Отец

Отец всегда задавался вопросом, ответа на который не находил, даже в зрелом возрасте. Жизнь, казалось, потеряла смысл, когда удалось решить поставленные задачи. Дети выросли, высшее образование получили, они – на старте большого пути. А что у него? Он не мог мириться с участью человека, возраст которого приближался к пенсионному. Любыми способами боролся с хандрой. Многочасовые лыжные прогулки стали для него отдушиной.

Дочь стала замечать попытки отца наполнить свою жизнь новым смыслом. Это радовало. Однако его идея съездить на родину в Пескари и навестить могилку матери на Ухобичах встревожила.

Посёлок находился на юго-западе Калужской области в окружении деревень: Большое Заборье, Гавриловка, Коновка, Мироновка. С каждой связывало воспоминание детства.

– Люда, может, съездим вместе с Андрейкой? – предложил отец.

– На ночь глядя? – недовольно спросила Нина Михайловна. – Уже четыре часа.

– Летом темнеет поздно, – заметила дочь, – да и недалеко мы, каких-то двадцать пять километров.

Она поняла, как важно для отца её согласие. Андрейка ладил с дедушкой, в машине вёл себя как взрослый – с пониманием. Георгий Тимофеевич предался воспоминаниям: как трудно его матери приходилось в деревне …

– Одной прокормить десятерых детей – сродни подвигу! – не без гордости произнёс он.

После окончания Великой Отечественной войны Екатерину Ивановну Степанову наградят орденом «Мать-героиня».

Проехав половину пути, вдруг машина заглохла. Стали гадать: что могло случиться. Отец заглянул под капот, проверил показания всех приборов – всё в норме. От бессилия стал нервничать, да так, что слёзы на глаза навернулись …

– Скоро Андрейка есть захочет, что будем делать? – голосом провинившегося ребёнка произнёс он.

– Не переживай – «кухня» со мной! – успокоила дочь.

Георгий Тимофеевич не сразу понял, что имелось в виду.

– Молоко в груди есть, голодным не останется! – объяснила дочь. – Думаю, ничего страшного не произошло. Наверное, какой-нибудь проводок отсоединился, контакта нет, – на свой страх и риск стала давать советы. – Ещё раз всё посмотри, но спокойно.

Как ни странно, отец послушался: пошевелил провода – и машина ожила. В его глазах Людмила прочитала благодарность за понимание.

– Возвращаемся? – спросила она.

– Не хочется, – в его словах слышалась скорее просьба, чем утверждение.

– Отказываться от намеченного – не в его правилах, – подумала дочь и оттого ещё больше зауважала «Макаренко». К поставленной цели – семимильными шагами! – его жизненное кредо.

Они доехали до Пескарей, где Люда провела босоногое детство. От деревни почти ничего не осталось. Родовое имение сгорело. Такая же участь постигла и остальные дома. Тётушка умерла, папин брат и дети переехали: кто – в Людиново, кто – под Калугу.

– Последняя ниточка оборвалась, – тихо произнёс Георгий Тимофеевич.

– Посмотри, какой у тебя внучок растёт! В нём – смысл жизни! – Люда попыталась подобрать какие-то слова, чтобы вывести отца из состояния лёгкой грусти.

На обратном пути они ехали молча. Каждый переживал момент по-своему. Разве она могла понять в двадцать четыре года, что смысл жизни не только в детях и внуках?! Мужчина-лидер, а именно таким его знало окружение, испытывал желание быть всегда востребованным и находиться в центре событий.

Домой они вернулись за час до полуночи.

– Я места себе не находила, – упрекнула Нина Михайловна путешественников. – Все глаза просмотрела.

– Машина заглохла, было время подумать, – быстро произнесла Люда, давая понять, что отца расспрашивать не стоит.

– Ты мой маленький! Спатюшки хочет! – запричитала мама и стала готовить ванну для Андрейки.

Когда разговор заходил о смысле жизни, Людмила всегда вспоминала неприятную историю, которая случилась на четвёртом курсе. Военная кафедра обнажила все лучшие и худшие человеческие качества будущих журналистов, проверила на «человечность».

Четыре года девушки ездили на занятия в Смольный – обучались медицинскому делу. Терапия, хирургия, фармакология … А начинали с анатомии человека. Тройка по предметам лишала студенток стипендии, а опоздание на занятия (раз в неделю по восемь часов) оборачивалось наказанием.

Людмилу Степанову выбрали старостой группой. Перед началом пары она сдавала рапорт отставным офицерам – полковнику или генерал-майору, следила за дисциплиной, отвечала за успеваемость. Обязанностей – много, прав – никаких, словом, лишняя головная боль.

Девушки учились выписывать рецепты на латинском языке: Detur tales doses, tabulettae, solutio … Здесь Людмиле не было равных – мамины «аптечные» уроки не пропали даром. Знание лекарственных препаратов удивляло преподавателей.

– Может быть, Вы не ту профессию выбрали?! – восклицали они, не скрывая при этом сожаления.

Иногда ей казалось, что она на самом деле ошиблась, но вскоре жизнь расставит всё по своим местам. Теорию студентки подкрепляли практикой в ленинградских больницах. Первая ночь потрясла. Молоденьких и неопытных поставили на дежурство в отделение, где находились «отказники». Женщины пожилого возраста не поднимались, от неподвижности у них образовывались пролежни на спине, которые студенткам предстояло обрабатывать, а ещё – делать уколы. От вида страдающих Людмиле всегда становилось не по себе, она спешила на помощь.

– Девочка, не бойся, мы к боли привыкли, – вдруг раздался из глубины палаты чей-то голос.

– Разве можно к этому привыкнуть? – смутилась практикантка.

Определила правый верхний квадрат, продезинфицировала, сделала укол – ввела лекарство, как когда-то учила мама.

– Запомни, – делилась опытом Нина Михайловна, – чем медленнее ты это делаешь, тем меньше страданий доставляешь.

У некоторых пациенток после неоднократных витаминных уколов на ягодицах появлялись «комки», которые становились непреодолимым препятствием для иглы. Приходилось слегка «раскачивать» шприц, чтобы найти «свободную» мышцу.

– Лёгкая у тебя рука, дочь, – похвалила одна.

– Долго у нас будете практиковаться? – поинтересовалась другая.

После дежурств с ног валились. А по больнице быстро разнеслись слухи: дескать, сестрички в отделении – с «волшебными» руками. Через неделю пациентки стали доверять Людмиле и делились историями, в которые ей верить не хотелось.

– Сын у меня есть, но такой занятой, – оправдывалась женщина. – Давно здесь лежу, никому не нужна.

Рассказы походили один на другой.

– Бросить беспомощную мать? – она вдруг представила на месте этих несчастных своих родителей – сердце зашлось.

Страшные картины омертвевших участков мягких тканей вызывали тошноту. Открытые форточки не справлялись с запахом, который исходил от заживо гнивших людей. Однажды очередное дежурство началось с переполоха: главный врач узнал в практикантках будущих журналистов.

– Кто додумался? – отчитывал он персонал. – Послать студентов в отделение для безнадёжных людей??? Вы хотите, чтобы историю предали огласке?

После практики в терапевтическом отделении Людмила долгое время ходила как потерянная, у неё пропал аппетит. Однако так близко к сердцу принимали чужую боль далеко не все студентки.

Хирургия окончательно укрепила в мысли: медицина – не её дело. Когда будущие журналистки со второго этажа наблюдали за операцией на шейке бедра пожилой женщины, врачи вели пространные разговоры, показывая тем самым, что подобные манипуляции – обычное для них явление.

– Интереснее лечить души, а не тела, – решила она для себя раз и навсегда.

Воспитанное отцом чувство жалости к другим людям лишало душевного спокойствия. Впрочем, Георгий Тимофеевич и сам страдал от этого. Эгоизм, возведённый в степень, открывал двери в безоблачный мир, но жить в нём она не захотела.

39. Его не стало …