Интересные истории

«Всё, ждёт меня позорное наказание, да я и достоин его…» – ругал себя матрос, а Ушаков подошёл к нему и строго произнёс:

– Егор (так звали испугавшегося матроса), пройдём со мной, разговор есть серьёзный…

Ушаков, молча, зашёл в кабинет с Егором. Юный матрос стоял, зардевшись от стыда и чуть не плача.

Ушакову тоже нерадостно было от этого разговора: понимал он, что слишком юн Егор, чтобы доблесть показывать, а с другой стороны, не терпел трусость, себе думать об отступлении не позволял, и с других радение о Родине требовал.

Наконец, Ушаков прервал неприятную тишину, в которой только часы с маятником позвякивали:

– Слушай, Егор, не знаю, что с тобой делать: ругать тебя бесполезно, не перевоспитает это тебя, наказывать розгами не хочу и не буду: знаю, что обидно и больно это, журить тоже не собираюсь, тут война, а не училище. Учить тоже у меня не получится – Родину любить не научишь, а ты пока только о себе думаешь, а не о братьях во Христе, так что шагай ты домой, пока никто этого не видел и не слышал…

Егор побелел, стал особенно суровым и ответил, утирая слёзы:

– Сначала я наказания розгами боялся, а теперь думаю, что лучше бы вы меня, ваше благородие, наказали, чем так упрекать, как будто совести у меня нет и пропащий я совсем. А я не пропащий, мне по юности, глупости, страшно стало, а я ведь Россию тоже люблю, и хочу ей служить! Я больше не струшу, честное христианское слово даю, только не гоните меня, дайте шанс…

Ушаков улыбнулся радостно, по-доброму, просветлел лицом, пожал руку молоденькому матросу со словами:

– Это я и хотел от тебя услышать, Егор. Всякое в первом бою бывает, верю, что ты исправишься, молиться за тебя буду…

Матрос сразу порозовел, улыбнулся в ответ, бойко изрёк:

– Благодарю за доверие, ваше благородие, не подведу!

И, праву сказал Егор, не подвёл. В следующем бою в неравной схватке с турками Ушаков фехтовал с одним турком, а другой наступал со спины, казалось, нет Ушакову спасения…

Вдруг спиной к спине Ушакова встал матрос и отразил атаку турка. Славно и доблестно, читая вдвоём «Отче Наш», и выкрикивая: «За Родину! За веру православную постоим!», боролись с турками Ушаков и незнакомый матрос. А пули коварно свистели, жестокая турецкая сечь унесла жизни многих, а Ушаков и отважный матрос всё стояли спина к спине и отражали атаку за атакой. Когда же бой улёгся, турки бежали, Ушаков выдохнул и произнёс:

– Я не узнал вас, но благодарю и горжусь, что служу с вами России…

Тут Ушаков повернулся, чтобы узнать, кто из его подчинённых так храбро сражался и от изумления потерял треуголку: перед ним стоял Егор!

– Ваше благородие, оправдал я ваше доверие? – с улыбкой спросил Егор.

– О, сполна! – восхитился им Ушаков – Спасибо тебе, я к награде представлю тебя!

– Спасибо вам, ваше благородие, за урок ваш, за то, что шанс дали! – изрёк с теплотой Егор, а Ушаков обнял героя и всем его в пример ставил.

Сказ о том, как Ушакова оклеветали

Война с Турцией шла победоносно, много сражений провёл Ушаков, и даже внёс вклад в развитее военной науки, и в 1793 году Фёдора Фёдоровича Ушакова, всеми уважаемого морского командира, Екатерина возвела в звание вице-адмирала. Скоромно, с молитвой о даровании мужества и смирения, принимал новые почётные обязанности Ушаков, подчёркивая:

– Я не заслуживаю этого звания, ведь всё, что я сделал хорошего, это – заслуги Господа Христа, а не мои, я – ничто без Него…

Всем подчинённым Ушакова нравились его скромность и набожность, и матросы старались подражать его высокодуховности. Но на место вице-адмирала было много претендентов, и, видно, не всем понравился выбор Екатерины, поэтому скоро императрице пришло анонимное письмо, в котором «благодетель государства» сообщал, что Фёдор Ушаков, яко бы «взяточник, казнокрад и отвратительно обращается с подчинёнными».

Императрица Екатерина, признаться честно, очень поразилась такому письму, ведь знала об Ушакове только хорошее, и прибыла на корабль «Апостол Павел» лично спросить о последнем пункте доноса у матросов.

– Да что вы, матушка императрица, ваше величество, лучшего, храбрейшего и добрейшего вице-адмирала мы не мечтали иметь, чем его благородие! – отвечали матросы.

Екатерина, ещё больше поразившись и теряясь в догадках, уехала в карете к себе во дворец.

Фёдор Ушаков же в это время проведывал больных матросов: он принёс им иконы и сладости, которые купил на своё жалование, и каждому находил слова утешения:

– Ну, что ты, Владимир, право, Господь поможет, ты ещё поправишься, мы ещё повоюем мусульманами за веру православную, а пока набирайся сил. А ты, Артём, совсем раскис, нельзя так, с нами же Господь Христос, я за тебя молиться буду, а ты угощайся сладким и выздоравливай – мне бойцы нужны…

Вдруг пожилой матрос с суровым взглядом позвал Ушакова. Молодой вице-адмирал с сожалением оставил своё благое дело утешения больных и вышел на палубу с пожилым матросом.

– Александр, что ты хотел мне сказать?

– Ваше благородие, пока вы делами милосердия занимаетесь, матушка императрица расспрашивала о вас, было ей анонимное письмо, что, будто вы – казнокрад и взяточник. Мы-то все знаем, что это не так, а вот перед её величеством, боюсь, вам придётся отчитываться…

Ушаков засмеялся:

– Ну, и что же? Отчитаюсь, у меня все бумаги бухгалтерские в порядке, не может быть такого, чтобы императрица поверила этому глупому письму!

Собеседник Ушакова помрачнел и произнёс:

– Не знаю, не знаю, ваше благородие, раз кто-то написал такое письмо, значит, у вас есть завистники или враги, я бы задумался на вашем месте. И императрица интересовалась этим вопросом всерьёз, как бы не было следствия и последствий соответствующих…

Ушаков серьёзно обиделся и расстроился, но вида не подал и строго ответил матросу:

– Александр, я – честный человек, не боюсь ни следствия, ни соответствующих последствий, так что скрывать и переживать у меня нет повода, а вы давно палубу не протирали!

Сказать-то так Ушаков сказал, только легче молодому вице-адмиралу не стало, сел Фёдор за бумаги, ещё раз перебрал, не нашёл ничего, что могло вызвать сомнений в его честности, что впрочем, и так все знали. Но что-то не давало Ушакову покоя: вдруг Екатерина поверит письму и даже не станет рассматривать бумаги? А наказание-то за казнокрадство позорное было: секли виновного на площади прилюдно. Для морского офицера это был бы такой стыд и срам, что Ушаков и думать об этом не хотел, да не получалось.

«Помолюсь, – подумал Ушаков – может Господь подскажет что делать…». Но после похода в церковь Фёдору легче не стало, в голве Ушакова метались мучительные мысли:

«Как объяснить, что я не виновен? И кому нужно было оклеветать меня? Кто написал эту лживую бумагу? Если бы я знал кто и почему, то, может, разобрался как-то сам. А что, если всё-таки вынесут такой приговор? Как не опозориться ещё сильнее и не закричать во время экзекуции? Как же я потом в глаза матросам буду смотреть? Господи, за что мне это, ты же знаешь, что я не виновен в казнокрадстве! Может, друзья что-то разъяснят мне…»

Из церкви Ушаков отправился к своему другу Александру Суворову, человеку известному и военному, хотя и пожилому.

– Что, ваше благородие, повис кнут над вашей светлой головой? – с интонацией шутки и даже издёвки произнёс Суворов.

Только Ушакову совсем не весело стало, а обидно до слёз, встал юноша и захотел уйти.

– Право, Фёдор, ты что, на шутку обиделся? Все знают, что ты набожный честный человек и копейки чужого не возьмёшь, вот увидишь, что дело в твою пользу будет, а если даже нет, то ты у нас парень крепкий, выдержишь! – хотел поддержать Ушакова Суворов, но опять получилась насмешка.

Ушакову совсем грустно стало, он сел в карету и уехал с мыслью:

«Тоже мне друг называется! Шутки бы только отпускать!»

Два дня прошли тоскливо и тянулись для Ушакова, как тюремный срок. Вроде бы занят целый день Фёдор: то проведывает больных матросов, то военными делами занимается, то качество провизии проверяет, то благотворительные дела, то молитва, то парад принимает, а всё равно неспокойно Фёдору, только одна мысль вертится в голове:

«Что ж меня императрица не вызывает? Скорей бы эта кляуза разрешилась уже как-нибудь!».

Спустя три дня совсем «кисло» Фёдору Ушакову стало, даже кофе выпить не смог за завтраком.

«Поеду к дяде – решил молодой вице-адмирал – может, он помолится за меня…».