Тайная игра

– Гражданин Рублёв Станислав Николаевич, на вас поступило заявление от пострадавших. На каком основании вы напали на сотрудников полиции при исполнении?

– Чего?? На каких сотрудников?? – наигранно удивился Рублёв. – Я ни на кого не нападал.

– Действительно? А вот у меня другие сведения, к тому же вам удостоверения показывали. Но вы всё равно продолжили избивать, за это вам светит штраф либо арест до шести месяцев и тому подобное вплоть до лишения свободы сроком на пять лет.

– За что?

Овсянников повернул ноутбук монитором к Станиславу, показывая запись с камеры:

– «За что?» Вот за это.

Майор Овсянников ответил, что если бы не мгновенная реакция их сотрудника, который, рискнув, применил не совсем правомерный приём, так как у него времени на раздумья не было. И если бы не этот приём, Рублёву сейчас грозила бы совершенно другая статья.

– Аа, это. Да, не отрицаю, я ударил. И, признаю, был не прав. Услышал обрывок разговора и вначале не совсем понял, о чём шла речь.

– Повторюсь: они же вам показывали свои корочки, – сказал Марк Матвеевич.

– Я тоже повторю: вначале я не совсем понял, услышав обрывок разговора, что ваш капитан приглашает Анжелу в отделение, – развёл руками Рублёв. – Готов извиниться перед вашими сотрудниками. Старлея я случайно ударил, выбивая ксиву, так как думал, что она липовая.

Овсянников позвонил в кабинет Мурашова и Скороходова. Трубку снял Александр, Марк Матвеевич пригласил их в свой кабинет. Скороходов, положив трубку, сказал, что Марк Матвеевич приглашает их к себе.

– Не сказал – зачем? – спросил Мурашов.

– Нет, Серёг, не сказал. Просто попросил подойти к нему.

– Пойдём тогда, раз пригласил. Как раз Глаше позвоню.

Капитан со старшим лейтенантом вышли из кабинета, Мурашов набрал номер Глафиры:

– Дочка, ты утром спрашивала…

Глафира, всё ещё немного обижаясь на Сергея, ответила, обращаясь на «вы», не дав ему договорить, что она ему не дочка. У Сергея после такого ответа Глаши вид стал задумчивым, и он, попросив её не обижаться, сообщил, что раз бесплатная регистрация, она может зарегистрироваться в ту компанию, про которую с утра говорила, добавив, что у него ещё вопрос.

– Спасибо. Какой вопрос?

– Там есть цветочные духи?

– Вроде бы есть, дядя Серёжа. Я спрошу у Яны, дам ей ваш номер телефона, она вам потом перезвонит. Сейчас уже звонок на урок.

– Хорошо. Беги на урок, Глаш.

– Пока, дядя Серёжа. Удачи вам на работе.

Мурашов, в надежде на то, что когда-нибудь Глаша перестанет на него обижаться и, снова, будет называть папой, сказал:

– Пока, дочка, – и положил трубку.

Скороходов постучал в дверь кабинета Овсянникова и, приоткрыв её, спросил:

– Вызывали, товарищ майор?

– Приглашал. Проходите, – ответил Марк Матвеевич.

Скороходов с Мурашовым вошли в кабинет и присели на стулья, стоявшие у стены с другой стороны стола. Рублёв, сидевший напротив, виновато опустив голову, сказал:

– Товарищ старший лейтенант и товарищ капитан, извините меня за вчерашний инцидент в ювелирном салоне «Весна». Я признаю, был неправ. Услышал обрывок вашего разговора, товарищ капитан, и не сразу понял, о чём шла речь. Признаю свою вину.

– Я принимаю ваши извинения, Станислав, – ответил Скороходов.

– А я – нет, не принимаю извинений, – сказал Мурашов.

– Саш, Серёж, выйдем на несколько минут в коридор, – попросил Марк Матвеевич и позвал сержанта.

Сержант зашёл в кабинет, Овсянников сказал:

– Ром, побудь пока что в кабинете. А мы с Мурашовым и Скороходовым ненадолго выйдем в коридор.

В коридоре Марк Матвеевич отвёл Скороходова и Мурашова чуть подальше от дверей своего кабинета и спросил: может, примирением сторон обойдутся? Так как у него недостаточно фактов и доказательств.

– Я согласен на примирение, – сказал Скороходов.

– А я не согласен ни на какое примирение, – возразил Мурашов. – А запись с камеры – это разве не считается доказательством? К тому же наши разбитые лица – тоже факт. Плюс ещё моя порезанная рука.

– Сергей, в любом случае у меня нет оснований для задержания Рублёва, – ответил Овсянников. – Запись с камер и ваши «разукрашенные» лица – это не основания для ареста Станислава. – Вы побои снимали? У Каретина были?

– Нет, не снимали. У Каретина не были. Даже если бы и были, то тяжкими телесными это не назвать, – ответил Скороходов. – Повторюсь: я согласен на примирение, сейчас зайдём в кабинет, я заберу и порву своё заявление, если можно.

– Конечно, можно, – сказал Овсянников, – я уголовное дело ещё не возбуждал.

– Я тоже повторю: я не согласен ни на какое примирение, – попытался возразить Мурашов, – и своё заявление забирать не буду.

– Но у меня нет оснований для задержания и ареста Рублёва, – возразил майор Овсянников. – Да и на записи видно, что ты случайно порезался о лезвие канцножа.

Скороходов зашёл в кабинет, подошёл к столу, взял своё заявление, порвал и выбросил в мусорную корзину:

– Станислав, с моей стороны нет к вам претензий.

– Я своё заявление забирать не буду, – недовольным тоном сказал Сергей. – И на примирение сторон я не согласен.

– Ну, раз у нас с одной стороны примирение, – сказал Марк Матвеевич, подписывая пропуск, – то прочитайте и подпишите вот здесь: "мною прочитано" и "с моих слов записано верно".

Рублёв, взяв протокол допроса, стал читать. У Мурашова созрел коварный план: он подошёл к столу майора и незаметно положил флешку с записью с камер на стол так, чтобы она мешала Рублёву. После прочтения протокола Станислав взял ручку и, ничего не подозревая, подвинул флешку и подписал документ.

Мурашов незаметно взял со стола флешку за края, чтобы не оставить своих отпечатков, положив пока что в свой карман, и сказал:

– Я вас провожу до выхода.

На крыльце капитан Мурашов, не заметив полковника Лемехова, который возвращался из магазина, положил незаметно флешку с записью с камер в карман Рублёву.