А я люблю военных…

Однако я ошиблась, Владимир Владимирович все же пожелал меня видеть. Вдохновленная, я отправилась на допрос, настраиваясь на свободу.

Владимир Владимирович на этот раз был просто душка: мил и ласков. Начал сразу с реверансов.

– Софья Адамовна, все ли устраивает вас? Нет ли просьб или жалоб?

– Полноте, батенька, – в тон ему снисходительно ответила я, – уж не на курорте находимся. Конечно кое-что не устраивает, но потерпим, знали на что идем. Всегда мечтала прославить имя свое навеки, на книжки мои в этом смысле надежды нет, может хоть с этим делом загремлю.

– Загремите, обязательно загремите, – пообещал он, явно имея ввиду плохое.

Я уже собралась пригорюниться, но Владимир Владимирович не дал.

– Так значит не жалуетесь ни на что? – любезно повторил он свой вопрос, думаю лишь за тем, чтобы не дать мне высказаться.

– Нет, не жалуюсь, – подтвердила я. – Впрочем, если приспичило вам приятное мне сделать, так распорядитесь, чтобы порции поменьше приносили. Уж чего-чего, а баланды в тюряге вашей не жалеют – так недолго и разжиреть. Очень я, понимаете ли, за свою фигуру опасаюсь. Это единственное, что от меня осталось, а тут что ни порция, то экскаваторный ковш!

– Так не ешьте, зачем вы едите, раз лишнее? – удивился Владимир Владимирович.

– Сразу видно, что вы на диете никогда не сидели. Человек, доведенный до исступления диетами, перестает соображать, когда видит перед собой любую еду, будь это и тюремная баланда. Всякая женщина, если она здорова, без сомнений это подтвердит. Времена настали такие, что подтвердить это могут уже и девушки. Вот когда я была девушкой…

Жуть отразилась на лице Владимира Владимировича, и я, как натура великодушная, его пожалела:

– Впрочем, давайте перейдем к делу.

– Давайте! – обрадовался он. – У нас есть к вам деловое предложение.

Я завопила как резаная:

– Что?!!

Невозможно передать ни ужас, вложенный в этот вопрос, ни силу моего голоса – очень жаль, я очень постаралась.

Владимир Владимирович такой реакции не ожидал и весь вздыбился; в комнату с паникой на лице заглянул часовой. Владимир Владимирович дал ему знак, мол все в порядке, часовой нырнул за дверь, а Владимир Владимирович стоически продолжил беседу.

– Софья Адамовна, – воскликнул он, прямо на моих глазах пытаясь взять себя в руки, – что вас так напугало?

– А вас? – поинтересовалась я.

– Меня вы.

– А меня вы. Сидя в казематах ваших, сбилась уже со счету дней, но чувствую, что скоро будет четверг. Поэтому знаю, что сейчас предлагать будете, и потому заранее отказываюсь.

Он вздохнул с облегчением и попросил:

– Не могли бы вы отказываться как-нибудь поспокойней.

– Невластна над собой, когда речь заходит о жизни моей. Не то, чтобы я уж такая трусиха, нет, душой абсолютно ничего не боюсь – душа же бессмертна. Поэтому душе моей все равно, а вот тело очень умирать не хочет и всеми доступными способами сопротивляется. Слышали сами.

Признание мое озадачило Владимира Владимировича.

– Как же вы, в таком случае, решились гранатомет в руки взять? – скептически поинтересовался он.

– Если бы вам заплатили столько, сколько мне, и вы бы решились, – отрезала я.

Он повеселел:

– Ага, следовательно дело в деньгах, и мы можем договориться.

– Вряд ли. Зачем мне деньги в неволе? Теперь почему-то хочется жить.

Мое откровение ему понравилось. Он тут же довольно подробно объяснил, насколько от него зависит какой приговор мне вынесут. Я тут же довела до его сведения, что очень рассчитываю на великодушие президента.

– Президент меня помилует, – заверила я. – Не сомневаюсь, он даже испытывает некоторую благодарность за то, что я промахнулась. Для него просто счастье, что я за дело взялась. Другой бы уж точно не промахнулся, следовательно я каким-то образом президента даже спасла. Вот увидите, он в долгу не останется и тоже меня спасет. Лет десять отсижу и выйду. Не беда, говорят же: сорок пять, баба ягодка опять.

– Вам будет несколько больше, – невежливо напомнил Владимир Владимирович.

– Значит еще больше расцвету, вы же хотите мою жизнь опасности подвергнуть. Разницу видите? – я откинулась на спинку стула: – Нет, даже и не просите.

Владимир Владимирович удивился:

– Софья Адамовна, откуда вы знаете о чем я собираюсь вас просить?

– Не так много имею, чтобы теряться в догадка: кроме связного у меня ничего нет, но не рассчитывайте на мою ветреность, на эту связь я не пойду. Во всяком случае по доброй воле.

Я нарочно дала такой намек, чтобы был посмелее и не вздумал останавливаться на достигнутом.

Ох, уж эти мне мужчины: даже в таком государственном вопросе приходится стимулировать их к настойчивости, что же говорить о прочем?

Ах, как нам, женщинам, не хватает настоящей мужской настырности и силы воли, и как надоели настырность и сила воли свои! Порой просто тошнит нас от собственной силы!

Здесь я не могу не похвалить Владимира Владимировича: правильно понял мой намек и навалился где с уговорами, где с посулами, где с угрозами так, что прямо душа зарадовалась. Уж чего он только мне не обещал. Если верить ему, так сразу же, как на связного выведу, так и отпустят домой. Даже извинился, что не смогут мне орден выхлопотать за спасение президента, но и с этим брался подсобить. Потом. Со временем, когда страсти улягутся. На ордене меня заклинило: крепко задумалась я.

«Пора или не пора сдаваться? Не показалось бы им, что слишком быстро согласилась. Нет, стоит, пожалуй, еще поломаться, до более весомых аргументов. Ведь не весь еще спектр задействован. О сыне, к примеру, разговора не заводили.»

– Очень беспокоит меня мой сын, – напомнила я. – Он с бабой Раей сейчас в деревне. У ее сестрицы гостит. Члены тайной организации, в случае чего, могут через него мне вред принести. Должна заметить: они настроены решительно и наглы, совсем властей не боятся. Разбаловались при капитализме, ну да не мне и не вам про это рассказывать – знаете лучше моего.

Владимир Владимирович поспешил сообщить:

– О сыне не беспокойтесь, он в надежном месте. Кстати, есть вам большой смысл постараться и ради него.

«Вот в каком месте пора соглашаться,» – подумала я и воскликнула:

– Ах, я наметила ему большую карьеру! Неужели теперь сама же должна ее поломать?

– Все в ваших руках, – ответил Владимир Владимирович и многозначительно на меня посмотрел.

Я отвернулась и с минуту усердно сопела, изображая глубокие раздумья, потом я детально изучала обои и потолок, прикидывая когда в этой комнате последний раз делали ремонт, а потом сказала:

– Хорошо, вы меня убедили…