Дважды войдя в одну воду

– Светке, кому же, – смутившись, пожал плечами Андрей.

– Так, – снова овладев ситуацией, подбоченилась Дуся. – Цветочки, значит, – продолжала она, грудью напирая на опешившего Андрея. Но сейчас ей не было никакого дела до чужих чувств, со своими справиться бы. – Цветочками решил отделаться. А ягодки прикажешь нам собирать?

Андрей оглянулся по сторонам.

– Теть Дусь, вы чего? – отступая, продолжал он гипнотизировать ее недоуменным взглядом.

– Я-то ничего, – подойдя к нему вплотную, продолжала Дуся. – Я-то, как раз, ничего. А вот ты, что? – не мигая, уставилась она на Андрея, пытаясь выдавить из него чистосердечное признание.

– Что, – развел руками Андрей. – Скоро мамой вас называть буду.

Дуся скривилась, словно съела лимон.

– Слушай, сынок, – тихим въедливым тоном продолжала она, – ты никак и переехать ко мне собираешься в качестве нового родственника? Видно, мамаша тебе нашептала? Не получится, – помахала она пальцем перед его носом.

– При чем здесь мать? – снова на полшага отступил Андрей. – Ей вообще сейчас не до этого.

– Ах, да! – сплеснула руками Дуся. – Как же это я позабыла? Она же полгода профессорские пороги обивала, чтобы из тебя доктора сделать.

Андрей насмешливо ухмыльнулся.

– Профессора, теть Дусь, тоже болеют. Сделать человеку укол и обивать пороги – это, как говорится, две большие разницы. Вы-то здесь каким боком?

Хмыкнув, Дуся покачала головой.

– Тем самым, – сорвала она с его лица улыбку. – Зря старалась. Профессорше всю задницу исколола, а ее балбес к соседской девчонке полез в доктора играть.

Андрей неловко пожал плечами.

– Что-нибудь придумаем, – с виноватым видом ответил он.

Дуся хлопнула в ладоши.

– Час от часу не легче! – с отчаянием крикнула она. – Он придумает… Нет, ты скажи мне, – она снова начала свое наступательное движение, – что ты можешь придумать, неопределенное существо?

– Неопределившееся, – поглядывая по сторонам, Андрей попытался перевести разговор в шутку.

– Какое там! – настаивала на своем Дуся. – Сам ты очень даже шустро определился. Теперь тебя еще определить надо, чтобы было же за что кормить плоды твоего определения. А куда тебя определить? У тебя же ни образования, ни положения в обществе.

– Теть Дусь, – теряя терпение, перебил ее Андрей, – чего-то вы не в ту степь полезли. Сами-то вы тоже в коммуналку не на мерседесе из Монте-Карло прикатили. Ребенка признаю, на Светке женюсь. Чего еще? – теперь он, не обращая внимания на посторонних, пошел на Дусю. – Никто к вам переезжать не собирается. Живут люди, и мы как-нибудь обойдемся без вашей помощи. Сами не лезли бы только, – напоследок выпалил он ей в лицо и пошел своей дорогой.

Эти слова вмиг осадили ее боевой настрой. Она сдавила пальцами виски. Как-то слишком быстро все завертелось, начиная с сегодняшнего утра, когда Светку забрала скорая. Сначала огорошили ее тем, что котенок ее рыженький, оказывается, уже и не котенок вовсе, а беременная кошка. Теперь котяра этот… И у них, оказывается, любовь. Как же она проглядела-то?…

Дуся снова посмотрела на часы, прикидывая, успеет ли к Машке в больницу, находившуюся через два квартала. Но, вспомнив, что вчера вечером из соседской комнаты доносились Машкины рыдания, а сегодня сутра на кухне появился Суслик старший с пластырем на лбу, Дуся решила, что не стоит открывать Машке правду жизни на ее рабочем месте. Работает она с больным контингентом, а почему посторонние люди должны страдать от их междоусобиц? Знала она также, что после разговора с Машкой у нее самой никаких сил не хватит на свой контингент, тоже не отличающийся спокойным нравом.

«Теперь-то уж, куда спешить, – высматривая свой троллейбус, думала Дуся, – родить ей не завтра. Понемногу все утрясется. Андрюшка, ишь, каким петухом оказался! Может, Светке еще и повезет с ним».

Подъехал троллейбус. Дуся вошла и, сев у окна, взглянула на здание больницы. Сердце снова заныло. Всем своим естеством она ощущала, как что-то изменилось сегодня, что-то безвозвратно исчезло из ее жизни. Но ни перед кем в мире она не рискнула бы обнажить боль, тупо ковыряющую в душе оттого, что в соседской семье скоро появятся еще два суслика, а она, Дуся Нечаева, теперь останется одна одинешенька, может, до конца своей жизни.

3

Долгие два часа Андрей дожидался окончания рабочего дня медперсонала больницы. Потом Светка, выглянув из окна палаты, сказала ему идти к служебному входу, куда в скором времени и сама спустилась.

Стоило ему оказаться с ней наедине, как Андрей впервые почувствовал непонятную неловкость. Вроде рядом стояла все та же Светка и, вместе с тем, появилось в ней что-то чужое. Теперь вот так сходу уже нельзя было обнять ее и притянуть к себе. Целоваться тоже неудобно было. Этот детский период они давно прошли, а как вести себя во взрослой жизни, еще не знали.

– Ну, че? – спросил Андрей, протягивая Светке цветы.

– Ты, че? – с удивлением уставилась она на букет. – Что я с ними делать буду? Мне их здесь даже поставить негде.

Андрею стало обидно. Он так старательно выбирал свой первый в жизни букет, надеясь, что Светка поймет его чувства без банальных фраз. Но после Светкиных слов цветы вдруг потеряли свою значимость, и он стоял с этим веником в руке, не зная, как от него избавиться.

Он и сам толком не понимал еще, как относится к Светке, как ее воспринимает, то есть. Вместе росли с малых лет, играли. Все изменилось само собой, когда он заметил, как в озорной соседской девчонке появилось что-то новое, неуловимое. Время, словно умелый мастер, лепило ее ладную фигурку, постепенно превращая ее в хорошенькую Дюймовочку. Сама Светка была о своем малом росте невысокого мнения, потому и выбрала себе броское прозвище – Рыжая Кошка, изо всех сил пытаясь подражать этому образу. Друзья одобрили, а сам он наедине с ней называл ее Дюймовочкой, потому что был старше на два года и был гораздо выше ростом. Светке это нравилось. Им обоим нравилось играть в сказку. Даже когда Светка сказала ему: – «Кажется, я залетела», – они и тогда еще восприняли это как некое продолжение сказки. А вот сегодня утром оказалось, что это была настоящая жизнь. И этот подтвердившийся факт поставил все в их жизни с ног на голову. Были бы оба умнее, поняли бы, что расставил-то он как раз все по своим местам. Но жизни довольно и собственной мудрости – не одного уму-разуму учила, и этих научит.

– Что врачи говорят? – проглотив обиду, спросил он.

Светка потупила взгляд.

– Кончилась моя веселая жизнь, – со вздохом ответила она и провела рукой по животу.

Андрей понимающе кивнул. Какое-то время оба неловко молчали. Андрей снова первым нарушил тишину:

– Я с мамашей твоей на остановке столкнулся, – нервно теребя кончиками пальцев целлофан, ухмыльнулся он.

– И что? – напряженно спросила Светка.

– Живой, как видишь, – снова ухмыльнулся Андрей.

Но Светку явно не удовлетворил такой ответ.

– Я серьезно спрашиваю.

– Да что она может сказать? – пожал плечами Андрей с недовольным видом. – Зять такой ее не устраивает…

Светка взяла Андрея под руку и потерлась щекой о его плечо.

– Не парься, я ее знаю. Че сегодня делать будешь? – потянулся к нему ее вопрошающий взгляд.

Андрей пожал плечами.

– С пацанами пива выпьем…

– А с родаками, – осторожно поднажала Светка, – когда скажешь?

– Сегодня не получится, – покачал головой Андрей. – У матери с отцом терки какие-то.

– Че так? – спросила Светка, пытаясь скрыть чувство нарастающей тревоги.

– У них поймешь? – раздраженно бросил Андрей. – Не хочу масла в огонь подливать.