Беглецы в Гвиане

Бессребреник среди желтых дьяволов (Sans-le-sou chez les diables jaunes, 1914)

Часть первая

Белый тигр

Глава I

Экваториальная буря гнула вершины громадных деревьев девственного леса. Удары грома, то раскатистые, то глухие, то отрывистые, то протяжные, но всегда одинаково страшные, казалось, сливались в один нескончаемый гул.

На севере и на юге, на западе и на востоке – со всех сторон небо закрывала громадная туча, окаймленная зловещей полосой медного цвета. Из тучи, как из громадного опрокинутого кратера, вылетали целые снопы ослепительных молний всех цветов радуги. Дождь лил потоками – экваториальный дождь, о котором у нас в Европе не имеют ни малейшего понятия.

С деревьев слетали срываемые ветром листья; временами валились, словно подкошенные, лесные гиганты, то сломанные на половине ствола, то вырванные с корнем из земли. Испуганные животные притихли. Птицы не подавали голоса. Над всем безраздельно господствовал вой урагана.

Эта страшная буря разразилась в обширной долине реки Марони, одной из главнейших рек во Французской Гвиане.

Непривычный к такому буйству стихий человек был бы, конечно, очень удивлен, увидев до сотни людей разных возрастов и национальностей, спокойно и безмолвно стоящих в четыре ряда под обширным навесом.

Ветер грозил в любую минуту сорвать с навеса лиственную крышу; врытые в землю столбы качались, ежеминутно грозя упасть, а эти люди стояли себе, как ни в чем не бывало, со шляпами в руках.

Угрюмое равнодушие читалось на разнохарактерных лицах этих арабов, индейцев, негров и европейцев.

Все они были босиком, в серых полотняных панталонах и блузах, на спинах которых легко прочитывались крупные буквы «С» и «Р», отделенные одна от другой якорем.

По рядам ходил среднего роста человек с непомерно широкими плечами, с грубым зверским лицом, украшенным густыми темными усами, закрученными на концах. Голубовато-серые глаза, казалось, все видевшие, но ни на что не смотревшие, неприятно поражали своим хитрым и лукавым выражением.

Человек этот был в короткой серой суконной блузе с серебряным галуном и отложным воротником. У пояса болталась короткая сабля, за пояс был заткнут пистолет. В руках человек держал огромную тяжелую дубинку, которой все время ловко размахивал.

Он следил за перекличкой и каждого выкликнутого окидывал с ног до головы пронзительным взглядом из-под козырька кепи, сшитого из такого же сукна, как и блуза.

Перекличку делал другой человек, одетый в такую же форму, как и первый, но в физическом отношении составлявший со своим товарищем разительный контраст. Он был высок, худощав, строен и имел симпатичное лицо. Дубинки у него не было; он держал в руках только записную книгу, по которой и вычитывал имена.

Имена эти он называл громко, временами останавливаясь, когда усиливавшийся шум бури мешал ему говорить.

– Абдалла! – выкрикивал он.

– Здесь.

– Минграссами!

– Здесь! – отвечал хриплым голосом индус, дрожавший всем телом, несмотря на экваториальную духоту.

– Вот еще субъект, одержимый пляской святого Витта, – проворчал человек с закрученными усами. – Это, видите ли, он притворяется, что у него лихорадка. Погоди, дружок, уж я тебя вылечу!

– Здесь! – слабым голосом отозвался бледный, со впалыми щеками европеец, едва державшийся на ногах.

– А ты не можешь отвечать громче, скотина?..

И дубинка опустилась на спину несчастного, который присел на корточки и громко застонал.

– Что? Вот и голос отыскался… Свинья!

– Ромулус!..

– Здесь! – как из бочки, выпалил богатырского роста и сложения негр, осклабившись и показав белые крупные зубы, которым мог бы позавидовать любой крокодил.

– Робен!

Ответа не было.

– Робен! – повторил делавший перекличку.

– Да отвечай же, гад! – крикнул человек с дубинкой.

Опять никто не откликнулся. По всем четырем шеренгам пробежал ропот.

– Цыц, кобели! – заорал на них человек с дубинкой, выхватывая из-за пояса пистолет и нажимая на курок. – Первого, который двинется, уложу на месте.

Гром в это время на минуту стих, и среди кратковременной тишины вдали послышались крики:

– К оружию!.. К оружию!..

Затем прогремел выстрел.

– Тысяча громов!.. Я уверен, что этот негодяй Робен сбежал… Славно мы влетели, нечего сказать.

Ссыльнокаторжного Робена как отметили неявившегося, и перекличка пошла своим чередом.

Мы уже сказали, что действие происходило во Французской Гвиане, на левом берегу реки Марони, отделяющей французскую колонию от голландских владений.

Люди, собранные под навесом, были каторжники, состоявшие под надзором острожного надзирателя Бенуа, человека злобного и жестокого.

Исправительная колония, где развертывались события этого пролога к драме, которую мы собираемся изложить, называлась Сен-Лоранским острогом. Время действия – 185… год. Сен-Лоранская колония служила как бы дополнением к Кайенне. Каторжников в ней тогда было еще немного – не более пятисот человек. Место там очень болотистое, климат крайне нездоровый, а работа заключается в расчистке почвы и, следовательно, очень трудна, воистину каторжная.

Надзиратель Бенуа повел свою бригаду в казарму острога. Он имел вид лисицы, попавшей в западню. Своей дубинкой он уже не размахивал. Напомаженные кончики его усов опустились, уши отвисли, и козырек кепи как будто еще ниже нахлобучился на лоб.

Убежавший арестант был очень важным преступником, человеком умным, образованным и энергичным. Его бегство было тяжелым ударом для Бенуа: Робен был поручен лично его усиленному надзору.

Каторжники, радуясь неприятности, постигшей их острожного начальника, не скрывали своей радости, и глаза их весело блестели. Впрочем, они больше ничем не могли выразить своего протеста против жестокого, не в меру усердного Бенуа.

Они разбрелись по своим койкам и скоро заснули крепким сном – если не невинности, то, во всяком случае, тяжелого утомительного труда.

Бенуа, несмотря на проливной дождь и громовые раскаты, в крайнем смущении пошел с рапортом к главному начальнику острога.

Последний уже по слышанному выстрелу знал о случившемся побеге и спокойно сделал распоряжение насчет мер, которые следовало принять для поимки беглого.

Не то, чтобы он серьезно надеялся поймать убежавшего, но уж таков был порядок: определенные меры всегда в подобных случаях принимались. Гораздо больше начальник острога рассчитывал на то, что голод рано или поздно заставит бежавшего вернуться в острог. Побеги из Сен-Лоранской колонии были часты, но все они в большинстве случаев кончались ничем. Истомленные голодом беглецы обыкновенно сами возвращались в острог, если только не погибали раньше из-за диких зверей или ядовитых гадов и насекомых.

Но когда начальник острога узнал имя бежавшего арестанта, он смутился. Ему была известна энергия Робена, и он понимал, что этот каторжник вряд ли испугается голода и хищных зверей.