бежал бы настырный Сэйган за каретой, как верный пес. К счастью, вмешался граф, и упрямая леди Джойана, поостыв, дозволила охраннику сесть в экипаж. Тот отказался, поехал снаружи, на запятках. Охранять и бдить так было гораздо сподручней, опять же, и вся диспозиция как на ладони…

Не доезжая обиталища доктора, расстались с графом Никэйном. Того срочно вызвали в город. Ролфи навострил уши, заслышав про «волнения» и «возможные эксцессы», и тайком взвел курки у обоих своих пистолетов. Бунтовать народ может против чего угодно, а бить пойдут все равно шурий, тут и гадать нечего. Насмотрелся он уже в этом хваленом Янамари и наслушался довольно, чтобы понимать – лучше бы леди Джойана сюда и вовсе не приезжать, а раз уж приехала, так сидела бы тихонечко в поместье и дальше парка носа не высовывала… О, вот и сейчас из Дэйнла доносился тревожный набатный звон. Пожар у них там, что ли?

И тут, словно богини ответили на мысли и немедля послали соответствующее знамение, из калитки выскочила княгиня. Ошалело оглянулась, споткнулась, едва не запуталась в собственном подоле и с невнятным воплем метнулась от Сэйгана, устремившегося навстречу. Но капрал уже наловчился ловить увертливую шурианку: одним движением ухватил за юбку, умело подсек и сцапал брыкающуюся добычу в надежные ролфийские объятия.

– Тихо, тихо, ваша милость… – бормотал ролфи, попытавшись укачать женщину, будто зашедшегося криком младенца. – Ай! Больно же! Ну, ваша милость, тихо!

Но ее милость не слушалась, рвалась из рук, брыкалась и острым каблучком так заехала Сэйгану по ноге, что тот крякнул и, на миг забывшись, шлепнул Ее Священную Особу по тощему заду. И тотчас опешил, онемел и прижал уши, холодея от своей дерзости. Вопящих баб, то есть излишне впечатлительных женщин, испокон веков приводили в чувство хорошей зуботычиной, но поднять руку на Невесту Священного Князя?!

Однако немудреное народное средство подействовало и на аристократку. Княгиня взвизгнула, зашипела и, наконец-то узнав, вцепилась в шинель капрала, что твой клещ.

– Там труп!!! – крикнула она прямо в лицо заботливо склонившегося Сэйгана.

От неожиданности тот отпрянул и протащил за собой женщину несколько шагов.

– Чего?

– Мертвая! Она – мертвая! Мертвячка! Труп!

– Э-э… Но, ваша милость… Кто мертвый? Невеста? Померла, что ли?

– Болван! – звонко припечатала леди Джойана и выпустила наконец-то шинель. Сэйган перевел дух. – Она – северянка! Понимаешь ты? Северянка! Живая мертвая!

– Ваша милость… – капрал попятился. – Может быть… водички? А?

Но княгиня, верно, успокоилась и без питья, да и в обморок падать не собиралась.

– Болван! – повторила она и метнулась к экипажу: – Рамман! Мне нужен мой сын! Срочно в город!

– Вот и хорошо, вот и ладненько… – пробормотал Сэйган и осекся, будто споткнувшись об остекленевший взгляд позабытого кучера.

– Едем! – потребовала женщина, высунувшись из кареты.

– Так точно, ваша милость! Едем! Эй, ты! Трогай!

Кучер, как очнувшись, тронул так, что лошади взвизгнули, словно княгиня давеча, а шурианка вылетела бы наружу, если б Сэйган не успел снова ее подхватить.

– А пока едем, ваша милость, расскажите-ка мне все толком, – на всякий случай не выпуская подол прыткой леди, попросил ролфи, усаживая ее на сиденье рядышком.

Подпрыгивая на обледеневших колдобинах, экипаж катился вперед, опасно накреняясь и проскальзывая. Ролфи мельком обругал недоумков, привыкших и зимой разъезжать, будто по выбеленному летним солнцем шоссе, на колесах. На полозья зимой надо кареты ставить, на полозья! Хотя какие у них тут зимы, смех один. Чуть снежком присыпало – сразу в крик: чума, сума и светопреставленье! Лед на речке встал – мир кончается и Последние Дни настают. Тьфу!

– Так что вы, миледи, толковали там про северян? Давайте-ка шляпку поправим, ваша милость, а то взъерошенная вы вся, будто лиса на псарне… хм-хм… – Сэйган смущенно примолк под яростным взглядом княгини и умильно прижал уши, дескать, не серчайте, ваше змейство, я ж не со зла… Женщина фыркнула, но ругаться не стала.

– Она – северянка, эта девица. Я же вижу, – и княгиня принялась пересказывать ему все: и про невесту сына, и про мертвые души северян, и о таинственном «недуге» упомянутой барышни Омид не забыла. Леди Джойана волновалась, как и всякая женщина на ее месте, и по-шуриански бурно жестикулировала, но из ее сбивчивого рассказа Сэйган понял достаточно.

– Вот оно как… – протянул ролфи, мигом подобравшись и посерьезнев. Может, кто другой и счел бы речи шурианки истерической блажью будущей свекрови, но с угрозой с Севера не шутят. Да и Священная Невеста – не просто перепуганная дамочка в сбившейся набок шляпке. – Северяне тут, значится, уже завелись! Слетелись, чисто вороны на войну. То-то ее благородие эрна Кэдвен все бранилась, дескать, мертвечинкой ей тянет… Я-то их не чую, ваша милость. Обыватели местные тоже, видать, не научены. А шурий повывели, вот и не углядеть теперь заразу-то.

И, с уважением глянув на княгиню, подумал, что Священный Князь знал, что делал, когда оных шурий решил разводить, дабы они плодились и множились. Вот так сунется теперь на Ролэнси какой северянский мертвяк, а кузены любезные тут как тут! Прав Вилдайр Эмрис, ой как прав!

– Однако ж, ваша милость, зря вы так верещали громко, – осудил несдержанность женщины капрал. – Спугнули ведь заразу! Не зря ж она вам показаться не хотела, знала, стервь, что вы ее вмиг разъясните! Как бы она теперь ни попыталась вашу милость прикончить… а может, уже и пыталась! Эрне Кэдвен, вон, карету взорвали, вас саму в Амалере душили, да и бабочку эскову убили, вроде как по ошибке. Давайте-ка мы с вами теперь в поместье повернем.

– Нет, в Дэйнл! – отрезала шурианка и так треснула кулачком по Сэйгановой коленке, что тот охнул. – Я должна немедленно увидеть сына! Понимаешь? Не-мед-лен-но!

И тут карета дернулась и встала. Сэйган нахмурился.

– Погодите-ка, миледи…

Привстав, он распахнул дверцу и выглянул наружу.

– Эй, братец, ты… Ты куда это?! А ну стой!

Но спина убегавшего кучера безмолвствовала. Не доехав до города с четверть лайга, тот бросил и экипаж, и упряжку, и благородную мать своего господина-графа, и улепетывал теперь по ведущей в Дэйнл дороге, петляя, что твой заяц.

– Дурной знак… – пробормотал капрал, щурясь на панораму столицы графства, расцвеченную дымами.

– Что там? – нетерпеливо спросила княгиня и попыталась выглянуть из кареты под рукой Сэйгана.

– Ничего хорошего, – буркнул ролфи. – Слышите, вроде набат?