Жила-была Вера. Истории о силе духа, любящих сердцах и билете на счастье

Дальше она ничего не запомнила. Это уже потом она узнала, как вытащили ее протрезвевшие мужики, и они же побежали за фельдшером, чтобы привести в чувства. Как испуганно ахнула мать Антошки, когда увидела обожженное лицо Полины. Как не могли добудиться девочки, а после соседи чуть не разорвали нерадивую мамашу, когда выяснилось, что она с приятелями «в шутку» напоила ребенка вином, чтобы та не мешала им «отдыхать».

Обо всем этом Полина узнала от Семена, который приехал к ней в больницу на следующее утро и уговорил главного врача пустить его к жене хотя бы на минутку. Белый как мел, перепуганный, он боялся прикоснуться к перебинтованным рукам Полины и только твердил снова и снова:

– А если бы тебя не стало… Поля! А если бы…

– Сёма, я же жива! Все хорошо! Вот только ты теперь жить со мной не захочешь. Я пойму, ты не думай! От красоты-то моей больше ничего и не осталось…

– Это еще что за разговоры?! – Семен, словно очнувшись от своего морока, глянул как прежде, строго и требовательно. – Чтобы я такого больше не слышал! Поняла?!

– Не сердись! Не буду… – Полина, изменив своей привычке, прямо глянула на мужа. – Спасибо…

– Прекращай! Ты мне жена или кто?!

– Жена… Сёма, а Тонечка…

Полина, боясь реакции мужа, вопрос свой почти прошептала, но он ее удивил.

– Тут твоя Тонечка. В соседнем крыле, где детское отделение.

– Как она?

– Цела. Ты же ее в одеяло замотала. Она только немного дымом надышалась, а так ничего. Я у нее был. Врач говорит, что все хорошо с ней. Не волнуйся!

Полина, с облегчением выдохнув, глянула на мужа.

– Не сердись… Жаль мне ее…

– Понимаю.

Больше они в тот день ни о чем поговорить не успели. Семена выставили из палаты, и Полина уснула, теперь уже спокойно и крепко, точно зная, что все сделала правильно.

Пройдет несколько лет и по дорожке, ведущей к Полининому дому, пронесется кудрявый ураган, размахивающий сумкой с учебниками. Наскоро скинув туфельки, на цыпочках добежит он до коляски, стоявшей на веранде, сунет нос под Полинину фату, наброшенную на козырек, и шепнет:

– Мам, а мам, как он спал сегодня? Я утром ушла и не видела его! У-у-у, красивый мой!

– Тонечка! – Полина дернет девочку за подол. – Не буди! Еле укачала! Это у тебя да у отца он сразу успокаивается, а мне спуску не дает! Иди поешь! Скоро отец приедет, а у меня конь не валялся.

– Я все сделаю! Отдыхай! – Тоня чмокнет Полину в щеку, осторожно коснувшись губами давно зажившего шрама, и унесется к себе в комнату.

Наскоро переодевшись, она поправит алое платьице на кукле, подаренной ей когда-то Семеном, и, что – то напевая себе под нос, ускачет на кухню. Дел невпроворот! Некогда в куклы играть теперь! Она ведь теперь взрослая…

Как же – старшая сестра! Все умеет! И по дому, и вообще. И шьет не хуже Полины! Платье это, например, ее работа. Полина только чуть-чуть с выкройкой помогла. И Тоня рада, что от того, первого, сшитого ей когда-то Полиной платья, остался такой большой лоскут, что хватило на наряд для куклы. Потому, что это память…

Не только о плохом. Об этом Тоня вспоминать себе запретила. Но и о хорошем. Ведь не было бы этих «горошков» и семьи бы, настоящей, такой о которой она так мечтала, тоже не было бы!

И пусть возвращается из колонии та, что пишет письма и требует называть себя матерью.

Пусть! Тоня больше ее не боится и точно знает, кому теперь принадлежит это ласковое слово, которому она уже начинает учить братика. Мамой Антошка зовет теперь вовсе не ту женщину, которая ее родила, а ту, что подарила ей жизнь, ни на мгновение на задумавшись отдать за это свою.

И Тоня совершенно уверена – это слово, сказанное правильному человеку и в правильное время, способно творить чудеса. И доказательство этому спит сейчас в коляске на веранде, а когда проснется, Тоня возьмет его на руки, тяжеленького и теплого после сна, и скажет ему:

– Зови маму! Громче зови! Она тебя слышит…

Жила-была Вера

– Ой, Верка, какая же ты… – Анюта, глядя на будущую невестку, ахала. – Словно вишенка в цвету! Ты посмотри на себя!

Почти силой развернув Веру к маленькому зеркалу, Аня уговаривала подругу взглянуть на себя.

– Что ты краснеешь?! Разве красоты стесняться надо? – недоумевала Аня. – Если тебе природа такой подарок сделала, то гордись этим!

– Не природа, Анечка. – Вера повернулась перед зеркалом раз-другой, чтоб успокоить подругу.

– А кто же? – рассмеялась Анна и тут же осеклась, услышав ответ Веры.

– Бог, Анечка.

– Ты эти разговоры брось, Верка! – Аня сердито сдвинула брови. – Сама знаешь, что за такое бывает! Задурила тебе бабка голову такими беседами, не тем будет помянута! Услышит кто-нибудь, да не смолчит потом. Донесет, куда следует. Ты понимаешь, чем этот закончиться может?!

– Понимаю, Анюта. Да только Бога я боюсь куда больше, чем всех вместе взятых начальников.

– Ну и зря! – не на шутку рассердилась Аня. – Ты сама дел натворишь, и брата моего под удар подведешь! Что ты в самом-то деле? Или глупая совсем?!

– Нет, Анечка. Не глупая я. И все понимаю. А открыта я так только с тобой, родная. Знаю, что ты меня не предашь. – Вера притянула к себе маленькую, хрупкую Анюту. – Ты же мое сердце, Анечка. А как от сердца что-то скроешь?

– Ох, лиса! – Аня обняла подружку. – Я тебя тоже люблю! Только… Все равно! Молчи, Верка! Молчи! Что душа у тебя светлая – все вокруг знают. Но этот свет погасить легко, если злости хватит. А потому – молчи! Все целее будем…

Белые занавески шевельнулись, вихрастая головушка Вериного соседа Семушки боднула горшок с геранью, стоявший на подоконнике, и заливистый смех заставил девчат отпрянуть друг от друга.

– Верунь! Приехали!

Свадьба, широкая, веселая, деревенская, гудела. Пела и плясала аж два дня.

Краснела от прикованных к ней взглядов Верочка.

Смущенно улыбался Павел, поднимая невесту на руки, чтобы перенести через порог родительского дома, где жил с сестрой.

Скинув туфельки, чтобы не попортить любимую обувку, отплясывала босиком Анюта, смахивая слезы радости за подругу.

И лишь судьба, усевшись в уголке, изредка хлопала в ладоши, подпевая какой-нибудь частушке, но улыбка ее была совсем невеселой. Ибо ведомо было ей то, чего смертные пока не знали. Пройдет всего пара недель и грянет страшное…

И уйдет, чтобы исполнить свой долг, Павел. А Вера, еще не зная, что судьба приготовила ей, захлебнется слезами, но тут же возьмет себя в руки.

Нельзя! Стоять надо накрепко! Иначе, как мужикам… там…, если спины не прикрыты?

Двойню свою Вера родит чуть раньше срока. И Анюта, похудевшая, притихшая, улыбнется, чуть ли не впервые после свадьбы брата:

– Счастье-то какое, Верочка! Сразу двое! Да еще и парень с девкой! Разом план перевыполнила! То-то Пашенька обрадуется…