Радмила выдохнула, накинула хвойный пуховик и устало пошла домой, улыбаясь кристально чистому небу с мыслью: «Слава Тебе, Господи, нашла решение я с Твоей помощью и в этой истории…».
Глава «Последняя капля терпения или завтра всё будет по-другому…»
… Радмила, как всегда, утром в понедельник проснулась рано, помолилась душевно и кратко, привела свой внешний вид в порядок, нарядившись в милое платье в пол цвета кофе с молоком и с маленьким золотистым цветочком, сделала причёску из косы и отдельных прядей (девушка прочитала в интернете, что это модно). Потом девушка позавтракала с мамой и в тёплой шапке с ушками с хвойным пуховиком побежала в школу…
Почему-то понедельники не особо печалили Радмилу, она всегда старалась мыслить позитивно, тем более в последнее время в школе всё было благополучно: Радмила с величайшей радостью наблюдала, как её предмет завоёвывает всё больше и больше учеников. Маша расцвела под отцовской опёкой Игоря Фёдоровича, став официально его дочерью, даже в новом паспорте Маша была «Шишкина Мария Игоревна», Игорь Фёдорович тоже счастлив и всё время пытался отблагодарить как-то Радмилу: то премию больше назначит, то похвалит за педагогические способности при всём коллективе…
… Радмила, приготовив класс к уроку, пошла в учительскую, чтобы взять специальный маркер для интерактивной доски и пульт от этой доски, когда почувствовала, что все учителя, что были тут, перешёптываются, ухмыляются, тихо посмеиваются вслед девушке.
Радмила сильно напряглась, нервно поправила платье, округлила, как совёнок, ореховые зеницы, подумав: «О Боже, Иисусе Христе, Милостивый Господь Бог мой, опять уже что-то обо мне придумали и шепчутся! Что я делаю не так? Вроде же хорошо сделать стараюсь, чем я им не угодила? Опять очередную историю разгребать? Надоело порядком уже…».
Ульяна Викторовна, поправляя свой коронный пучок из рубиновых волос, с горделивой самодовольной осанкой прошла рядом с Радмилой. Тут уже Радмила не выдержала и спросила, бросив на стол все атрибуты к интерактивной доске:
– Уважаемые коллеги, скажите, пожалуйста, что за некультурное шушуканье? Вы обсуждаете опять какую-то новость, связанную со мной?
– Радмила, только не говори, что не знаешь, о чём речь: все в коллективе обсуждают последнюю новость: ваш служебный роман с Игорем Фёдоровичем. Можешь не вызывать в суд и не приносить туда своих липовых справок о девственности, всем понятно, что современная девушка в двадцать три года девственницей не будет, когда школьницы 16-17 лет уже давно не невинны. Да и слишком к тебе благосклонен Игорь Фёдорович: и премии, и похвалы, прям как будто ты – Ангел. И сам-то явно удочерил Марию из 9 класса не из отцовских чувств, между прочим, с твоей подачи! – произнесла с самолюбованием и жеманством Ульяна Викторовна.
Учительницы, что помоложе, тихо захихикали, какой обескураженный и оскорблённый вид был у Радмилы…
… А Радмила как стояла, так и села на стул, выронив из рук и маркеры, и пульт, и флеш-карту с презентациями и музыкальным сопровождением к уроку…
В её огромных нежных ореховых зенках, которые наполнились слезами, в её чистом расстроенном иконописном личике читались легко её мысли: «Да что же это такое, Господи Милостивый, Вседержитель? Они во главе с Ульяной специально это так ловко придумали или действительно настолько развращённые, что так неправильно поняли и мои действия, и Игоря Фёдоровича, и бедной Машеньки?! Если специально, то зачем?! Завидуют? Если считают это правдой, неужели они «скатились в такое болото», что так извратили то счастье, которое обрели Игорь Фёдорович и Маша, став отцом и дочерью? Бедная девочка! Нет, право, эти ужасные выдумки были последней каплей, моё терпение кончилось…».
Радмила, кое-как собравшись с силами, подняла нужные ей вещи, и с несчастным видом ответила Ульяне Викторовне:
– Я не собираюсь слушать эти пустые беспочвенные оскорбления и хамскую клевету, Игоря Фёдоровича и Машу я вам в обиду не дам, они – настоящие папа и дочь, чтобы вы все там не сочиняли, а обо мне говорите, что хотите, я мало чего боюсь в этой жизни…
После этого Радмила в полной тишине тяжело дыша, пошла из учительской в класс, отвела уроки с натянутой улыбкой, еле-еле крепясь, (благо сегодня их всего было три), а потом в том же полном молчании надела тёплую одежду и пошла тихим шагом домой…
… Холодный ветер баловался хлопьями снега, Радмила куталась в пуховик и яркие варежки и старалась не думать о плохом, а мечтать об отдыхе, Новом Годе и Рождестве Христовом…
Радмила остановилась, покрошила кусочек хлеба, что был в сумке мелким пичужкам и вошла в их с мамой квартиру…
… Радмила у порога скинула верхние вещи, сломала милую причёску, что делала утром, сменила ботинки на забавные малиновые тапочки и крикнула:
– Матушка, здравствуй, милая, встречай, твоя «блудная» дочка с работы пришла…
Марина Аркадьевна поспешила встретить дочь с ласковым упоением:
– Доченька, кровиночка ненаглядная, переодевайся, мой руки, обедать будем!
Радмила с измождённым несчастным видом переоделась, похлебала суп, взяла гитару и запела:
«Бывает вот такое волшебство:
Сбываются мечты на Рождество!
Ты только надейся и жди,
Что лучшее всё впереди!
А в Рождество пекутся пироги…
Ты ближнему сегодня помоги,
И Господу Христу поклонись,
В Рождество, в праздник окунись…
И тогда исполнится мечта,
Надежды не напрасны никогда,
Особенно есть веры торжество
Когда сияет Вифлеем на Рождество…
Я, видно, неисправимый романтик,
О мечте своей заявляю без тактик,
И Рождество очень сильно люблю,
И каждый миг праздника святого ловлю…»…
Тут Радмила не выдержала и, опираясь на гитару, заплакала…
Марина Аркадьевна, рачительно приобняв дочку за плечи и нежно поглаживая по длинным русым волосам, спросила:
– Доченька, кровиночка, что же случилось? Ты же у меня всегда весёлая, светлая, бойкая по жизни, что же за кручина? Может, чем подсоблю я?
Радмила посмотрела с глубокой нежностью ореховыми глазами совёнка на маму и, теребя волосы, ответила:
– Матушка, я просто очень устала от такой работы, когда я шла эту школу, я не предполагала, с чем столкнусь. А столкнулась я в итоге с постоянными ЧП, эгоизмом, завистью коллег, мелочными грязными интрижками и сплетнями, настоящим лягушатником. Я, наверное, ошиблась, и, доработав до новогодних каникул, уволюсь и пойду преподавать в православную гимназию, в простой школе мне не место, там всё будет по-другому, верующие люди не имеют склонностей к таким вещам. Да, так будет лучше всего, в православной гимназии буду спокойно преподавать, а здесь мне не дадут: они такие мелочные, жестокие! Знаешь, матушка, я вот даже так подумала: они в этой школе между собой все перессорились, а что бы они делали, если бы случилась какая-то реальная беда или опасность?
Марина Аркадьевна вытерла платочком слёзы дочери и участливо изрекла:
– Ну, доченька, лапушка, не переживай так, хорошее решение ты приняла, скоро праздники, надо только дотерпеть до них, давай отдыхать, ты действительно очень устала…
Мама и дочь укутались на диване в пледы, взяли зелёный чай, ноутбук и включили фильм «Щелкунчик и четыре королевства»…
… Спустя три рабочих дня Радмила, как всегда, вела урок, когда вдруг на первом этаже раздались истошные ненормальные крики, крики ужаса. Радмила напряглась, перекрестилась и сказала испуганным ученикам 5 «В» класса:
– Так, сидите тихо, ждите меня, кто верит и знает молитвы, можете помолиться, другие пусть параграф «Первые христианские мученики» почитают. Я только спущусь, узнаю, почему в школе крики…
Радмила быстро и ловко, как спортсменка, бежала по лестнице вниз, а распущенные русые волосы развивались за спиной длинным шлейфом…
Когда Радмила подошла к дверям, то остолбенела от испуга: молодой парень-охранник школы лежал без сознания, несколько учителей стояли белые от страха, плача белугой, а вход загородили восемь крепких мужчин с автоматами, не трудно было догадаться, что это – террористы, из какой именно группировки, понять было невозможно, так же, как национальность и возраст, потому что преступники замотали свои лица тёмной тканью, оставив лишь место для глаз, как древние асассины…