Хоть Пушкин суд мне строгий произнес
И слабый дар, как недруг тайный, взвесил,
Но от того, Бестужев, еще нос
Я недругам в угоду не повесил.
Моя душа до гроба сохранит
Высоких дум кипящую отвагу;
Мой друг! Недаром в юноше горит
Любовь к общественному благу!
В чью грудь порой теснится целый свет,
Кого с земли восторг души уносит,
Назло врагам тот завсегда поэт,
Тот славы требует, не просит.
Так и ко мне, храня со мной союз,
С улыбкою и с ласковым приветом
Слетит порой толпа вертлявых муз,
И я вдруг делаюсь поэтом.
Но я все же хочу вернуться от моих любимых поэтов – к папиному застолью. И вовсе не соперничая с Кондратием, припомнить, как мы жили в северной глухомани, куда в его время ссылали декабристов…
Не потопаешь – не полопаешь!..
Рука тверда и брови насуровлены,
Тут битва жесткая без признаков войны!
В размер и цвет на глаз откалиброваны,
Растрепанных одёжек лишены –
Летят, стремглав, тугие кочаны!
По локоть руки голы и отмыты,
Опасно остр, как мачете, мой нож,
Удар секущий вызывает дрожь:
Хрясь! – Пополам – кочан летит в корыто,
Не глядя кинешь – точно попадешь!
Шинковка – ювелирная работа,
Морковки, соли крупной не жалей,
Замес безжалостный – до сока и до пота,
И в кадку уминай всё поскорей!
Рассол забродит – наложите гнёт,
Брусники горстку – всё зимой уйдет!..
Федорино горе
Пошевелила уголья в печи,
Задвинула в задумчивости вьюшку,
Поставила обувку на просушку,
А репродуктор что ж молчит?
– Включи, пусть музыка журчит…
Укрыла полотенцем чугунок,
На скатерти разгладила морщинки,
Застывшим взором вперилась в окно:
Еще не ночь – а уж совсем темно,
И по стеклу секут дождинки…
Теперь скрипит и эта половица,
Пол надо бы давно перестелить…
Соседки будут сплетничать, дивиться,
Как, мол, без мужа станешь жить?
Дров-то привез, а как перерубить?..