Дороги джунглей. Великий Индийский путь

Майяну семьдесят лет. Почти полвека он занят на поденной работе в джунглях. Как вождь, он в то же время руководит делами племени. В обязанности Майяна входит разрешение всех споров и соблюдение религиозных церемоний. Споры вождь разрешает с помощью двух стариков. Говорят, Майян всегда очень справедлив. Возможно, в силу этого обстоятельства в руках Майяна оказались и светская и духовная власть.

Правда, считается, что жрецом у маласаров может быть человек, обладающий способностью впадать в транс и прорицать. У Майяна есть и это качество. Пост вождя он получил от своего дяди – брата матери (наследование власти по женской линии – один из немногих элементов материнского рода, еще сохранившийся у маласаров). После смерти Майяна вождем должен стать его племянник Карапен. Но Карапен в транс впадать не умеет и предсказать ничего путного не может, поэтому жрецом будет Махали. Махали тоже погонщик слонов.

Майян пригласил нас к себе в поселок Чедигам, расположенный по соседству со слоновьим лагерем. В бамбуковой хижине Майяна было чисто и светло. Около очага стряпала его жена. В первой небольшой комнате, отгороженной от основ ной легкой бамбуковой перегородкой, располагались две суфы: одна бамбуковая, другая земляная. Мы сели на бамбуковую. Майян засуетился, сбросил свой форменный сюртук и куда-то исчез.

И вдруг мы увидели другого Майяна. От погонщика слонов остался только сюртук, валявшийся на суфе. Превращение было неожиданным и чудесным. Перед нами теперь стоял настоящий вождь и жрец. И то прежнее выражение глаз старика, которое так не вязалось с нелепым синим сюртуком, сейчас вполне соответствовало его одеянию. Майян был обнажен по пояс, набедренная повязка спускалась до колен, длинные волосы и борода были аккуратно расчесаны, на груди висели крупные четки. В руках он держал медный поднос, на котором лежал колокольчик с вычурной ручкой. Из-за спины вождя выглядывал темнокожий парень с барабаном.

– Вот, – пояснил Майян, – в этот барабан бьют, когда совершаются наши церемонии. А это, – он показал на поднос, – для молитвы. Идемте, я покажу вам храм. Каждый год мы собираем на этот храм пятьсот рупий. В нем живет наша главная богиня Аммаруппу. И у меня здесь тоже есть богиня.

– Покажите, Майян, вашу богиню, – попросила я.

– Вот здесь, – сказал вождь.

Я вошла в полутемный закуток, где на земляном полу лежали медные кувшинчики, стаканы, блюдца. В углу к бамбуковой стене была прислонена серебряная индусская икона. На иконе были изображены Шива и Парвати.

– Вот наша богиня, – показал на Парвати Майян.

С этим всепоглощающим влиянием индуизма на племенную религию я сталкивалась не раз. Индуизм начинает подчинять себе племя, как только оно входит в контакт с внешним миром. Это, очевидно, объясняется тем, что между племенной религией и индуизмом в его примитивных формах не существует особых противоречий. Тем более это ощущается в племенах, где сохранились элементы материнского рода и в укладе жизни, и в религии. Дело в том, что сам индуизм до сих пор испытывает значительное влияние прежних, матриархальных отношений. Часть индусов еще и поныне признает верховенство матери-богини, а не бога. Поэтому племена, где религия уже достигла стадии «идолопоклонства», естественно и быстро попадают под влияние примитивных форм индуизма. Индусские божества принимаются за собственных богов. Племенные храмы очень мало отличаются от деревенских индусских. Правда, степени этого влияния бывают различными. У одних племен это пока внешнее заимствование индусских идолов, подражание внешним обрядам индуизма, как, например, у маласаров. У других уже можно найти проникновение индуистских идей в концепцию примитивного миропонимания. Храм, который показал нам Майян, был простой бамбуковой хижиной, крытой пальмовыми листьями. На земляном возвышении стояли три вертикальных черных камня.

– Это Аммаруппу. – И Майян показал на средний, самый высокий камень. На камне были чуть намечены лицо и женская грудь. Рядом стояли глиняные изображения индусских богов, священных коров и фигурки людей.

– Аммаруппу сделали сами маласары, – объяснил вождь, – а вот этих богов мы достали в долине.

Видимо, племенные и индусские боги очень мирно уживались в храме племени маласаров. В этом же храме маласары поклоняются и духам предков. Глиняные фигуры людей, правда не совсем точно, изображали давно ушедших из жизни, но сохранившихся в памяти народа прародителей племени.

Святилище храма я осматривала с порога: Майян объяснил мне, что, кроме него, в храм никто входить не должен.

Вдруг Майян засуетился.

– Надо кормить Чандру Да и в лес ему пора. Там, должно быть, уже нарубили много больших деревьев.

Жрец-вождь исчез так же неожиданно, как и появился. Снова синий сюртук с медными пуговицами превратил Майяна в простого погонщика слонов. И только взгляд остался прежним. Взгляд, полный независимого достоинства. Как и подобает вождю и верховному жрецу…

Короли или бродяги?

Название племени – маласары – можно перевести по-разному: в одном случае – короли, или хозяева гор, в другом – бродяги. И та и другая интерпретация, как ни странно, соответствует судьбе племени. Когда-то маласары действительно были королями гор и хозяевами своей земли.

Затем их согнали с принадлежащей им территории. Они брели из одного района в другой в поисках пристанища, и постепенно короли превращались в бродяг. Боги джунглей, которых маласары считали своими прародителями, не были в состоянии помочь им. Они не могли отстоять земли племени от посягательств феодальных правителей и колониальных властей. Боги остались на своих местах, а люди ушли, и бесконечные скитания стали их уделом. Племя бежало от воинов императоров династии Чола, изгонялось местными раджами, переселялось с плодородных земель в глухие джунгли английскими властями. И теперь маласары Пирамбикулама вновь ждут очередного переселения. Когда окончится строительство малой дамбы Пирамбикуламской гидросистемы, их район окажется под водой. Где теперь обретут маласары пристанище и надолго ли – никто из них не знает…

Шесть тысяч человек – это все, что осталось от некогда многочисленного племени. Отобранные у них земли маласары так никогда и не получили обратно, и подсечное земледелие, которым они когда-то занимались, теперь почти забыто. Среди маласаров можно по пальцам пересчитать тех, кто имеет еще крохотные земельные наделы. Подавляющее большинство людей в племени, включая и вождей, и жрецов, давно превратилось в поденщиков, занятых на окрестных плантациях и в Лесном департаменте. Они трудятся с утра до вечера на сборе чая и кофе, эксплуатируются многочисленными контракторами, ведающими сбором лесной продукции: меда, воска, ценных видов тростника. Прекрасное знание джунглей и еще не исчезнувшие традиции собирательства делают маласаров незаменимыми для Лесного департамента. Но зарплата, которую они получают, всегда очень низка и не обеспечивает им прожиточного минимума. Пожалуй, только маласары с их богатым опытом лесного племени могут безошибочно определить качество древесины, найти нужные заросли строительного бамбука. Своим умением обращаться со слонами и обучать их маласары намного превосходят любые другие группы населения Кералы. Превращенные почти полностью в наемных рабочих, маласары под воздействием чуждых им социально-экономических отношений утратили свою родовую организацию, потеряли связи между различными группами племени. Сохранились только некоторые традиции и обычаи этой родовой организации. Однако и они под влиянием внешнего мира претерпели ряд изменений. Собственность уже не передается по женской линии. Она принадлежит детям, а не племянникам. Правда, здесь еще не вошла в силу система полного патриархального наследования и собственность делится поровну между детьми – и дочерьми и сыновьями.

Местные феодалы бесцеремонно вмешиваются в дела племени. В период существования княжеств они нередко сами назначали старейшин отдельных селений маласаров. Потом эта должность до следующего каприза раджи становилась наследственной. Старейшина является главным лицом в разрешении всех споров. Споры бывают разные. Но больше всего споров из-за женщин. Совсем недавно Майян вступил в конфликт со своей дочерью. Дочь Майяна – высокая молодая женщина с таким же выражением независимого достоинства в глазах, как и у отца. Майян приискал ей жениха. Но дочь любила другого юношу и предпочитала выйти замуж за него. Ни уговоры, ни увещевания не помогали, и Майян собрал совет старейшин в храме. Один из старейшин сказал:

– Майян не прав. Мы не можем неволить девушку. Пусть идет замуж за того, кого любит.

Остальные согласились с ним. Майян пробовал возражать.

– В долине, – заметил он, – родители выбирают жениха для дочери.

– Но наши предки так не делали, – заявили старейшины. – У нас свои законы.

Конфликт был разрешен в пользу дочери Майяна.

Нередко возникают споры из-за детей. Ребятишки маласаров – народ живой и боевой. Очень часто между ними возникают драки. Но к детям у маласаров относятся как к равным. Поэтому драчуны предстают перед самим вождем, и он решает, кто прав, кто виноват.

При вожде существует своеобразная полиция, которую набирают из волонтеров. В Чедигаме ее возглавляет Карапен. Это долговязый парень с вышибленными передними зубами (видимо, была производственная травма). Блюстители порядка вооружены тяжелыми полуметровыми палками. Они устанавливают порядок во время празднеств и церемоний, по решению вождя и совета старейшин наказывают провинившихся, следят за выполнением распоряжений Майяна.

В селении Чедигам живет сорок семей, насчитывающих около ста пятидесяти человек. В поселке чисто, легкие бамбуковые хижины окружены тщательно выметенными двориками. Дворы отделяются друг от друга бамбуковыми изгородями. В изгородях сделаны аккуратные воротца и калитки. Такими же изгородями огорожены маленькие участки огородов, разбитых возле хижин. В поселке растут банановые деревья и папайя. Плоды папайи срывают с помощью длинных палок. Тут же бродит немногочисленная живность маласаров: козы, свиньи, куры. Маласары не вегетарианцы. Мясо иногда идет в качестве приправы к рису и овощам.

В хижинах земляные полы. В небольшом углублении в полу помещается открытый очаг. В некоторых хижинах – бамбуковые перегородки, отделяющие подсобные помещения от основного. Мебели нет никакой. Циновки заменяют и кровати, и стулья, и столы. Нехитрая кухонная утварь – глиняные и медные горшки, бамбуковые сосуды, ложки, сделанные из скорлупы кокосовых орехов, – короткие бамбуковые трубки для раздувания огня в очаге размещаются тут же на полу.

Одежда маласаров почти не отличается от одежды индусского населения Кералы. Только этой одежды у них очень мало. Все, что есть, надето на них. Одежда и еда – это то, что всегда заботит маласаров, но им не всегда удается их достать.

Сохранившиеся кое-где элементы материнского рода самым тесным образом переплетаются с нахлынувшими из долины в селения маласаров патриархальными отношениями. Когда-то среди маласаров бытовала одна из ранних форм брака – полиандрия, или многомужество. Затем местные власти запретили полиандрию, но ее традиции сохранились в наиболее глухих селениях маласаров. На смену полиандрии пришла иная форма – полигамия, или многоженство. Полигамия почему-то не волнует законников и блюстителей нравственности из долины. У маласаров разрешается иметь две-три жены. Официальная брачная церемония соблюдается только с первой женой. Остальные жены находятся в состоянии «гражданского брака». У начальника полиции Карапена – две жены. Одна из них, по его мнению, законная, а другая просто любовница. Для того чтобы мужчина мог взять к себе в дом еще одну женщину, он должен получить разрешение на это от законной жены. Нередко вопрос о браке решается родителями, когда будущие жених и невеста еще дети. Но такого рода патриархальный обычай еще не привился в племени, и поэтому взрослым детям предоставляется право самим решать вопрос окончательно. Здесь пока еще нет никаких форм родительского принуждения.

Если парень женится, он должен уплатить отцу невесты твердую сумму в тридцать семь с половиной рупий, купить для невесты сари и, если позволяет бюджет, кое-какие украшения. После свадьбы жена идет в дом к мужу. Только старики еще помнят те времена, когда муж жил в доме жены.

Что касается развода, то женщина пока продолжает сохранять свои привилегии. Жена может покинуть своего мужа, если она этого захочет. Как правило, вопрос о разводе в Чедигаме решает сам Майян со старейшинами. Официальным поводом для развода может быть измена мужа или жены. Если муж не внес положенные за жену тридцать семь с половиной рупий ее родителям, это тоже служит причиной развода. Есть и другие причины, и они всякий раз учитываются, если женщина обращается к вождю или старейшинам. Разведенная женщина может всегда снова выйти замуж. Так, сестра Карапена потребовала развода у своего мужа Айяпена: у Айяпена был тяжелый и подозрительный характер. Через два месяца после развода она снова вышла замуж.

Жизнь женщины в основном проходит в пределах собственного селения и в стенах своей хижины. Весь день она занята нехитрым хозяйством, смотрит за детьми, возится на небольшом огородике, ухаживает за козами, свиньями и курами. Мир мужчины гораздо шире. Занятый на лесных разработках, на плантациях, он находится в повседневном контакте с внешним миром. И эти контакты приносят с собой чуждые влияния, которые постепенно стирают племенные обычаи и традиции, заставляют маласаров забывать историю собственного племени, его предания и легенды.

Маласары пока еще придерживаются своих древних обычаев погребения. Умерших они хоронят. Говорят, что еще в некоторых местах остался очень давний обычай хоронить покойника в сидячем положении. Могилы в этом случае имеют циклическую форму, свойственную мегалитической культуре.

Мы подружились с Майяном. В разговорах старик часто вздыхал:

– Что осталось от племени? От законов предков, от памяти о них? Мы были когда-то королями и хозяевами гор, теперь мы бродяги. Бродяги, не помнящие ни своего рода, ни своих богов. А что нас ждет в будущем? Амма, – обычно обращался он ко мне, – ты можешь сказать, что будет потом?

Я не могла сказать, что будет потом.

– Не знаешь… – снова вздыхал Майян. – Я тоже не знаю. Кто же знает?

Действительно, кто же знает? Кто ответит Майяну и всему племени, каков их удел «потом»?

Потерянный рай племени кадаров

Это было очень давно. Так давно, что еще не было людей на земле. Повсюду простирались леса и высились горы. И запах дыма костра еще не примешался к аромату девственных джунглей. И не было в джунглях тропинок, потому что некому было их протаптывать. Никто не срывал вкусных плодов с деревьев, только разноцветные птицы клевали их. Звери ходили везде – их не пугал грохот барабанов.

На запад от джунглей и гор простирался великий океан. Он был так огромен, что его нельзя было переплыть, и никто не видел берегов этого океана. Каждый день и каждую ночь над миром сияли солнце и луна – боги, создавшие все вокруг. Они же однажды и сотворили первых людей-полубогов. Его звали Малавай, а ее Маланкуратти. Они появились из горы Карималаи, что значит «черная гора». Она называлась так потому, что ее вершина всегда была затянута черными тучами. На северном склоне Карималаи зияли две глубокие пещеры. В этих пещерах и появились однажды Малавай и Маланкуратти. Они были нагими и еще ничего не умели делать (пещеры назывались Карожи Пуралара, что значит «место, где были рождены нагие»). Они долго жили в пещерах, а потом у них родилась дочь Аттувачери амма – Великая мать. Ее дух до сих пор обитает в ветвях огромного баньяна, который растет на берегу реки около Манджакутти, на восточной границе Кочина. Но однажды случилась беда. Боги разгневались на Малавая и Маланкуратти, и те не знали, за что. Все небо покрылось черными тучами, и они не увидели больше своих богов. Ураган бушевал в джунглях, и гигантские старые деревья падали, как травинки. Горы глухо ворчали, подземные толчки сотрясали землю. Океан поднялся, и его воды преодолели горы и затопили джунгли. Когда вода стала заливать пещеры, Малавай и Маланкуратти покинули их. Они сидели продрогшие и иззябшие на вершине Карималаи много ночей и много дней. Но наконец гнев богов утих. Небо расчистилось, и снова появились солнце и луна. Вода постепенно спала, и океан вошел в берега. Малавай и Маланкуратти больше не вернулись в свои пещеры. Они ушли жить в лес. Там они встретили дух черного старика Кариамупана, который дал им одежду, научил многим полезным вещам и посоветовал создать первых кадаров. Малавай, Маланкуратти и Аттувачери амма стали прародителями первых кадаров, лесных людей с темной кожей, с широкими носами, толстыми губами и курчавыми волосами. Кадары стали поклоняться богам своих прародителей. И до сих пор кадары молятся восходящему солнцу. Малавай и Маланкуратти научили первых кадаров делать одежду, добывать огонь и варить пищу. Мир, в котором появились первые кадары, был прекрасен и обилен. Земли было много, и кадары строили свои хижины там, где хотели. На деревьях в джунглях росли сочные и сладкие, как мед, фрукты. Они висели так низко, что стоило только протянуть руку, чтобы сорвать их. Фрукты были почти на каждом дереве, и не надо было далеко ходить за ними. Сорванные сегодня, они снова появлялись завтра в еще большем количестве.

В лесу жили огромные черные обезьяны. Их нежное и вкусное мясо очень нравилось кадарам. И не нужно было утруждать себя охотой на этих обезьян. У них были очень длинные хвосты, которые свешивались с деревьев, – кадары легко ловили их за эти хвосты. В джунглях росли кокосовые пальмы – прохладный сок их орехов утолял жажду, а ядро таяло во рту. В те времена не надо было карабкаться по высоким стволам кокосовых пальм. Когда люди подходили к ним, пальмы наклоняли свои гордые кроны и отдавали гроздья орехов. Никто никому не завидовал и не говорил «это мое». Людям хватало всего, и они жили беззаботно и счастливо. Так шел год за годом, век за веком.

Кадары были многочисленным и веселым племенем. Каждую лунную ночь они, не уставшие от дневных работ и забот, пели и танцевали вокруг своих костров. Но однажды случилось непредвиденное. Дочь вождя кадаров подошла к кокосовой пальме, желая сорвать орех. Но она в этот день была нечистой[6 - Кадары считают женщину в менструальный период нечистой.], и пальма не поклонилась ей. А после и остальные пальмы перестали кланяться и отдавать свои орехи. Теперь тот, кто хотел получить орех, должен был карабкаться по длинному гладкому стволу наверх. Это было трудно, но кадары не роптали и быстро освоились с таким искусством. Потом стали исчезать фрукты из джунглей, а те, которые остались, были далеко от селений кадаров и за ними надо было идти. Кадары начали ходить за фруктами, и сеть тропинок покрыла джунгли. Потом по этим тропинкам пошли охотники, потому что черные обезьяны стали меньше и их хвосты значительно укоротились. Их можно было достать только с помощью лука и стрел. Охота не всегда была удачной, и теперь кадары не могли есть мясо черных обезьян каждый день. Люди, утомленные дневным трудом, быстро засыпали; все реже звучали песни лунными ночами, все меньше становилось танцоров. Между людьми начались распри и споры. Жрецы племени ходили к священному баньяну советоваться с Великой матерью. Но и она не могла помочь кадарам. Тогда кадары стали взывать к богу о помощи. Бог сказал: «Я дам вам денег. Приходите, я насыплю вам полные пригоршни монет».

Бог давал деньги не только кадарам, но и другим племенам. Но кадары так хотели получить эти деньги и снова стать счастливыми, что не замечали деревьев на своем пути. Они подставляли пригоршни, соединив две ладони, а между руками оказывались деревья. Бог насыпал им полные пригоршни монет, но, когда они разъединяли ладони, чтобы отойти от деревьев, все монеты сыпались на землю в густую траву и кустарник. Кадары стали ползать в траве, но ничего не находили. Тогда они решили, что монеты провалились под землю. Они взяли заостренные палки и начали копать. Монет снова не было. Но зато кадары откопали много съедобных и вкусных кореньев. С тех пор к охоте прибавилось собирательство. Кроме кореньев кадары нашли в лесу кардамон, перец, мед. Чтобы легче было выкапывать коренья, кадары прикрепили к палке заостренный камень, а потом железный наконечник. И они снова были счастливы. Съедобных кореньев и всего того, что они находили в лесу, хватало на всех. Кадары собирали столько, сколько им надо было самим. Они не обменивали лесные продукты и не продавали их. Они сами делали себе одежду из коры, лыка и листьев. Сами строили свои бамбуковые хижины и ни в чем не нуждались.

А потом настали такие тяжелые времена, что ни боги, ни Малавай и Маланкуратти не могли уже помочь кадарам. В джунглях появились люди из нижней долины. Кадары не знали, кто их создал, но эти люди сказали, что все здесь, в джунглях, принадлежит не кадарам, а неизвестному им махарадже Кочина. Эти люди называли себя лесной охраной и контракторами. Лесная охрана распоряжалась во владениях кадаров, как в своих собственных, а контракторы заявили, что отныне лесные продукты должны поступать в их ведение. Они заставляли кадаров собирать теперь больше, чем они собирали до этого. Они отбирали у них перец, кардамон, мед, ценные сорта тростника. Они отбирали у них даже то, что было необходимо для поддержания существования самих кадаров. Взамен контракторы давали им немного серебряных и медных монет. Сначала кадары не знали, что с ними делать. Но потом пришли торговцы и стали давать за монетки куски ярких тканей, пьянящую араку и затемняющий сознание опиум. Иногда они давали все это кадарам и без монеток, но тогда надо было расплачиваться кардамоном, съедобными кореньями, медом. Через некоторое время в джунгли пришли рабочие и стали рубить деревья. Они проложили две стальные полосы, и по ним неведомо с чьей помощью стали ходить крошечные вагончики, которые увозили то, что было добыто кадарами. Арака туманила мозги даже самым благоразумным мужчинам, и контракторы их обманывали.

В этом мире изобилия все меньше и меньше оставалось места для племени. Людей выгоняли с насиженных земель и на этих землях создавали тиковые плантации. В поисках съедобных кореньев кадарам приходилось проделывать далекий и тяжелый путь. Некогда сильные и энергичные люди стали слабеть от недоедания. Женщины не были в состоянии рожать здоровых детей, дети умирали через два-три дня после появления на свет. В племени появились неизвестные до этого болезни.