Последний штрих к портрету

Глава вторая

Наши дни, Москва

Сегодня они, наконец-то, будут веселиться и праздновать. Репетиция закончилась, и, вернувшись в гримерку, Катя с удовлетворением обнаружила, что заказанные цветы успели доставить. На часах было начало четвертого, зарядивший с утра дождь давно закончился, даже улицы успели подсохнуть и выглядели свежими и умытыми, как снявшая косметику женщина.

Что ж, можно отправляться на день рождения к Аглае Тихоновне. Катя легко пробежалась по лицу пуховкой, чуть тронула губы перламутровым блеском, вдела в уши тяжелые серьги, которые умело подбирала практически к любому наряду, считая их неотъемлемой частью своего образа. Это ее умение Аглая Тихоновна оценивала высоко, каждый раз выражая свое одобрение легким наклоном головы. Все ее жесты были, нет, не скупыми, а скорее царственными.

Прихватив одуряюще пахнущий букет, Катя заперла гримерку и, едва касаясь ступеней, сбежала вниз, кивком головы попрощавшись с вахтершей. Из-за карантинных ограничений народу в театре было мало, внутрь впускали только тех, кто непосредственно был занят в репетиции, в количестве не больше пяти человек. К примеру, и в гримерке Катя была одна, потому что ни Глаша, ни Анна в этом спектакле заняты не были.

Выйдя на улицу, Катя вдохнула сохранивший память о дожде воздух. Пах он вкусно, что, помимо простого удовольствия от свежести, дарило еще и понимание, что она различает запахи, а значит, здорова. Нехитрый, но обнадеживающий тест. До дома Колокольцевых было не больше двадцати минут пешком, причем большая часть пути пролегала по Цветному бульвару, и маршрут этот Катя любила. Он был дополнительным удовольствием при визитах к Аглае Тихоновне, и сегодня Катя представила, как выглядит со стороны: стройная, легкая, улыбающаяся женщина с букетом георгинов, танцующей походкой неспешно двигающаяся по летнему бульвару, чтобы поздравить с днем рождения одного из самых удивительных людей, которых она знала. Представила и рассмеялась.

– Здравствуйте, Екатерина, – голос, глухой, словно надтреснутый, шел откуда-то сбоку и чуть сзади, и Катя невольно дернулась от взявшегося ниоткуда страха, хотя при свете дня практически в центре Москвы ей было совершенно нечего бояться. – О, простите, если я вас напугал.

Она повернулась и увидела одного из своих учеников, с которыми занималась в созданном ею Открытом театре. Это было ее детище, ее любовь, ее страсть – Открытый театр, который собирал самодеятельных актеров и ставил любительские спектакли. Екатерина Холодова была его директором, режиссером, автором сценариев разворачивающихся на сцене спектаклей.

Впрочем, Открытый театр был не только площадкой для лицедейства, но и своеобразным психологическим тренингом, каждый из участников которого мог прожить на сцене свою проблему, проговорить ее вслух, проиграть, выплеснув боль, и, в конце концов, найти долгожданное решение.

Когда-то давно, в прошлой жизни, Катя, пытавшаяся собрать себя воедино после развода, вдруг поняла, что смягчить боль ей помогает именно сцена. Чтобы стать собой, иногда было достаточно сыграть кого-то другого. И именно это она и позволяла делать другим на занятиях Открытого театра.

Катин новаторский метод заключался в том, чтобы совместить любительский театр со своеобразной психологической лабораторией, и в прошлом году, во время выездного ретрита в Переславль-Залесский, пользуясь ее методом, удалось даже поймать убийцу[1 - Читайте об этом в романе Людмилы Мартовой «Лунная дорога в никуда».].

С сентября она набрала новую группу, точнее, труппу, и полгода они ставили очередной спектакль, попутно «проигрывая» проблемы ее учеников, чтобы найти их решение. На июль они планировали премьеру, но в планы нагло вмешался ковид, с апреля Катя проводила репетиции онлайн, но это все-таки было не то, премьеру пришлось перенести на сентябрь, и все участники ужасно нервничали.

И вот сейчас перед ней стоял один из них, Владимир Бекетов, в повседневной жизни работавший следователем. Никаких психологических заморочек у него не наблюдалось, человеком он был устроенным просто, в чем-то похожим на параллелепипед, но на репетиции все-таки ходил исправно, хотя Катя никак не могла взять в толк, зачем ему это нужно.

Иногда он появлялся и в театре, где служила Екатерина Холодова, как правило, поджидая ее после спектакля, чтобы подарить цветы. Во время жесткого карантина, когда театр был закрыт, Катя иногда сталкивалась с Бекетовым в магазине, и тогда он помогал ей доносить до дома тяжелые сумки с продуктами, поскольку она старалась выходить из дома как можно реже и закупаться впрок.

– Добрый день, Владимир Николаевич, – сказала Катя чуть суше, чем это допускали правила вежливости. Ему действительно удалось ее напугать. – Сейчас, по законам жанра, вы должны сказать, что оказались здесь совершенно случайно.

– Нет, не случайно. Я специально пришел, чтобы вас повидать, потому что по службе оказался неподалеку.

– По службе?

– Да, на Цветном бульваре убили пожилую женщину, а я сегодня дежурный следователь.

Желудок Катерины ухнул куда-то вниз, и ее сразу жестко затошнило, так сильно, что она испугалась, что ее вывернет наизнанку, прямо на замшевые туфли стоящего рядом мужчины. Она наклонилась и задышала открытым ртом, чтобы унять тошноту.

– Что с вами? Вам плохо?

– Мне нормально, – проскрежетала Катя. Голос ее стал глухим от выворачивающей внутренности тревоги. – А какую пожилую женщину убили на Цветном?

– Да в том-то и дело, что мы понятия не имеем, кто она, – воскликнул Бекетов. – У нее при себе документов не было. Видимо, кто-то из жительниц окрестных домов. Пришла в парк посидеть на лавочке, зачем для этого паспорт. Обход соседних домов, конечно, проводится, но Цветной бульвар немаленький, домов вокруг уйма, так что на скорый результат рассчитывать не приходится. Остается только ждать, пока кто-нибудь заявит о пропаже пожилой родственницы. Да что с вами, Екатерина, вы такая бледная?

Конечно, за Аглаей Тихоновной никогда не числилась привычка сидеть на лавочке на Цветном бульваре. Она вообще считала глупостью любое праздное времяпровождение, а прогулку полагала временем для физической активности, если уж нельзя сходить на выставку или в театр.

Если она смотрела телевизор, то параллельно обязательно еще вышивала или вязала, если присаживалась на кухне, чтобы разложить пасьянс, то одновременно еще пекла какой-нибудь обязательный кекс, если читала, то непременно делая пометки в специальном блокноте, чтобы потом еще раз вернуться к своим мыслям и хорошенько обдумать сюжет и поступки героев. Нет, Аглая Тихоновна не была человеком праздным.

А вдруг это ее убили на Цветном? Тревожащая Екатерину мысль наконец-то сформулировалась четко, во всем своем ужасе, и Катя выхватила из сумочки телефон, набирая знакомый номер.

– Алло, Глашка, ты дома?

– Ну да, а где мне быть, если я выполняю священный долг накрывания на стол, – услышала она журчащий голос молодой подружки. – Ты что, бабушку не знаешь? Она с утра на целую роту наготовила, а я теперь мечу все из печи. Уже вспотела вся. Ты, кстати, скоро придешь? А то я одна умаялась.

– Да, я уже бегу, – сообщила Катя и покосилась на стоящего рядом Бекетова. – Глаш, а Аглая Тихоновна с тобой?

– В смысле? – не поняла Глаша. – Со мной, вон, рядом стоит, передает тебе привет.

Парализующий страх схлынул так же внезапно, как и пришел. На мгновение Кате показалось, что она даже почувствовала дуновение ветра у самых пяток, мимо которых поток страха стремительно убегал в землю. С Аглаей Тихоновной было все в порядке, на бульваре убили кого-то другого, а значит, можно было выдыхать.

– Поцелуй ее и скажи, что я буду минут через пятнадцать, – сказала Катя и отключилась. – Владимир Николаевич, вы не против, если я пойду? У бабушки моей подруги сегодня день рождения, меня ждут.

– Вы в какой-то момент подумали, что это она – та самая жертва с бульвара? – проницательно спросил Бекетов. – Любопытно, почему вы так решили. Ваша знакомая пожилая дама кажется вам идеальным объектом для убийства?

– Вы говорите глупости!

Это было грубо, но в данный момент Екатерина Холодова не думала о политесе. За пять минут следователю Бекетову удалось напугать ее дважды, и так просто спускать ему с рук свой недавний страх она не собиралась.

– Бабушка моей подруги удивительная женщина, но случайное нападение с целью ограбления, к примеру, может подстерегать любого. Она уже немолода, вряд ли могла бы дать отпор. Но, к счастью, с ней все в порядке. А вам я желаю удачи в вашем расследовании. До свидания.

– Погодите, Катя, давайте я вас провожу. – Не дожидаясь ее ответа Бекетов пошел рядом, примериваясь к ее поспешным шагам. – А цветы, как я сейчас понимаю, имениннице?

– Да, ей. Владимир Николаевич, так вы зачем пришли-то?

– Увидеть вас захотел, – бухнул он, и Катя запнулась, сбилась с хода, настолько неожиданным был для нее этот ответ.

– Зачем? У вас что-то случилось? Вы бы хотели проиграть какую-то ситуацию? По методу Открытого театра?

Теперь следователь смотрел на нее снисходительно и даже с какой-то жалостью.

– Катя, у меня не может ничего случиться. В смысле, ничего такого, с чем я не смог бы справиться БЕЗ проигрывания ситуации. Вы хотя бы приблизительно догадываетесь, что представляет собой моя работа?

– Приблизительно да, – буркнула Екатерина, – ваша работа – находить трупы на бульваре. И если честно, я давно заметила, что наши занятия вам совсем не нравятся. Я даже собиралась у вас спросить, зачем вы тратите на Открытый театр свое время, но не успела. До пандемии.

– Потому что мне нравитесь вы. – Он улыбался, хорошо, открыто, и эта улыбка удивительно шла ему, немолодому и уставшему человеку, работа которого заключается в том, чтобы находить трупы на бульваре.

Сорокалетняя актриса Екатерина Холодова, пережившая не один роман и никогда не терявшая уверенности в себе, вдруг почувствовала, что краснеет. Это было странно, потому что в стоящем перед ней совершенно обычном, немолодом уже мужчине, сидящая пузырем рубашка которого явно скрадывала намечающееся пузико, не было ничего сбивающего дыхание и заставляющего краснеть. Осознание странности сменилось злостью.

– Владимир Николаевич, меня ждут, а вы отнимаете у меня время, – отрезала она, развернувшись к нему лицом. – Поэтому давайте мы с вами расстанемся здесь. Вы пойдете по своим делам, которые у вас, несомненно, есть, а я отправлюсь на день рождения, которого очень давно ждала. Из-за этого чертового карантина я не видела Аглаю Тихоновну почти три месяца и не хочу терять ни минуты времени, которое могу потратить на беседу с ней. Она, знаете ли, интереснейший собеседник.

– В отличие от меня, – Бекетов закончил несказанное и засмеялся. – Ладно, Екатерина, я умею читать между строк и слушать между слов. Вы пытаетесь элегантно меня отшить, поэтому я удаляюсь. Простите, если показался назойливым.

Спустя всего мгновение Катя вдруг осознала, что его нет рядом. Крупный, даже грузный мужчина словно растворился в воздухе. Она даже головой повертела, пытаясь понять, куда он делся, но тишина стояла вокруг, только полупустой Цветной бульвар расстилался перед ней, и Катя пошла по нему, немного жалея об утраченной легкости, с которой она обычно преодолевала этот участок пути. Какое-то мимолетное сожаление испытывала она сейчас, хотя и не смогла бы сформулировать его природу даже для себя самой. Впрочем, ее ждала Аглая Тихоновна, а значит, сожалеть было не о чем.

* * *

1950 год, Магадан

Сожалеть было не о чем, а раз так, Аглая Дмитриевна и не сожалела. Жизнь вообще отучила ее от пустых сожалений, раз за разом лишая всего привычного, устоявшегося, важного, дорогого.