КРЫМСКАЯ ПРАКТИКА. Мистическая повесть

– Представьте, наша Нева появилась позже, чем сформировался еврейский народ, – ненавязчиво добил их профессор. Дед Павло скрутил козью ножку и дымил аккуратно в сторону, чтобы никого не беспокоить.

Профессор замолчал и внимательно посмотрел на своих слушателей.

– Ну как вы, дорогие, не устали?

– Нет… нет… – раздались нестройные возгласы.

Дождь почти прекратился. В Ленинграде шелест ливня по асфальту вызывает уныние, то здесь в Крыму, под прочным деревянным навесом, комфортно сидеть в свежести, прохладе и слушать интереснейшие умозаключения высоко эрудированного Андрея Петровича.

Кора задумалась. Здесь, в Крыму, многое ей стало ясно. В Ленинграде ей нравился однокурсник Дима Асеев, золотоволосый, голубоглазый, белокожий, он много знал. Как интересно рассказывал он Коре на переменах в очереди в студенческой столовой о короле Артуре, Святом Граале и рыцарях Круглого стола! Кора больше любила время мушкетеров – европейское средневековье казалось ей мрачным, скучным временем. Странно, почему Диме нравится это время. Кора вздохнула в унисон своим мыслям. Только здесь, к крымской степи поняла она, что её однокурсник вызывает в ней не совсем дружеский интерес. А он? Как он к ней относится? В конце учебного года они весело расстались, предвкушая поездки на свою первую студенческую практику: Кора – в Крым, Дима – в Вологду. Посылать друг другу письма они не обещали, но сейчас Кора каждый день ждала письмо от Димы. Она могла, конечно, и сама ему написать, но стеснялась. Девушка должна быть пассивной стороной. Вот Татьяна первая написала Онегину, и ничем хорошим её инициатива не кончилась. Кора не собиралась повторять её ошибку. Маме девушка писала регулярно, раз в неделю. Все письма археологической экспедиции забирал дед Павло и отправлял с почты своего села. Мама Коры, Антонина Ивановна, писала ей длинные письма, наставляла и ободряла. Свою сердечную тайну Кора пока не доверила даже маме, хотя в других ситуациях часто советовались с ней, они обсуждали происшествия в школе и институте, где училась Кора, её окружение, книги, фильмы, спектакли. Кора, оторванная от привычной жизни в уютной ленинградской квартире, скучала по дому. Лишь уехав далеко-далеко от матери и деда, она начала понимать, что очень многим в своей жизни она обязана именно им, своим любимым родным.

Под бархатное рокотание профессорского баса грезить было легко, но Кора заставила себя прислушаться к его словам.

– … Данте пишет, что вода Стикса багрово-черная, запомните это. И Харон работает не безвозмездно. Умершие платят ему за перевоз. Откуда вытаскивают они драхмы?

Стас засмеялся, видимо, представив непристойную картинку, но быстро потупился и замолчал.

– Изо рта, – ответил Гена. – Эллины клали в рот покойнику монету.

– Ты прав, благородный Геннадий, – сказал профессор. – Твое имя греческое, ты знаешь?

– Конечно, знаю, Андрей Петрович, – степенно ответил Гена.

– Умница. И что удивительно, драхмы в Греции используют до сих пор, – сказал профессор и победным взором окинул своих слушателей.

– Было очень интересно, – восторженно вскрикнула Леночка.

– Занимательно, – процедил Стас.

– Как в музее побывал, – радостно сказал дед Павло.

– Вы же, наверное, проголодались, – заохала баба Надя. – Сейчас будем ужинать.

Ребята восторженно завопили и вскочили со своих мест. Дождь кончился, западный горизонт освещало заходящее солнце. Казалось, его золотые лучи разгоняют дождевые тучи. Небо стремительно очищалось, на его темной восточной половине проступили сияющие звезды. Профессор внимательным взглядом окинул небосклон и распорядился:

– Девушки помогают с ужином Надежде Федоровне, парни идут со мной, осматриваем лагерь!

Дед Павло разжег кирпичную плиту и поставил два чана с водой – для каши и для чая.

– У нас будет сладкая пшенная каша с яблоками, – заявила баба Надя. Кора взяла нож и начала чистить яблоки. Леночка скривилась, но взяла доску, второй нож и стала их резать.

– Умницы, девочки, – похвалила их баба Надя.

Профессор шел с ребятами по лагерю, боясь, что дождь зальет палатки. Но палатки были поставлены надежно, во всех сделаны высокие деревянные полы. Стихия причинила минимальный ущерб палаточному городку ленинградских археологов. Раскоп, конечно, оказался залит, и до ужина парни вычерпывали воду.

Ужинали уже в темноте

В эту ночь Коре приснилась широко разлившаяся река под светлым, высоким небом, и она, Кора, пересекает эту реку на плоту, отталкиваясь шестом от дна. Воды реки, светлые, спокойные, тягучие, отливают перламутром и сизыми бликами, как Нева в белые ночи. Кора в восторге стремится вперед, шест в её руках так и мелькает, плот мощными рывками несется к берегу. Кора уже видит песчаный берег, а над ним – тёмную зелень островерхих деревьев на фоне почти белого неба. Солнца в вышине нет, берег, от которого отплыла Кора, постепенно заволакивает туман. Девушка чувствует, что ей нужно пристать к берегу, к которому она гонит плот, что там её ждет что-то хорошее. Когда плот ткнулся в песчаный берег, Кора увидела, что темный силуэт отделился от зелени кипарисов и двинулся к ней. Мужчина в темной одежде с геологическим молотком в левой руке правую протянул Коре. Она не могла разглядеть его лица, но руку узнала сразу и закричала:

– Папа!

Девушка проснулась с этим криком. Тяжело дыша, она увидела над собой брезентовый потолок палатки вместо светлого высокого неба из своего сна. «Где я была?» – потрясенно подумала Кора. Ответ прозвучал в её ушах песней, донесшейся издалека: «Стикс». Девушка вздрогнула. Данте что-то напутал. Она видела светлую, спокойную, величавую реку. Оказывается, Стикс может быть и таким. «У каждого свой Стикс», – в смятении подумала Кора. И рука отца… Девушка закрыла глаза и как наяву увидела широкую, мозолистую ладонь, протянутую к ней. А что могло случиться, если бы она коснулась руки отца своей? Кора вздрогнула, это сон, всего лишь сон. Девушка подумала, что маме этот сон она никогда не расскажет, да и вообще, пора вставать. По лагерю разносился звонкий голос Леночки, с чувством выпевавшей: «Утро красит нежным светом…»

– «Стены древние Кремля» – невольно подпела Кора.

– Каринка, вставай! – вопль Леночки раздался совсем рядом с палаткой.

– Сейчас! – откликнулась Кора, заряжаясь оптимизмом подруги.

Прошло несколько дней. В лагере археологов продолжалась работа. Постепенно, после ливня, просох раскоп, и в нем обнаружились интересные находки: бронзовые и костяные застежки-фибулы, осколки краснофигурных и чернофигурных ваз. Леночка нашла почти целиком сохранившуюся плитку, политую желто-зеленой глазурью, и теперь ходила гордая и счастливая, как молодая королева. Кора немного ей завидовала и с еще большим рвением просеивала землю в своем раскопе. Тревожные сны ей больше не снились, и девушка была рада, хотя в той широкой тихой реке не было ничего страшного или отталкивающего. А берег, куда она приплыла, с темной зеленью кипарисов… это был, наверное, Элизиум, загробный римский остров блаженства. Росли бы на нем яблони, был бы Авалон, на который фея Моргана перенесла раненого короля Артура, любимого героя её однокурсника Димы. «Он очень любит яблоки», – радостно вспомнила Кора. Вдали от него она перебирала в памяти все их встречи, взгляды, разговоры и находила всё больше совпадений их вкусов, привычек, пристрастий.

За сливовым компотом Андрей Петрович постучал по столу, привлекая внимание своих студентов.

– Итак, друзья мои, сегодня пятница, – начал он. – У нас будет костер. Завтра работаем до обеда, отдыхаем, вечером будем купаться в море.

– Ура! – завопили обрадованные студенты. Они уже привыкли к жизни в археологическом лагере. Костер вечером в пятницу – приятная традиция: Андрей Петрович рассказывает что-нибудь интересное, не из программы, об истории Крыма, о быте древних греков, комментирует их мифы, разъясняет молодежи тайный смысл давно известных сюжетов.

После еды Кора собрала посуду и поблагодарила бабу Надю за вкусный обед.

– На здоровье, детонька, – ответила повариха. – Вот тебе письма, сегодня дед мой привез почту, – и она передала девушке два конверта. – Из дома пишут?

Кора быстро просмотрела адреса отправителей. Четкий почерк мамы она узнала сразу. А второе письмо… В груди Коры похолодело. Письмо от Димы! Как она ждала этого момента!

– Из дома, – невнятно пробормотала она. – Я пойду.

Прижимая к себе заветное письмо, девушка поспешила в свою палатку. Она не слышала окликов друзей. Даже Андрей Петрович отложил газету «Советская культура» и проводил озадаченным взглядом лучшую студентку этого курса. Она вбежала в свое временное жилище. Брезентовые стены обеспечили желанное уединение. Девушка села по-турецки на постель из надувного матраса и спального мешка ее погибшего отца-геолога. Побледнев, она торопливо надорвала конверт, надписанный крупным твердым почерком. Это было первое письмо от ее однокурсника Дмитрия. Он писал:

«Дорогая Карина! Пишу тебе из Вологды. Мы работаем на раскопках крепости Ивана Грозного. Много интересных находок, погода прекрасная, все время светит солнце. Скучаю по нашему городу. Белые ночи здесь были как у нас. Хожу в Софийский собор, здесь очень интересные фрески. Вологда – красивый зеленый город, много яблоневых садов и старых деревянных домов с затейливой резьбой. В этих деревянных орнаментах я разглядел языческие мотивы: древо жизни и птицу счастья. Утром идем на работу, заря румянит небо, в садах зреют яблоки, красиво как в раю. Хотелось бы мне гулять с тобой по Вологде, подняться на неоготическую колокольню и осматривать окрестности. Налево, вдоль реки, видны мощные башни Спасо-Прилукского монастыря. Мы были там в прошлое воскресенье. В следующую субботу нас повезут в Ферапонтово на встречу с фресками Дионисия. Как бы я хотел посмотреть их вместе с тобой. Когда мы вернемся в наш город, нам надо будет о многом поговорить. До встречи, твой однокурсник Дмитрий».

Девушка несколько раз перечитала дорогое письмо. Сердце ее стучало часто, а в душе звучали ангельские хоры. Права была Даша из «Хождения по мукам»: «… если бы выдумать такой инструмент и приставить сюда, – Даша положила руку на грудь, – можно бы записывать необыкновенные вещи… – Даша тихо запела».

Память у Карины превосходная, почти фотографическая. Она могла наизусть цитировать отрывки из своих любимых книг.

Дмитрий, Дима, высокий, голубоглазый. Его золотые волосы завиваются в колечки, как у древних греков. Именно таким, сильным, красивым, широкоплечим представляла Кора скульптора Пандиона из романа Ефремова «На краю Ойкумены». Дима тоже читал и любил Ефремова, но ему больше нравилась книга «Туманность Андромеды» о великом космическом будущем человечества. Скорее бы оно настало!

Кора сунула под подушку оба письма – прочитанное и непрочитанное. Письмо мамы она почитает позже, а сейчас ее ждет ставший родным раскоп. Девушка переоделась в рабочую одежду и прибежала на рабочее место, опоздав всего на пять минут. Профессор мрачно взглянул на нее, но решил не портить ей и себе радостное пятничное настроение. Девушка светилась от счастья, глаза ее сияли, губы улыбались.

– Начали, – дал команду землекопам-практикантам профессор. Кора привычно взяла в руки сито…

Вечером, после ужина остатками обеда, парни разожгли костер. Баба Надя с дедом Павло вернулась в свое село, обещала утром в понедельник привезти молодежи домашних пирожков. А в субботу и воскресенье студенты готовят себе сами.

В конце трудовой недели молодежь пребывала в приподнятом настроении. Кора еще раз переоделась в джинсы, сшитые ее мамой, и чистую белую рубашку. Ночью становилось прохладно, особенно это чувствовалось после дневной жары. У костра, под звездным небом, студенты окружили профессора. Он с удовольствием оглядывал свою команду, отмечая умные живые взгляды молодых людей и девушек. Они уже привыкли к интеллектуальной работе, в глазах их светились такие же искры интереса, как алмазные звезды в ночном крымском небе.

– Ну, что бы вы хотели сегодня услышать? – обратился Андрей Петрович к своей молодой аудитории.

– О любви, – робко выдохнула Леночка, подруга Коры.

– Что же вам рассказать? В Древней Греции любви не уделялось такого внимания, как в последующие эпохи. А формы любви, которые практиковали греки, могли бы вас шокировать, – начал профессор.