Иоанн III Великий. Книга 2. Часть 3

Гость старательно выводил слова и тоже запнулся при написании нового названия государства. Придержав перо в воздухе, он опустил его на бумагу и с видимым удовольствием выписал это красивое звучное слово, в котором ощущалась широта земель Русских – «всея Русии».

Написав под диктовку еще несколько фраз о своем рукоположении «в великую степень святейшества… вами, моею братиею, боголюбивыми архиепископами», князь-игумен оторвался от письма и спросил Геронтия:

– А мой предшественник писал такое письмо?

– Не писал. Потому мы и намучились с его своеволием. Да о том и толковать не хочется. Ты только не обижайся. Я тебе доверяю, иначе и не благословил бы в епископы Тверские. Но власть и обстоятельства нередко так меняют человека, что он и сам себя не узнает. Твоя клятва, данная тобой добровольно, без принуждения, заставит тебя задуматься, если вдруг обстоятельства сложатся для нас неблагоприятные. Так что пиши дальше.

Он вновь глянул в свою заготовку и продолжил:

– А от своего господина и отца, преосвященного Геронтия, митрополита всея Русии, или кто вместо него будет иной митрополит у престола Пречистой Богоматери и у гроба великого чудотворца Петра, не отступить мне никакими делами. А к митрополиту Спиридону, получившему поставление в Цареграде, в области безбожных турок, от поганого царя, или кто будет иной митрополит, поставленный от латыни или от туркской области, не приступить мне к нему, ни общения, ни соединения мне с ним не иметь никакого.

«Как грубо», – подумал Вассиан, но продолжил старательно писать дальше.

– В подтверждение сего и дана эта добровольная грамота вам, моей братии, за своей подписью и печатью, – продолжил Геронтий. – А сию грамоту я, Вассиан, епископ Тверской, подписал своею рукой.

– Все? – спросил гость.

– Думаю, достаточно, – молвил митрополит. – Теперь подпиши. И печать приставь.

Стригин-Оболенский потер свой перстень о пропитанную красной краской ткань в коробочке, которую подал ему владыка, и приложил к грамоте. Он волновался, и печать получилась смазанной.

– А что если меня завтра не утвердит братия? – спросил он.

– Тогда порвем эту бумагу, да выбросим. Только этого не должно случиться. К тому же самые строптивые владыки Феофил Новгородский да Вассиан Ростовский не приедут.

«Вассиан как раз меня бы поддержал», – подумал Стригин о хорошем друге их семьи – архиепископе Ростовском. Именно он когда-то послужил юному Васе Стригину примером для подражания. Да и имя монашеское взял в его честь, хотя роль тут сыграло и мирское имя князя – Василий.

Геронтий принял готовую бумагу, осмотрел ее со всех сторон, перечитал. Подумал, сделал несколько поправок прямо по тексту.

– Все одно тут помарки есть, – сказал он. – Ты возьми-ка ее с собой, перепиши заново и завтра с утра пришли мне. Я проверю и сам на собор принесу. Ты прочтешь ее перед собором и вернешь мне. Возьми. А теперь ты свободен.

Увидев, что Вассиан не спешит уходить, поинтересовался:

– Волнуешься?

– Да, господин мой, благослови!

Геронтий поднялся из-за стола и с удовольствием исполнил просьбу князя-игумена. Встречей остались довольны оба.

Поставление епископа Тверского было назначено на 6 декабря и должно было свершиться после утрени там же, где проходили все важнейшие события в жизни Русской Православной Церкви и Московского княжества – в кафедральном соборе Успения Пречистой Богоматери, в центре которого все еще стояло деревянное здание временного храма. Службу провел митрополит, присутствовали на ней все приехавшие святители. После ее завершения они удалились в митрополичью палату, там и решили дело быстро и единодушно. Затем вновь вернулись в храм, к могиле святого Петра, и тут, в присутствии прихожан, объявили результат. Первым новоизбранного благословил митрополит, затем по очереди все святители:

– Благодать Святого Духа нашим смирением имеет тебя епископом Тверским. Благодать Пресвятого Духа да будет с тобой!

Отслужили еще один молебен и, довольные собой и совершенным делом, отправились в трапезную митрополита на праздничный обед.

Не успел Геронтий переговорить с каждым из владык, решить их многочисленные проблемы и проводить по своим епархиям, как всплыло еще одно срочное дело. С севера, от князя Белозерского и Можайского, дяди великокняжеского Михаила Андреевича, пришла челобитная с просьбой утвердить в его единоличном владении Кириллов Белозерский монастырь, расположенный на его землях.

Проблема состояла в том, что все культовые учреждения, на чьей бы земле они не находились, в той или иной степени обязаны были подчиняться своему епархиальному владыке. Но в какой степени? Только ли в духовных делах или в полной мере, выплачивая налоги и принимая владычных судей? Этот вопрос всюду решался по-разному.

Кириллов монастырь находился на территории, подотчетной Ростовскому архиепископу Вассиану – государеву любимцу, который требовал у монастыря полного подчинения, суда и пошлин. Ясно, что игумену Кирилловскому это не нравилось, и он кинулся к своему покровителю, хозяину земель князю Белозерскому. Ну а Михаил Андреевич, в свою очередь, просил митрополита оградить его монастырь от посягательств Вассиана, к просьбе как будто бы присоединялась и братия Кирилловой обители.

С челобитной прибыли сам монастырский игумен Нифонт и дьяк князя Белозерского Иван Цыпля. Конечно, с дарами.

Что и говорить, дрогнуло от радости сердце митрополита: вот возможность осадить слишком уж независимого Вассиана, указать ему его место. Хотел сразу же дело решить, но, размыслив, назначил суд: пусть все идет по правилам, чтобы потом придирок не было. Однако и тут спешил Геронтий закончить дело до возвращения государя, который мог вмешаться в спор и решить дело по-своему. Не откладывая, отправил он гонца к Вассиану Ростовскому с требованием прислать объяснения по тяжбе или явиться на суд самому. И уже через десять дней назначил рассмотрение дела.

Как и предполагал Геронтий, сам Вассиан в Москву не приехал. Вместо него прибыл архиепископский дьяк Феодор Полуханов. Интересы князя Михаила Андреевича представлял его дьяк Иван Цыпля. Суд проходил в просторном кабинете митрополита, в его новой палате. Для свидетельства он пригласил двух своих бояр Фому Даниловича да Федора Юрьевича Фоминых. В уголочке скромно примостился Кирилловский игумен Нифонт. Челобитчики стояли посередине комнаты.

– Излагай свое дело, – обратился Геронтий к княжескому дьяку Ивану Цыпле.

Тот низко поклонился всем присутствующим и обратился к митрополиту, изложив суть дела:

– В последнее время, господин, вступается архиепископ Вассиан в государя моего князя Михаила в Кириллов монастырь. Хочет, господин, приставов своих слать к игумену и к братии и хочет их судить. И десятников собирается своих к ним слать, чтобы пошлины брать. В прежние же времена предыдущие архиепископы Ростовские в государя моего Кириллов монастырь не вступались, приставов своих не слали, игумена и братию не судили и пошлин не брали. А судил игуменов того Кириллова монастыря прежде отец моего государя князь Андрей Дмитриевич, а после него судил сын его, а мой государь князь Михаил Андреевич, кроме духовных дел. В духовных же делах игумена ведет архиепископ. А монахов судит сам игумен. Потому что, господин мой, Кириллов монастырь у государя моего, как у великого князя его монастыри – Спас на Москве, да Пречистая на Симонове, да Никола на Угреше.

– Иван Цыпля замолчал, аккуратно вытер рот и небольшую бородку и с видом исполненного долга поклонился. Митрополит одобрительно кивнул и обратился к представителю владыки Ростовского:

– Теперь ты отвечай!

Феодор, немолодой монах, не мешкая, начал докладывать:

– Государь мой, архиепископ Вассиан потому хочет в Кириллов монастырь приставов своих слать, а игумена и братию судить, и десятинников своих назначить, и пошлины брать, потому что архиепископия эта его. И прежние, господин, архиепископы Ростовские все так поступали.

Геронтий, неплохо знавший все обстоятельства дела, усмехнулся про себя и переспросил:

– Которые же прежде архиепископы Ростовские присылали в монастырь своих исполнителей и доходы с него имели?

Феодор оправил свою черную монашескую мантию и, чуть запнувшись, ответил:

– Прежде, господин, бывший архиепископ Ростовский Трифон поставил игумена Филофея в Кириллов, и тот грамоты ему жалованные на монастырь подавал.

Иван Цыпля, до того спокойно слушавший оппонента, встрепенулся и, не дожидаясь приглашения, парировал:

– Так и есть, господин, поставил было Трифон-архиепископ в Кириллов монастырь игумена Филофея, брата своего родного, без ведома и веления государя моего князя Михаила Андреевича. А чем это кончилось? Князь Михаил Андреевич приказал того игумена Филофея поймать да заковать. Игуменить ему запретил, а поставил в Кириллов игуменом Касьяна – по челобитью и по прошению всей братии, старцев Кириллова монастыря. Велел Касьяну лишь благословения у архиепископа взять. А судил его, как и прежде других, государь мой, князь Михайло, кроме духовных дел, которые, как известно, ведет архиепископ.

Он закончил и снисходительно покосился на Феодора, ожидая его реакции на свои убедительные доводы. Геронтий был доволен: пока все шло так, как он и предполагал. Но для порядку он все-таки еще раз обратился к Феодору:

– Ну а кроме этого примера с Трифоном, родным братом архимандрита Филофея, есть ли у тебя иные доказательства? Были ли примеры, чтобы кроме того какие-то прежние архиепископы или государь твой Вассиан в Кириллов монастырь приставов своих посылали и брали ли пошлины?

Феодор тихо покачал в знак отрицания головой и опустил ее, разглядывая торчащие из-под мантии черные носы своих башмаков. Но митрополит не унимался, заранее зная результат своих допросов и учитывая, что рядом его дьяк аккуратно записывает весь ход суда, и бумаги эти, в случае продолжения спора, возможно, придется показывать великому князю.

– Но, может быть, кому-либо из старых князей Ростовских или Белозерских или боярам старым ведомо, что прежние архиепископы распоряжались делами Кириллова монастыря?

И вновь Феодор Полуханов не смог ничего возразить, а лишь отрицательно качнул, не поднимая глаз, головой.

Фактически и обсуждать-то было больше нечего. Не ожидал митрополит Геронтий, что так легко завершится все дело. Он ведь прекрасно понимал главный довод, который мог привести представитель Вассиана: любой монастырь создается на пустом месте, фактически из ничего, порой и на ничейной земле, долгие годы, живя на подачки, на милостыню. И лишь некоторые из них, избранные Богом, постепенно встают на ноги, богатеют, обрастают собственными освоенными землями. Тогда и появляется возможность для епархиального руководства что-то с них получить. Пришло такое время и для достаточно молодого еще Кириллова монастыря. Понятно, однако, желание его лидеров, а тем паче нынешнего игумена Нифонта, человека властного и самостоятельного, избежать опеки и контроля сверху, избавиться от необходимости делиться доходами и властью с главой своей епархии, оставаться полновластным хозяином в монастыре.

Но ответчик архиепископский не смог отстоять своего интереса, потому и думать-то теперь не о чем, явное преимущество оказывалось за князем. Потому Геронтий, переглянувшись с боярами Фомиными, которые в любом случае поддержали бы его, объявил свое решение:

– Присуждаю князю Михаилу Андреевичу судить игумена Кириллова монастыря по старине, как было при отце его, князе Андрее Дмитриевиче, кроме духовных дел, братию же свою, старцев, игумен судит сам. Если же случится какое духовное дело до игумена и его призовет к себе своей грамотой архиепископ Ростовский, то он будет управлять этими духовными делами по святым правилам. Но приставов своих архиепископу в Кириллов монастырь не слать, игуменов и братию ему не судить ни в чем, десятинников не направлять и пошлины не брать.