Оценить:
 Рейтинг: 0

Истории, написанные при свече

Год написания книги
2021
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 88 >>
На страницу:
5 из 88
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Действительно, спустя полгода, мне уже двадцать семь лет исполнилось, родилась у нас с Афанасием дочь, и назвали мы её Ниной…

Какой же был Афанасий в церкви в день крещения нашей дочери: и измученный, как Кощей, и счастливый, с сиянием Небесным в больших серых глазах! Он просто плакал, я, зная его не хуже себя, понимала, что это – слёзы неземного счастья…

Так я стала растить нашу радость, лучик солнечный наш, малышку Нину…

Конечно, первые четыре года мне дались особенно тяжко, я почти не спала, не присаживалась, потому что нужно было продумать и еду для нас с Ниной, и Афанасия ненаглядного проведывать ещё чаще с дочкой, и ему еды приносить, и за безопасностью и развитием малышки Нины следить ( а то в этой избушке ничего для ребёнка не приспособлено). Иногда от усталости просто засыпала на ходу.

Тут на выручку приходили подруги Мария, Александра и Екатерина.

– Так, Лиза, без паники, на то и подруги, чтобы помочь! – весело говорила Трубецкая, и мне легче становилась, я Бога благодарить не уставала, что Он мне таких подруг настоящих послал…

Когда же Ниночке пять лет исполнилось, я впервые за это время в зеркало посмотрела на себя, мне уже тридцать два года исполнялось…

Да, в отражении я видела скоромную обыкновенную молодую женщину, но меня поразило: куда так быстро делось то обаяние румянца, свежести юности, что было когда-то? Их сменили усталость и недосып на лице.

Только глаза синие большие такими же остались.

Афанасий же в тридцать четыре года выглядел ещё хуже: замученный, измотанный совсем, худой, с первой сединой на бакенбардах , и с первыми еле заметными мелкими морщинками на лице. Я любила его таким ещё больше, жалела, что сгибает его тяжёлая работа раньше срока, но как же сияла его улыбка, каким звонким был его смех, когда мы с Ниной приходили «проведать папу»!

Так прошло ещё пять лет, Нина выросла в чудесную ангельски кроткую жизнерадостную девочку десяти лет с тёмно-синими глазами и русой косой…

… Я не уставала поражаться тому, как она на дедушку своего, моего папу похожа…

Она носила самую простую добротную одежду, что я ей шила, бегала играть с местными детьми со звонким смехом, по хозяйству мне помогала, всегда с песенкой милой, старалась учиться прилежно, не всегда у неё получалось, но она, было видно, старалась ( я никуда её не отдавала, никого не нанимала, сама всему учила: и молитвам, и православию, и читать, и писать, и считать, и хозяйство вести).

Конечно, сердце у меня сжималось, когда я вспоминала наше с Наташей детство, и понимала, что Ниночка, мой солнечный зайчик, никогда не наденет пышных ярких красивых платьев с кружевами и цветами, и редких драгоценных заколок, никогда не будет танцевать на балу, играть изящными фарфоровыми куклами и мягкими игрушками…

Но Нину это всё не тяготило ни капельки, в Рождество она ловко помогла накрыть мне стол, украсить его соломой и еловыми ветвями, я приготовила жаркое с мясом, самовар с чаем, а Ниночка расставляла на столе сладости, баранки, варенья, пирожки, радостно приговаривая:

– Рождество, Рождество! Скоро будет торжество! Надо хорошо стол накрыть, потому что у Господа праздник, и у нас праздник, гости придут, папу к нам до утра отпустят. А ты знаешь, мамочка, что я папе подарю?

– Что, доченька, милая? – спросила я.

– Я подарю ему варежки, которые сама связала и вышила на них «Лучшему папе»! Правда, очень хорошо, мамочка?

– Конечно, лапочка, просто замечательный подарок, папа очень обрадуется! – ответила я дочери с улыбкой, специально умолчав, что я немного помогала ей с вязанием и вышивкой…

– Мамочка, – вдруг неожиданно спросила Нина – А почему мы живём здесь, а папа там, в отроге, выполняет такую тяжёлую работу? Как мы оказались здесь, в Сибири? Расскажи, пожалуйста, я всё пойму…

Я напряглась, подумала, что буду говорить, и ответила:

– Так получилось, доченька, что мы с папой раньше жили в столице, очень красивом городе Санкт-Петербурге, но так было угодно правительству, царю, чиновникам его, после одной небольшой ошибки папы, чтобы папа был заключён в отрог, а мы жили в более скромных условиях здесь, в Тобольске…

У меня душа застыла в ожидании реакции Ниночки, но та с милой печалью изрекла:

– Ничего, нам и так хорошо здесь втроём, я, ты и папа. А папу когда-то отпустят из отрога? Как мы будем жить тогда?

– Отпустят, лапочка, нескоро ещё, но опустят, и придёт он жить в наш дом, и будет у нас ещё всё лучше… – вздохнув с облегчением, ответила я.

Тут начался и народ в наш дом стекаться, пришли и подруги три мои лучшие, и Афанасия отпустили на праздник, и другие подруги с мужьями…

Надменная Анненкова вдруг сказала на Нину:

– Эй, дитя, ты хоть знаешь, что отец твой – каторжник?

Я аж чашку с вареньем уронила, а Нина, гордость наша, вручила при всех папе подарок и изрекла:

– Да, знаю прекрасно, и что с того? Все ошибаются. Всё равно он – самый лучший, и я так считаю, и мама так говорит, а мы с мамой никогда друг другу не лжём!

Мои лучшие подруги скорее зааплодировали и воскликнули:

– Ниночка, какая же ты мудрая не по годам! Умница! Только у таких хороших родителей бывают такие хорошие дети!

Рождество Христово мы в тот раз особо весело справили.

… Прошло ещё четыре года, и измученного раньше положенного постаревшего седого ненаглядного Афанасия моего отпустили из острога, отбыл он свой каторги срок, пришёл к нам, сияющий от счастья, четырнадцатилетняя Ниночка-красавица наша румяная, просто летала от восторга, не скрывая ликования.

… Стали мы втроём жить, легче жизнь пошла намного.

Но спокойная безмятежная жизнь продлилась три года…

Семнадцатилетняя Нина стала совсем раскрасавицей, сочный, как ягода, румянец, русая коса, большие игривые синие глазки, точёная фигурка – чудо, а не девушка. Да ещё нрав такой простой, весёлый, подвижный, общительный, добрый.

Мне уже сорок девять лет было, помню то ощущение странное, что я далеко уже не так подвижна, сообразительна и красива, как была когда-то, морщинки на лице…

Афанасий же в свой пятьдесят один год совсем сгорбился, седым стал, морщинистым, здоровье подводило постоянно…

Вдруг в Тобольск по делам государственным важные чиновники и офицеры из столиц прибыли, и был среди них симпатичный тёмно-русый кареглазый корнет лет, примерно, двадцати. Пришёл корнет к нам в гости, познакомился со всеми, в том числе и с Ниночкой, мило они беседовали, так нежненько щебетали обо всём…

Мы уж с Афанасием обрадовались, надеялись, что дочь удачно, выгодно замуж выйдет…

… А корнет, которого, оказалось, Пётр Григорьевич зовут, месяц почти каждый день к нам ходил домой, круги возле Нины наворачивал со сладкими речами, а потом и, правда, посватался, попросил нас отдать за него замуж Нину.

Мы только хотели согласие дать, обговорить всё, а он вдруг испуганно глаза карие округлил монеты и спросил:

– Лунная? Где-то я слышал фамилию эту. Сударыня-матушка, а как ваша девичья фамилия?

– Брошкина, а что? – недоумевала я.

Тут с ужасом на лице он мне объявил:

– А то, что не можем мы с Ниной мужем и женой быть! Я ведь ваш племянник, сын вашей младшей родной сестры Натальи, двоюродный брат Нине получается…

Это я сейчас понимаю, что Господь помог нам, чтобы беды мы не натворили, двоюродных брата и сестру не обвенчали, а тогда, когда я от Петра эти слова услышала, так у меня голова закружилась, так я расстроилась, и скорее поспешила спросить:

– Ой, Пётр, милый, ты скажи, честно, вы хоть с Ниночкой греха ещё не сотворили?

– Что вы, Елизавета Николаевна, мы ещё и не целовались, разве ж я безнравственный солдафон какой-то, чтобы, воспользовавшись доверчивостью, обесчестить девушку? Не бойтесь, честна она, выйдет такая умница и красавица удачно замуж, а я лучше уйти поспешу, чтобы не быть нам Ниной в соблазн. Я… у меня духу объясниться с ней не хватит, вы уж сами расскажите, пожалуйста, Ниночке, почему свадьба наша не состоится…
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 88 >>
На страницу:
5 из 88

Другие аудиокниги автора Людмила Вячеславовна Федорова