А я люблю военных…

– Тот, кто давал инструкции.

– А кто вам давал инструкции?

– Вот этого сказать не могу: имени его не знаю. Кстати, вашего тоже.

– Владимиром Владимировичем можете звать меня, – нехотя сообщил мужчина.

Теперь уже хмыкнула я. Хмыкнула и сказала:

– Очень распространенное имя в нашей стране. Кстати, не подскажете, как зовут того обворожительного мужчину, который на первый допрос заходил и сказал, что я и мухи не обижу?

– Нет у нас здесь обворожительных мужчин, – отрезал Владимир Владимирович.

Я, дивясь такой откровенностью, начала было его убеждать, что дело совсем не так обстоит, что он, в таком случае, совсем не в курсе, Владимир Владимирович же меня не слушал, а трудолюбиво выкладывал на столе фотографии.

– Узнаете кого-нибудь? – спросил он.

Несколько человек я сразу узнала и ткнула в них пальцем:

– Этого и этого.

Владимир Владимирович как-то сразу вытянулся и строго спросил:

– При каких обстоятельствах с ними познакомились?

Здесь я могла позволить себе абсолютную искренность, а потому радостно сообщила:

– При самых неприятных: они колотили Валерку, мужа моей подруги, отца-героя, между прочим.

– Когда колотили?

– Да в тот же день, когда нашли меня с гранатометом. Точнее перед тем как нашли. Это же ребята из охраны.

– Правильно, – согласился он. – И до этого вы с ними не встречались?

– Боже упаси! – отшатнулась я. – Зачем мне это?

Он почему-то кивнул головой. Я на всякий случай тоже кивнула и уточнила:

– А того, который инструкции давал, на этих фотографиях нет.

– Ясно. Кого из членов тайной организации вы знаете? – спросил Владимир Владимирович, уже невообразимо скучая.

– Никого, – совсем не скучая, ответила я.

Приходилось контролировать буквально каждое свое слово. Если бы я так вела себя с мужем, он бы и по сей день не ушел от меня.

– А что там произошло у вас с мужем? – словно подслушав мои мысли, спросил Владимир Владимирович.

Внезапно я заинтересовалась потолком и, рискованно зевая, сообщила:

– Ничего. Надо же было избавляться от лишних членов семьи для их же пользы. Операция подразумевала и провал, зачем же портить жизнь близким?

Владимир Владимирович тоже несколько раз подряд зевнул, а потом небрежно бросил:

– Ясно. А кого вы знаете из членов тайной организации БАГ?

Я опешила:

– Вы же спрашивали только что.

– Но вы мне не ответили. Кто-то же вам инструкции выдавал.

– Выдавал, но это не значит, что я его знаю. Встречалась несколько раз. В той организации жесточайшая конспирация.

– Ясно, – продолжая изнывать от скуки, кивнул Владимир Владимирович. – Что вы должны были делать в случае успеха?

– Получить деньги, – солгала я, судорожно гадая сколько же мне могли посулить за президента.

К счастью такого вопроса не последовало, зато последовал другой.

– А что вы должны были делать в случае неудачи? – спросил Владимир Владимирович и умным, совсем нескучающим взглядом вдруг посмотрел на меня в упор.

Я сконцентрировалась и ответила:

– Выйти на связь.

Он тут же выстрелил вопросом:

– Когда?

– Через неделю после завершения операции в каждый четверг в одиннадцать утра меня должен ждать связной, – как прилежная ученица без запинки отрапортовала я.

– Как осуществляется связь? – строго спросил он, и вот тут-то я рассердилась, потому что (может это и удивительно) уже устала врать, да и фантазия мне изменила.

– Какая разница?! – закричала я. – Никто не сможет выйти на эту чертову связь вместо меня, а я никуда выходить не собираюсь, потому что хочу жить, пускай и в застенках. Хоть узницей, да жить. И не пытайте меня. Коль покушалась на президента, судите и баста. И хватит! Ловите преступников сами, здесь я вам не помощник! Все! Больше ничего не скажу!

– А больше ничего и не надо, – ответил Владимир Владимирович и хитро улыбнулся.

Я снова оказалась в камере и была очень огорчена. Складывалось впечатление, что мне не верят.

«И все же про мужа я неплохо ввернула, – приободрила себя я. – В любом случае не хочу, чтобы какой-то болван думал, будто меня можно бросить. Всю жизнь всех бросала сама… Эхе-хе… Как приятно иметь хорошую память.»

Глава 8

Несколько дней моей персоной не интересовались. Я сидела в одиночной камере, изводила себя дурными мыслями и окончательно приуныла.

«Неужели ничего не вышло? – гадала я. – Конечно не вышло. Было бы глупо надеяться, что мне поверят. Не идиоты же они.»