Папина музыка

– Да ладно, – усмехнулась она, – Вы слишком ценный человек в фирме, но все же я Вам скажу, я в аэропорту, скоро вылет.

– А куда?

– Далеко, – ответила она и нажала "отбой".

Внезапно дрожь охватила все тело, во время регистрации, ее морозило, все тело покрылось мурашками, она немного покачнулась, приложив дрожащие руки ко лбу.

– Далеко собралась? – прозвучал над ухом знакомый голос, а сильная рука уже схватила ее за локоть и повела ее подальше от этого места.

Марина даже не сопротивлялась, у нее все ухнуло вниз, и она старалась не смотреть на него.

– Убежать решила? А если ребенок? Ну что за детский сад!

Марина молчала. Как ему объяснить всю свою жизнь? Лишь комок в горле стоял, а в груди так закололо, что дышать стало сложно.

– Чего молчишь? Думала заявление подписал так, все? Отпущу тебя? Я ведь люблю тебя, девчонку маленькую! С первой минуты как увидел! – и Марина уткнулась ему в грудь, а он обнял ее с такой силой, что у нее чуть косточки не захрустели.

"И правда маленькая, еле до плеча ему достаю", – подумала она и в носу защипало. "Не реви, кому говорят не реви!" – командовал Карлсон из мультика, но они все-таки побежали мокрыми дорожками, наперегонки, словно соревновались друг с другом.

ХХХХ

Тихое счастье охватило Марину, она ловила каждую минутку, словно чувствуя что-то приближающееся. "На чужом несчастье счастье не построишь", – вспоминалось ей часто, и она ждала расплаты. Ведь ее мать после смерти отца больше не вышла замуж, а Марина себя корила, чувствуя предательницей, не имеющей право больше любить. Так в ней боролись разные чувства. А Артемий Васильевич парил, счастливый, обретая вторую молодость, не замечая осуждающих взглядов, не замечая вообще никого вокруг, кроме своей любви.

– Беременность семь недель, – сухо объявила врач.

– Как? – воскликнула ошеломленная Марина.

– Как-как! Как будто не знаешь откуда дети берутся! – проворчала она, но посмотрев на Марину, на ее растерянность, она немного смягчилась. – Мамочкой скоро станешь, беременность ведь не первая поди?

– Не первая, – ответила Марина глухо и комок подкатил к горлу, она растерянно улыбнулась и тяжело начала спускаться с кресла. Но тоненькие ощущения счастья делали свое дело, они окутывали ее, побеждая все страхи. Она забрала обменную карту и вышла с твердым убеждением, что это счастье будет ее, лично ее и никто ей не сможет помешать, и словно бросая вызов Судьбе она решительно направлялась к своему счастью, не желая ни с кем делиться им. И возможно даже с Артемием.

А он ждал ее. Уже было поздно, но она не позвонила, хотя уже давно должна была выйти от врача.

«А ведь обещала!», – сердился он, коря себя зато, что доверился ей и отпустил ее одну. Какое-то тревожное беспокойство не покидало его. Было ощущение, чего-то скоротечного и в то же время очень трепетного и беззащитного. Он ждал. А тревога разливалась по всему телу.

Было уже темно за оком и тихо в помещении. Все ушли. И вдруг, раздался звонок, таким громким он показался Артемию в этой тишине ожидания.

– Здравствуйте, больница номер два, скажите Сикорская Марина Георгиевна работает в данном учреждении?

– Да, – ответил Артемий Васильевич.

– Вы можете оповестить родственников, что она жива, только в тяжелом состоянии. Сейчас в реанимации, – далее прозвучал адрес, где находится больница, ватной рукой он записывал.

Глава 5

Она бежала, бежала от фашистов, белогвардейцев, она сбегала с тюрьмы, применив все возможности своего мозга. Они сами помогали ей и чуть было не нашли ее сына, которого она прятала, не боясь за свою жизнь.

– Марина, просыпайся, открой глаза! Просыпайся! Милая, проснись! Марина! – слышала она чей-то шепот.

Она медленно открыла глаза и никого не увидела, слышала только голоса, которые ей показались очень знакомыми, но она не могла их вспомнить.

– Марина, ты умничка, молодец! Любимая моя! – звучали эхом слова, но она никак не могла разглядеть лица, все были одним пятном, размытым донельзя.

– А где фашисты? – тихо спросила она. – Где мой сын?

– Марина Георгиевна, Вы в больнице, была жуткая авария, Вы чудом остались живы, Вас оперировал наш лучший врач.

"Его будет оперировать лучший…", – пронеслись воспоминания.

– Где мой сын? – она смотрела вокруг и никого не могла разглядеть, только расплывчатые образы, а потом услышала знакомый голос и вспомнила его.

– Марина, милая, я люблю тебя…я рядом…

И она вспомнила всё. Вспомнила ту операцию, свои руки хирурга, как ушел ее сын и…, вспомнила свои последние дни. Тут она почувствовала, как проваливается в пропасть, и последнее, что она услышала, это был чей-то крик:

– Она уходит! Ну, сделайте что-нибудь!

ХХХХ

Многое в жизни дается не за что-то, а для чего-то, чтобы человек смог многое осознать и переоценку ценностей произвести. И дети приходят нам в помощь, для осмысления многих ценностей и они расплачиваются за наши грехи и наше разгильдяйство, наши пороки, нашу безответственность. И важно это вовремя осознать и каяться, просить прощения и благодарить за уроки, кто знает, может Небесная Канцелярия подпишет указ о помиловании?

Марина слушала его и была ему благодарна. И поняла одно. Хитрить бесполезно, Судьбу нельзя перехитрить, но с ней можно смириться и принять, и даже поблагодарить и возможно, она одарит тебя подарками, а возможно, и нет. Чудес не бывает. По крайней мере, она так решила для себя.

– Возвращайся к ней, – произнесла она, прервав его пламенную речь.

– Нет, – твердо ответил Артемий Васильевич. – Я буду ждать тебя.

Марина устремила взгляд в пустоту, уголок губ пополз вверх, изображая кривую улыбку, дальше разговора не получалось. И впервые за время знакомства она увидела, как Артемий Васильевич плачет. Но душа была в темноте, холодной и мрачной темноте, где света не было совсем, так бывает в глубине океана, ощущалось его черное, тягучее и холодное дно.

– Зачем ты так? – спросил он.

– Тебе сказали о ребенке? – тихо спросила она.

Он вздохнул и утвердительно кивнул головой, не в силах произнести вслух.

– А сказали, как в этой больнице, я оперировала своего сына, и он…, – дальше продолжать она не смогла.

Марина поправлялась медленно, словно не желала жить дальше, а ей помогали все, но внутренне она чувствовала, как она погружается на самое дно своей горечи и утраты. Артемий Васильевич был рядом, не отходил от нее ни на шаг, отлучаясь только по особо важным, когда он отлучался надолго, приходила его дочь.

Марина познакомилась с ней и почувствовала к ней просто непреодолимую симпатию. Яркая, легкая, с великолепным юмором, в ней чувствовалась какая-то благожелательность и внутренняя чистота, она манила. И Марина не заметила, как начала ждать встреч с ней.

– Я Вас очень ревновала к отцу, – рассказывала Ася ей, пытаясь объясниться, – мне про Вас ничего хорошего не говорилось и вместо того, чтобы познакомиться с Вами, я просто не хотела разговаривать ни с кем, хотя отец очень хотел, чтобы мы познакомились…, – горько признавалась она.

– Ася, я себя очень виноватой чувствовала всегда, у меня вообще было ощущение, что я краду Артемия, – задумчиво произносила Марина, – даже ребенок наш…, – в горле комок застрял и продолжить она не смогла.

Ася нагнулась к Марине и просто приобняла ее.

ХХХХ