Из Парижа в Бразилию

– Это племя живет по другую сторону гор. Из рассказов встреченных индейцев, которых мне доводилось расспрашивать, я понял, что шар опустился где-то в той стороне.

– Я думаю то же самое, – согласился Жюльен. – Вершины Аляскинских гор, по всей вероятности, отразили воздушное течение, и Жак, попав в более спокойную атмосферу, получил возможность опуститься на землю.

Вскоре наши путешественники действительно получили сведения о Жаке, но сведения неутешительные.

Перевалив на санях через Аляскинские горы, они с риском для жизни спустились в долину и явились к атнасам, которых нашли в смущении и ярости.

Сын луны скрылся так же внезапно, как и явился. На него пришли смотреть жители отдаленнейших местностей, а он отнесся к ним с крайним неуважением и улетел, не удовлетворив их любопытства.

Как ни спешили наши путники, они опоздали на два часа.

Пришлось сейчас же ехать дальше, не зная наверняка, какого направления следует держаться. Индейцы-атнасы либо не хотели, либо не умели объяснить, в какую сторону улетел монгольфьер, уносивший Жака Арно.

Глава IV

«3 мая. Делаю эту пометку, а сам думаю: действительно ли сегодня 3 мая? Сколько пришлось пережить за последнее время, что неудивительно, если числа и перепутаются в голове.

Впрочем, дело не в хронологии. Буду писать как Бог на душу положит и со временем когда-нибудь перечту написанное, если мои воздушные полеты не кончатся каким-нибудь смертельным сальто-мортале.

Я ужасно устал, но тем не менее мне необходимо лететь. Я несусь на юг, и это самое главное.

Жюльен и monsieur Лопатин, вероятно, следуют за мною по тому же направлению. О них я не беспокоюсь, потому что у них есть средства окружить себя всевозможными предосторожностями. Я уверен, да и они, без сомнения, тоже, что рано или поздно мы соединимся вновь.

Я в гораздо худшем положении, чем они, да и то не унываю. У меня нет ни копейки денег, ни щепотки табаку, никакого багажа. „Все мое со мной“, как говаривал греческий философ Биас».

Так писал в своей памятной книжке Жак, сидя в корзинке монгольфьера, уносимого ветром с севера на юг.

Вдруг наш аэронавт услыхал гул, похожий на шум прибоя. Он бросил свое писание и поднял голову.

– Черт возьми! – воскликнул он слегка изменившимся голосом. – Я, кажется, узнаю этот отвратительный гул, хотя и слышал его всего только раз в жизни. Это волны.

Жак угадал. Действительно, доносившиеся до него звуки порождали волны, над которыми несся по воле ветра монгольфьер.

Гул волн, услышанный путешественником, происходил от прибоя в проливе Кросс между материком Аляски и островом Ситка.

К счастью, ветер был довольно сильный, и шар не падал, а держался на высоте, невзирая на промозглый холод.

Тревожное настроение не покидало Жака часа два, потом гул прибоя затих. Шар понесся над островом Ситка в южном направлении.

Жак понемногу успокоился, но через некоторое время под ним снова загудел океан, величайший из всех океанов – Тихий.

Монгольфьер находился в это время близ самой оконечности острова Ситка. Целый час вертелся он между островом Круза и северным мысом острова Баранова.

Минута была критическая. Малейшее отклонение – и воздухоплавателю грозила неминуемая гибель.

Но судьба смилостивилась.

Вследствие долгого пребывания в слишком влажной атмосфере шар до крайности отяжелел и начал опускаться с весьма значительной быстротой.

Он летел вниз все быстрее и быстрее… Куда он упадет?.. Жак зажмурил глаза.

Вдруг – толчок, и довольно сильный. Слава Богу! Шар опустился не на воду, а на сушу. Аэронавт довольно чувствительно стукнулся о землю-матушку. К нему от этого не особенно нежного прикосновения вернулось веселое расположение духа.

– Итак, я на твердой земле! – заговорил он сам с собою. – Правда, льет ливмя дождь, но это ничего: я боюсь оказаться на воде, а состояние «под водой» меня нисколько не пугает.

Жак оглянулся кругом и увидал по левую и по правую руку дома, построенные добротно, на европейский лад; по лужам шлепали какие-то джентльмены в резиновых калошах, непромокаемых плащах и под зонтиками.

Жак выскочил из гондолы, протирая глаза и спрашивая себя, не сон ли все это?

– Нет, я положительно брежу, – говорил он, открывая клапан шара, чтобы выпустить остающийся теплый воздух. – Дома!.. Настоящие европейские дома!.. Нет, это невозможно! Прилично одетые люди… даже экипажи. И никто со мной не заговаривает. Во всяком случае, здесь Америка, страна цивилизованная, и мне скорей всего не откажут, если я попрошу кого-нибудь объяснить, где я нахожусь.

Заметив проходившего мимо господина с козлиной бородой, который мимоходом рассеянно взглянул на пустой монгольфьер, Жак обратился к нему:

– Послушайте, сэр, не могли бы вы мне сказать, где я нахожусь?

– В Ситке.

– Но ведь Ситка – главный город Аляски?

– Да, сэр.

– На острове, кажется?

– Да, на острове… Баранов-Эйланд.

– Merci, сэр. Это все, что я хотел знать. Вы видите перед собой человека, с которым случилось несчастье…

Но господин с козлиною бородой был уже далеко.

«Я на острове! – воскликнул мысленно Жак. – На частице суши, окруженной со всех сторон водою! Неужели мне придется оставаться здесь? Ведь у меня нет ни копейки, чтобы купить себе масла и надуть шар…»

Но и жить на Ситке Жак не мог, опять-таки потому, что у него не было ни копейки денег. Чем он стал бы оплачивать квартиру, пищу, питье?

Погруженный в такие невеселые думы наш воздухоплаватель вдруг обратил внимание на то, что к нему подъехал громоздкий экипаж, вроде тех, в каких у нас возят пассажиров с вокзалов в гостиницы, – подъехал и остановился.

– Сэр, вы, вероятно, ищете гостиницу? – спросил Жака кучер кареты.

– Да. Не возьметесь ли вы довезти меня вместе с багажом?

Они вдвоем не без труда уложили монгольфьер в экипаж, и через некоторое время карета остановилась у подъезда гостиницы, с виду очень приличной.

– С вас один доллар, – сказал кучер.

– Ах, черт возьми!..

– Неужели это по-вашему дорого, сэр?

– Недорого, и я с удовольствием заплатил бы вам даже два, если б только они у меня были.