Монмартрская сирота

Увы! Далеко остался Париж, Париж, с его веселым грохотом, с его деловитой, шумной толпой, где никогда не чувствуешь себя оторванным от людей.

А Монмартр! И наверху, на самом верху его, улица Лепик под мельницами, на просторе; а скромный домик, откуда виден как на ладони весь Париж, с садиком размером с платок, где дышалось полной грудью!

О Париж! Дорогой Париж! Дорогой уголок Монмартра, полный света и солнечных лучей!

Бедная женщина, бедные дети! Они были одиноки в огромной Луизиане, с ее бестолковым шумом, туманными днями, невыносимой жарой, грубым населением и зараженным воздухом!..

Да, они были одиноки в этой карикатуре на французскую столицу, среди этих карикатур на французов, совершенно обамериканившихся; затеряны среди равнодушных людей, бегущих по делам как на пожар; в течение многих часов оторваны от мужа, отца, изнемогавшего под тяжелой ношей, подобно вьючному животному.

Страшная болотная лихорадка сломила энергию и лишила бодрости этого человека, которого ничто не могло привести в отчаяние.

Сраженный болезнью, Дэрош потерял место грузчика.

Наступила тяжелая пора борьбы с нуждой, со страшной нуждой, которая еще ужаснее для человека, когда он на чужбине.

Несчастные изгнанники жили впроголодь несколько месяцев, пока, наконец, Дэрош не нашел место кочегара на одном из миссисипских пароходов.

Теперь у них было на что жить!

Спустя некоторое время ему посчастливилось поступить механиком на одну из железных дорог.

Нужда отступила!

Посоветовавшись, они решили покинуть Новый Орлеан и поселиться в Литл-Роке, столице Арканзаса.

Жизнь в этом городе нравилась им больше, но они не предполагали остаться здесь навсегда.

Служебные обязанности Дэроша заставляли его довольно часто посещать Аустин – красивый городок, расположенный на берегу Рио-Колорадо. Этот городок был столицей Техаса и находился на самой границе. В двух шагах от него лежала совершенно дикая страна с ее опасностями, а часто и сюрпризами, нередко приносящими счастливцу несметные богатства.

И вот Дэрошу, которому надоело прозябание, не соответствующее его личным заслугам и тому усердию, с каким он трудился, захотелось разбогатеть.

Ему хотелось, чтобы его жена, его нежная, прелестная подруга, и его дорогие малютки, радость их семейного очага, могли, наконец, после долгих испытаний воспользоваться теми благами, что приносит с собой богатство, удовлетворить все потребности и прихоти, добиться высшего счастья: быть в состоянии оказывать добро ближним.

В Аустине ему не раз приходилось слышать рассказы о Равнине Вех, о том, какую выгоду можно было бы извлечь из ее богатств и какие препятствия встречаются там на каждом шагу.

Он часто думал об этом и взвешивал все доводы за и против.

Наконец, Дэрош решил испытать судьбу и, приготовив со свойственной ему энергией и быстротой все необходимое для фермы, отправился в путь с женой, детьми и верным слугой-негром Жо на приспособленной к долгим переездам большой и крепкой повозке.

Глава VII

Путешествие закончилось благополучно, без трудностей и приключений.

Достичь равнины было нетрудно. Они медленно поднимались по пологому склону и к вечеру добрались до местности, покрытой роскошной растительностью.

Неподалеку находился живительный источник, к которому тотчас же устремилась лошадь Дэроша.

Парижанин заметил родник издалека и приказал Жо перевезти туда все необходимое для ночлега.

Неожиданно он услышал звук человеческого голоса. Кто-то пел заунывную песню, слова которой невозможно было разобрать. Она становилась все тише и тише.

Дэрош осторожно двинулся в направлении звуков, соскочил с седла и принялся за поиски.

Наконец, он обнаружил лежащего в высокой траве индейца с лицом покрытым яркими красками. Индеец спокойно смотрел на него и продолжал петь.

В двух футах от него торчало воткнутое в землю копье с висящими на нем скальпами, то есть срезанной с головы человека кожей вместе с волосами.

Над ним стояла, опустив голову, лошадь и беспокойно обнюхивала его.

Будучи не в состоянии подняться или двинуться, индеец, очевидно, жестоко страдал, хотя его лицо выражало невозмутимое спокойствие.

Индеец принял Дэроша за десперадо и, предполагая дурные намерения, сказал на ломаном английском языке:

– Белый человек хочет убить индейца и взять его скальп. Пусть он подождет, пока ангел смерти сам закроет ему глаза.

Парижанин сделал энергичный отрицательный жест и ответил на не менее исковерканном английском языке:

– Вы ошибаетесь, краснокожий! Я – не враг; напротив, мне хочется быть вашим другом. Вы, видно, сильно страдаете. Я попробую вам помочь.

– Медицина белых могущественна, но она не может спасти человека, укушенного гремучей змеей. Черный Орел пропел уже свою предсмертную песню… Черный Орел умирает!

Услышав издали разговор, г-жа Дэрош с обоими детьми подошла к мужу, который заметил огромную змею, убитую индейцем после того, как она ужалила его в ногу.

Под действием яда опухоль быстро увеличивалась, и нога приняла форму деревянного обрубка.

При виде молодой женщины и детей у индейца выступили на глазах непокорные слезы, и он сказал с горькой улыбкой:

– У Черного Орла есть жена… и двое детей… он их больше не увидит.

Мадам Дэрош, тронутая до глубины души, прерывающимся от волнения и рыданий голосом прошептала:

– О, мой друг… Мой друг… как помочь… как спасти этого бедного отца?

Дэрош посмотрел долгим взглядом на жену и детей и воскликнул:

– Да… Я могу… Может быть, это грозит смертью… Но это мой долг. Жо! Принеси скорее аптечку.

Пока негр побежал за ящиком с необходимыми медикаментами, Дэрош вынул из кармана нож, поднял ногу умирающего и нашел на ней ранку от укуса ужасной змеи.

В два приема он надрезал кожу и мышцу вплоть до не тронутого гангреной места, сделал новый крестообразный надрез и снова взглянул на безмолвно следивших за операцией жену и детей.

Индеец даже не моргнул, несмотря на страшную боль; только лицо его, обыкновенно грубое, несколько смягчилось.

Дэрош отвел взгляд от своей семьи и бесстрашно приложил губы к зияющей ране.

Он с силой втянул в рот гнойную ядовитую жидкость, выплюнул и снова потянул ее из раны, рискуя жизнью, так как ничтожная ранка на губе, деснах или языке могла вызвать отравление.

Молодая женщина поняла теперь, что означали его слова: «Может быть, это грозит смертью… но это мой долг» – и сопровождавший их взгляд, полный любви.