Мазарини

Ришелье скоро заподозрил неладное, и 6 мая того же года приказал арестовать маршала д’Орнано. Началось следствие по делу последнего. Однако маршал, к большому огорчению кардинала, скончался в тюрьме через несколько недель после заключения. В июне были арестованы Цезарь и Александр Вандомы. Поэтому остальные заговорщики решили поспешить с убийством кардинала. Нашелся и исполнитель – 27-летний Анри де Талейран-Перигор, маркиз де Шале.

Но маркиз оказался излишне болтливым, и посвятил в заговор своего дядю командора де Валансе. Командор оказался человеком кардинала и сообщил обо всем первому министру. О готовящемся покушении кардинал знал и от еще одного своего тайного осведомителя при английском дворе – графини Карлейль, оставной любовницы Бекингема. Графиня, кстати, послужила для Дюма-отца прообразом жестокой и умной красавицы-шпионки Миледи. 8 июля 1626 года Ришелье приказал арестовать Шале. Он был отправлен в тюрьму Нанта, де тогда пребывал двор и обвинен в оскорблении Величества. Специальный трибунал очень скоро вынес Шале обвинительный приговор. Мать Анри умоляла сохранить жизнь сыну, напомнив Людовику XIII об услугах, оказанных ее семейством прежним французским королям (Шале приходился внуком знаменитому маршалу XVI века Монлюку). Но Людовик и Ришелье были непреклонны. 19 августа состоялась ужасная казнь Шале, о которой долго потом вспоминали. В отсутствие палача исполнить приговор доверили каторжнику. Не было найдено и подходящего для казни топора, поэтому его заменили мечом, с которым каторжник не умел обращаться. Очевидно, приняв немало горячительного для храбрости перед казнью, «палач» нанес по голове жертвы более пятнадцати ударов мечом. Поскольку осужденный после этого еще шевелился, его пришлось добивать двадцатью девятью ударами молота.

Остальным заговорщикам повезло гораздо больше – герцогине де Шеврез было предписано отправиться в ссылку в провинцию Пуату, а Гастона против его желания и желания целой группы аристократов обвенчали с мадемуазель де Монпансье.

И после всего этого 17 сентября того же года на заседании Королевского совета в узком составе Анна Австрийская была вынуждена дать показания о своей роли в «деле Шале». Более того, опять была затронута ее связь с Бекингемом. Ей было очень больно. В этот день она пережила чуть ли не самые унизительные минуты в своей жизни.

Отдалившись от жены, Людовик XIII вновь сблизился с матерью. Чрезвычайно укрепились и позиции первого министра. В начале 1627 года французское правительство запретило въезд Бекингема, объявленного «персоной нон-грата», во Францию. В мае того же года началась осада гугенотской столицы Ларошели, а вместе с ней и англо-французская война. Герцог Бекингем бездарно и безуспешно пытался помочь осажденным войсками Ришелье ларошельцам. Во время подготовки одной из экспедиций 23 августа 1628 года он был убит морским лейтенантом пуританином Джоном Фелтоном. Многие не исключали здесь происки Ришелье. Как бы в насмешку в начале сентября 1628 года Анна, все еще оплакивавшая Бекингема, по настоянию мужа и кардинала участвовала в домашнем спектакле в Лувре.

Но любые раны заживают. Людовик XIII увлекся фрейлиной Марией де Отфор, а Анна Австрийская вместе с Марией Медичи с тех пор неизменно поддерживала интриги в пользу Испании и бесконечные заговоры против Ришелье. Ненависть к кардиналу объединила не любивших ранее друг друга королев. После герцога Бекингема у Анны была еще одна любовная интрига – с герцогом де Монморанси. Но, по иронии судьбы, в первой половине 30-годов Монморанси поднял вооруженный мятеж против кардинала и был казнен.

В 1632 года Анна впервые увидела итальянца Джулио Мазарини. Еще при первой встрече его черные глаза, казалось, пронзили ее насквозь. «Красота и ум Вашего Величества неизмеримо превосходят все ранее известные мне представления о Вас», – мягко заметил восхищенный папский посланник. Всегда в хорошем расположении духа, дипломатичный, красивый и к тому же умеющий вести беседы на любые темы, Джулио произвел самое благоприятное впечатление на Анну. Взаимной любви между ними тогда не возникло: королева, безусловно, не видела в нем человека, равного ей по происхождению или близкого по статусу. Мазарини являлся для нее чем-то вроде хорошего друга, с которым приятно провести время. Его отъезд из Парижа на фоне развернувшихся бурных политических событий прошел почти незамеченным.

1636 год был самым тяжелым для Франции за все время войны. В этом году союзникам – Испании и Империи – удалось, наконец, договориться. Оливарес вотировал в пользу императора рекордно огромную сумму – по данным одного из венских архивов она составляла 1 800000 дукатов. Эти деньги были уплачены за счет поступлений налогов из Неаполя и Сицилии, где из-за этого очень скоро вспыхнут восстания. В свою очередь, Фердинанд II согласился поддержать испанские войска во Фландрии, организовав кампанию на Рейне и перебросив вспомогательный корпус в Италию.

Кампания 1636 года открылась бешеным наступлением испано-имперских войск на Рейне и в Пикардии. Несмотря на союзы с Савойей, Мантуей, Пармой и Швецией, французы медленно сдавали свои позиции на востоке. Особенно тягостной неудачей стала капитуляция Филиппсбурга, ключа к Среднему Рейну. Испанцы заняли земли традиционно дружественного Франции архиепископа Трирского, обеспечив «мост» между Испанскими Нидерландами и Империей. Затем развернулось большое наступление в Эльзасе, а герцог Карл Лотарингский оружием поддержал новую попытку неуемного Гастона занять французский трон.

Пристально следивший за этими событиями в Риме, Джулио замечал, что герцог Карл бросился в объятия Империи из-за необдуманности и самоуверенности Ришелье в вопросе Лотарингского наследства. Наверно, тогда Мазарини был несколько обижен на кардинала, не воспользовавшегося ни одним из его советов. Но он тоже переживал за Францию и тайно работал на нее, отправляя Ришелье сведения, которые ему удавалось раздобыть в римской курии.

Однако исход кампании решался не здесь, а в Пикардии. Оттуда весной 1636 года испано-имперские войска дошли почти до Парижа и заняли стратегически важную крепость Корби. С парижских стен были видны огни бивуаков вражеской армии. Ценой неслыханного напряжения сил, бессонных ночей Ришелье, мобилизации всего годного к бою, французам удалось остановить движение неприятеля, а затем, нависая флангами с запада и востока, вынудить его отступить во Фландрию.

К началу 1637 года противник был вытеснен и из Эльзаса, чему во многом способствовали успехи талантливого полководца и владетеля одного из мелких немецких протестантских княжеств Бернгарда Саксен-Веймарского. Ришелье уже тогда обратил внимание на предприимчивость герцога и при помощи отца Жозефа заключил с ним формальное соглашение. За денежные субсидии поступившему на французскую службу немецкому полководцу было поручено тревожить императора на северо-востоке.

Перенапряжение Габсбургов в борьбе с Францией помогло шведскому канцлеру Оксеншерне успеть подкрепить провизией и снаряжением свои армии на севере Германии и решить кое-какие дипломатические вопросы. Главная проблема заключалась в том, что шведско-польское перемирие истекало как раз в 1636 году. В деле нейтрализации Речи Посполитой помогли французские дипломаты, которые успешно подготовили обе стороны к заключению окончательного мира. Польша, серьезно истощенная недавней войной 1632-1634 годов с московским царем Михаилом Романовым за Смоленск, удовлетворилась территориальными уступками. По миру в Штумсдорфе Оксеншерна отказывается от Польской Пруссии, обильно пропитанной шведской кровью в минувшую войну, но зато получал свободу действий в Германии. Туда была переброшена прусская армия шведов, что впоследствии значительно помогло французским победам.

Семь бед – один ответ. Как раз в 1637 году Ришелье пережил очередной заговор, в центре которого оказалась Анна Австрийская, попытавшаяся на фоне военных неудач вбить клин между ненавистным кардиналом и нелюбимым мужем. Первому министру стало известно о тайной переписке королевы с ее родственниками в Мадриде и Брюсселе. Содержание писем свидетельствовало, что Анна намеревалась склонить Людовика XIII к невыгодному для Франции миру с Габсбургами, предварительно добившись удаления Ришелье. Здесь королева решила использовать все свои чары, но не знала, что сейчас ее положение крайне непрочно. Она не имела сведений о том, что Людовик XIII без памяти влюблен в Луизу де Лафайет и серьезно намеревался развестись с ней.

Это вдвойне было невыгодно для французского королевства. Собрав улики, Ришелье сообщил о предательстве Анны королю, который попросил канцлера Сегье допросить королеву. Первый допрос 14 августа 1637 года был проведен весьма неумело. Анна все начисто отрицала и решила лично встретиться с Ришелье, пригласив его к себе.

Кардинал в своих «Мемуарах» подробно описал эту встречу. Деятельность королевы была известна ему до малейших подробностей. Вопросы, один другого убийственнее, не оставляли Анне ни малейшей надежды. От первого министра она узнала и о намерениях Людовика развестись с ней. Это известие было последним ударом. Королева испытывает замешательство, падает на колени и пытается целовать руки кардинала, в слезах умоляя заступиться за нее перед мужем. Истерика была долгой, но первый министр заверил королеву в своем содействии, руководствуясь, прежде всего, государственными соображениями.

Объяснение супругов было крайне тягостным для обеих сторон, но Ришелье удалось заверить Людовика XIII, что интересы государства превыше всего, что король поступит мудро, если простит раскаявшуюся королеву. Этим он уменьшит шансы на престол своего брата Гастона, поддерживаемого герцогом Лотарингии.

Следствием этих событий оказалось примирение супругов и последовавшее за ним рождение двух принцев. 5 сентября 1638 года Анна Австрийская в тяжелых муках (ведь ей уже было 37 лет) родила будущего «короля-солнце» Людовика XIV, а в 1640 году – его брата, будущего герцога Филиппа Орлеанского. Но самым важным явилось то, что французская королева, наконец, научилась чтить интересы Франции. Это во многом объясняет ее поведение в будущем.

Впереди ее ожидали власть, кризисные годы и любовь – самая долгая и последняя в ее жизни. Приблизившись к сорокалетнему рубежу, Анна Австрийская не утратила своей красоты. Напротив, поздние роды сделали ее облик более мягким и женственным.

Тем временем ситуация на театре военных действий в Европе медленно, но верно менялась в пользу антигабсбургской коалиции. В феврале 1637 года скончался император Фердинанд II. Последним успехом его дипломатии стало безболезненное для имперских чинов, да и для всего континента, избрание его сына, короля Венгрии, новым императором Фердинандом III. Смерть старого Фердинанда II – существенная веха в истории габсбургского дома и Тридцатилетней войны. С ней, пожалуй, окончательно поблек преимущественно конфессиональный подход к решению государственных дел. Император, по отзывам современников и историков, «в первую очередь был не властителем своих восточных и наследственных земель, но главой Империи, боровшимся за веру и авторитет своего дома, защищая и оберегая его».

По прошествии столетий и сегодня историки склонны рисовать его деятельность более мягкими красками: Фердинанд II не слишком зависел от мнения иезуитов и своих любимцев, ему не был свойственен безудержный религиозный фанатизм. Все могло быть. Но его реальная политика говорит как раз об обратном. И он нам видится таким, каким предстает на гравюре Эгидия Зедлера: с копьем в руке ведущий в бой свои войска за веру и Империю.

Наследник Фердинанд III не был столь горяч в религиозных вопросах, как отец. Он не состоял в личной дружбе с Максимилианом Баварским и другими вождями Католической лиги. Гораздо менее воинственный и более прагматичный, новый император во многом способствовал приближению долгожданного мира. Однако для этого требовался перелом в войне.

Осень 1637 года была самым тяжелым временем для шведов. Был момент, когда в их руках находилось лишь несколько крепостей в Померании. Талантливый генерал Банер сумел переломить ход событий. Получив подкрепления из Пруссии, он стремительно напал на Саксонию и почти полностью истребил армию саксонского курфюрста в горных теснинах близ Хемница. Затем он перенес операции в Чехию и доходил даже до Праги. Параллельно с успехами шведов в Саксонии Бернгард Саксен-Веймарский одержал ряд побед на верхнем Рейне. В январе 1638 года он перешел через Рейн в нескольких милях к востоку от Базеля и разбил имперские войска герцога Савелли близ Рейнфельдена. В результате весь лесной Шварцвальд был очищен от неприятеля.

Бернгард получил возможность развить успех, и весной 1639 года осадил последнюю твердыню императора на Рейне – крепость Брейзах. Овладеть ею означало перерезать испанские коммуникации через Эльзас. Но взять эту цитадель приступом не было никакой возможности в силу почти полной неприступности высившихся на скалах укреплений. Крепость выглядела грозно: с одной стороны – Рейн, с другой – высокие отвесные холмы. Началась почти годичная осада, в течение которой герцогу трижды пришлось отражать деблокирующие удары императорских войск, причем все три раза – удачно. Особенно порадовала Бернгарда победа над Карлом Лотарингским, когда в плен к нему попали почти все высшие чины имперской армии. В конце концов, в декабре того же года Брейзах капитулирует. Но храброму полководцу Бернгарду уже не довелось полностью насладиться долгожданным успехом и обладанием этой крепости – летом следующего года он скончался в разгар подготовки нового похода за Рейн.

Не довелось насладиться этой победой и ее главному закулисному виновнику – «серому кардиналу» отцу Жозефу. Именно ему принадлежала честь с таким трудом заманить герцога на французскую службу и воевать, в сущности, за французские интересы. «Второе я» кардинала Ришелье умирает буквально за несколько часов до капитуляции Брейзаха. Сидевший у смертного одра друга кардинал уже не сомневался в победе Бернгарда и, видя, что отец Жозеф отходит в мир иной, сказал ему, что крепость взята. Душа капуцина отлетела к небесам удовлетворенной.

А на земле осталась легенда о нем. «Странно, как мог демон быть столь близким ангелам?» – посмеивались недоброжелатели Жозефа, совсем не думая о том, кто вскоре его заменит.

Достигнутые победы сделали возможным развернуть согласованные действия шведов и французов. Морские успехи голландского флота окончательно закрепили перелом в европейской войне. Осенью 1640 года войска французского командующего Гебриана впервые соединились со шведами Банера под Эрфуртом. Воспользовавшись этим, шведский полководец предпринял отважное вторжение в Баварию. В дни, когда в Регенсбурге заседал имперский рейхстаг, его войска появились под стенами города, и лишь оттепель не позволила им начать штурм. Весной 1641 года Банер вернулся в Саксонию.

Увлекшись перипетиями европейских событий, мы, кажется, совсем забыли о главном герое. Нельзя сказать, что он совсем держался в стороне от всего происходящего. Мазарини вернулся в Вечный город с инструкциями от Ришелье, которые фактически делали его французским агентом при папском дворе. Джулио должен был убедить Урбана VIII, что Франция сейчас имеет единственную цель – заключить союзы с Англией и Баварией. Он также представил на обозрение папы римского свой проект «Священной войны» против Османской империи. Под номинальным руководством кардинала Антонио Барберини Мазарини одновременно работал в целях открытия мирного конгресса в Кельне. Там его надежный друг и агент Зонго Ондедеи получал подробнейшие письма, полные практических советов, отражавших мирные намерения Джулио. Вообще Мазарини как дипломат всегда нес с собой предложения мира.

Мирный конгресс тогда так и не открылся, что явилось ударом для Ондедеи, мечтавшего сделать на этом событии политическую карьеру. А его патрон, казалось, нисколько не тужил.

Помимо этого, Мазарини имел в Париже другого преданного ему агента – аббата Карло, осуществлявшего связь с его французскими друзьями. Именно от Карло он получил известие, что Ришелье вновь хочет видеть его около себя.

Пребывая в Риме, Джулио постоянно внушал Урбану VIII идею освобождения севера Италии от испанского присутствия. При этом Рим может расширить свою северную границу, а французы укрепят влияние в Северной Италии. Все зависело, конечно, от способности франко-савойских армий одержать решительную победу на этом участке фронта. Усилия Джулио окончились тем, что в 1638 году Франция и Савойя подписали перемирие с императором в Северной Италии, а испанцы очистили ее территорию.

Вместе с тем, Мазарини чувствовал, что если ему сейчас не предпринять решительных шагов, его карьера остановится на достигнутом. Фактически Джулио три года «грыз удила», официально будучи домоправителем при дворце Барберини и руководя чиновниками и слугами. Он ослеплял Рим роскошью пиров и карнавалов и шокировал распутством. Дальновидному и честолюбивому без меры человеку этого, конечно, было ничтожно мало. Он лелеял замысел вернуться во Францию в качестве постоянного нунция (пост нунция освободился еще летом 1637 года) и добиться кардинальского сана. Ришелье и Людовик XIII поддерживали его в этом, особенно после того, как умер ближайший кандидат в «кардиналы короны» отец Жозеф. Но происпанская партия в папской курии помешала осуществлению этих планов, найдя множество причин для официального отказа: Мазарини, мол, являлся римским подданным, а значит, король Франции не мог выставлять его кандидатуру. Более того, только папа имеет право выбирать очередного кандидата в кадиналы. А когда у Людовика родился долгожданный наследник, и король попросил Урбана VIII быть крестным, чтобы восприемником стал Мазарини (в таком случае еще оставалась надежда получить желанную кардинальскую шапочку), папа не на шутку рассердился. Аудиенция французского посла д’Эстре закончилась тем, что Святой отец так стукнул о пол своим посохом, что тот сломался. Джулио остро ощущал, что надо срочно ехать в Париж.

Французский король и его первый министр отреагировали на поведение папы очень резко, прервали контакты с чрезвычайным нунцием Скотти, и вообще всякие отношения с римской курией. В складывавшихся к тому времени международных отношениях на континенте для Рима это было недопустимо, и поэтому не удивительно, что в 1638 году Мазарини участвует в торжественном обряде крещения дофина и планирует свой отъезд из Италии. Наконец, получив формальное приглашение Людовика XIII в ноябре 1639 года, он уже 13 декабря покидает Рим. Добравшись до Чивита Веккиа, где испанцы отказали ему в разрешении на проезд по своим владениям, наш беглец сел на первый попавшийся корабль, отплывавший в Марсель, и затем добрался до Парижа. Во французской столице Джулио припал к ногам короля, оказавшего ему самый радушный прием. Так пожелал Ришелье, хотевший возместить потерю друга и самого умного своего советника отца Жозефа. Наверно, именно в Мазарини он увидел ему замену.

Почему же Мазарини так бесповоротно изменил свою судьбу? И почему Урбан VIII «отпустил» его? Скорее всего, проницательный и излишне острый ум талантливого политика не укладывался в нормы римской церкви. К тому же Джулио успел нажить много врагов в курии среди политических противников и просто посредственностей, не обладая достаточно благородным происхождением. И, по сути, он никогда не был настоящим священником – это чувствовали все окружающие.

Разумеется, поначалу новая «креатура» Ришелье вела себя скромно и выполняла только дипломатические обязанности. Но уже поздней осенью 1639 года первый министр Франции официально подает прошение в Рим о присвоении кардинальского сана его другу Мазарини.

На пути к победе

Шел 1641 год… Вот уже два года Джулио Мазарини постоянно жил во Франции. Надо сказать, в то время его ложе еще не было достаточно мягким. В Париж Джулио прибыл почти «нищим» по сравнению со своим предыдущим положением, но с надеждой смотрел в будущее. И все же, несмотря на благоволение к нему королевской четы и первого министра, все доходные места в королевстве были пока заняты. Положение новоприбывшего описывается в «Мемуарах» капитан-лейтенанта первой Роты Мушкетеров Короля месье д'Артаньяна следующим образом:

«При своем прибытии ко двору Мазарини явился туда столь жалким, что ему требовалась чья-нибудь поддержка. Не имея ничего, кроме весьма скудного пенсиона, далеко недостаточного даже для скромного существования, он был слишком счастлив, когда Месье де Шавиньи, кто узнал его, воспользовавшись им в делах Италии, дал ему комнату у себя и место за столом своих служащих».

Не правда ли, описание это довольно неточное, насмешливое и саркастическое? Не стоит удивляться – ведь д'Артаньяна, как исторический персонаж, нельзя отнести к горячим сторонникам обоих кардиналов, и, кроме того, подлинность его «Мемуаров» подвергается сомнению большинством историков.

Однако, и в самом деле Ришелье поручил государственному секретарю де Шавиньи заняться устройством Джулио Мазарини, поскольку уже тяжело больному кардиналу хватало более важных забот. В годы, предшествовавшие его министерству, Мазарини много работал, стараясь выставить себя в лучшем свете в глазах французского высшего света. Тогда, в 1639-1642 годах, стараясь следовать знаменитому принципу великого римского императора Августа «Поспешай медленно», он постепенно перевоплощался из папского дипломата в наследника Ришелье.

Джулио тщательнейшим образом выискивал себе патронов, друзей и сторонников, ездил в Италию, откуда привозил произведения искусства и редкие книги. Он старался следовать моде и быть в моде, регулярно посещал театр и слушал музыку. Он блистал в обществе и периодически навещал королеву Анну и своего крестника, чем постепенно приучил их к своему постоянному присутствию. Кроме того, он старательно и с должным умением выполнял любые дипломатические поручения, чаще всего на франко-испано-итальянском фронте. Ришелье поручил своему протеже две миссии: одну в Савойе, другую – в Седане. Первое задание (сентябрь 1640 – июнь 1641 года), длительное и деликатное, выглядело как испытание, но второе – сложное, и вместе с тем быстро завершенное (сентябрь – октябрь 1642 года) – уже свидетельствовало о полном доверии великого кардинала. Во время осады Перпиньяна в декабре 1641 года Джулио Мазарини, наконец, получил обещанную ему Людовиком XIII и Ришелье еще два года назад кардинальскую шапку.

Это было огромное достижение! Ведь хотя Джулио долгое время пребывал в должности папского дипломата и был посвящен в сан, священником по своей сути он не стал и всю жизнь ненавидел красную сутану. Пожалуй, это один из примечательных нонсенсов кончавшегося конфессионального века. Недаром ценивший Мазарини Урбан VIII долго противился настойчивым просьбам своего племянника Антонио и кардинала Ришелье. В свою очередь, Джулио не единожды напоминал последним о своих заслугах и своем желании стать кардиналом.

Он почему-то (наверно, здесь следует винить предсказания пармского прорицателя) был уверен, что достигнет этой цели. Действительно, чем он хуже кардиналов Антонио, Франческо или подобных им? Его заслуги перед кланом Барберини, Римом, Италией и Францией трудно переоценить. Все это прекрасно понимали Барберини, полагавшие, что «большой» Мазарини сможет им понадобиться, и Ришелье, готовивший во Франции почву для своего ухода. В условиях выхода Тридцатилетней войны на финишную прямую Урбан VIII не мог противостоять все возраставшему влиянию Франции в Европе. И сдался, подписав буллу о присвоении Джулио Мазарини кардинальского сана за особые заслуги перед Святым престолом.

Когда Джулио узнал о своем новом статусе (ему была принесена депеша прямо на бастион), он медленно опустился на землю и произнес: «Теперь я богат!». Воистину для многих это было ярчайшим подтверждением жадности Мазарини. Но учтем, что целых два года ему пришлось влачить худшее в финансовом отношении после Рима существование. Он даже заметно похудел за это время, но, скорее, из-за постоянно снедаемого его душу беспокойства о своем положении и своей карьере во Франции, нежели из-за недостатка в яствах. Вообще-же плотно поесть Джулио всегда любил. Пока, разумеется, позволяло здоровье.