Клуб Кавалера

Клуб Кавалера
Луиджи Капуана

«Кавалер дон Миммо Ли'Нгуанти вернулся домой страшно раздосадованный в сопровождении трех или четырех верных сторонников, которые напрасно старались успокоить его. Партия кавалера, составлявшая оппозицию в городской думе, опять потерпела позорное поражение. Да это было вполне понятно. Регистратор, ревизор городских налогов, городской голова, гласные, все они действовали за одно…»

Луиджи Капуана

Клуб Кавалера

Кавалер дон Миммо Ли'Нгуанти вернулся домой страшно раздосадованный в сопровождении трех или четырех верных сторонников, которые напрасно старались успокоить его. Партия кавалера, составлявшая оппозицию в городской думе, опять потерпела позорное поражение. Да это было вполне понятно. Регистратор, ревизор городских налогов, городской голова, гласные, все они действовали за одно. Кто мог противостоять их угрозам, обещаниям и взяткам? Но он хотел побелить их честным образом, дать восторжествовать нравственности и справедливости и вымести из думы эту шайку воров, грабившую все, что попадалось под руку, даже без соблюдения приличий. Еще бы! Они находились под покровительством префекта и его помощника, которые были в руках у местного депутата и боялись его, а тот в свою очередь боялся городского головы и гласных, так как приближалось время выборов в Палату.

Однако дон Миммо Ли'Нгуанти сердился не столько на депутата и префекта, сколько на этих подлых избирателей, которые изменили ему в последнюю минуту… Если бы не эта невероятная измена…

После выборов нотариус Питарра сделал опять подсчет голосов с выборным листом в руках, чтобы доказать, что на будущий раз победа партии обеспечена.

– Но вы, дорогой кавалер, – воскликнул он: – никак не хотите понять этого. Деньги тут нужны, деньги!

В ответ на это кавалер сделал энергичный жест рукою, означавший, что скорее ему отрежут руки, чем он выложит из кармана два сольди.

Он держался этого мнения не из скупости, а из нежелания марать такое возвышенное дело.

– В таком случае нечего нам больше и разговаривать! – заключил нотариус. – Конечно, насаждение нравственности в народе прекрасная идея; но настоящая мораль, – добавил он сейчас же, щелкнув большим и указательным пальцем: – для многих, для большинства даже, заключается только в этом!

– Вот увидите, нотариус, вот увидите!

Вскочив со стула, на который он бросился по приходе домой, дон Миммо произнес эти слова пророческим тоном, с угрозою подняв руку.

Великая идея возникла внезапно в его уме и сразу овладела им. Он улыбался, качал головою, потирал руки, ходил взад и вперед по комнате и все более оживлялся по мере того, как внезапное откровение принимало в его уме более ясные контуры.

Нотариус Питтара и остальные глядели с немым изумлением в ожидании, чтобы кавалер заговорил.

– Позовите мне Чиполлу, – сказал он наконец.

Чиполла был фактотум в доме Ли'Нгуанти и в настоящий момент рассказывал на свой лад жене и дочери кавалера все подробности выборного сражения; он моментально явился на зов кавалера и остановился у порога с обычным военным приветствием:

– Чего изволите?

– Ты вот был капралом… Вот в чем дело… Я задумал… Сколько вас здесь отставных военных?

– Несколько сот человек, эччелленца.

– Хорошо. Знай же, что мы должны устроить Клуб Отставных. Понимаешь?

Нотариус Питарра и остальные захлопали в ладоши.

– Да, наш собственный Клуб, как у враждебной партии Земледельческий или Рабочий Клуб.

– Но… – начал было Чиполла.

– Какое еще но?

– Видите ли, эччелленца, другие отставные еще беднее меня, а на Клуб нужны деньги и много денег… Помещение, трубы.

– Какие трубы?

– Самые обыкновенные. Военный клуб без труб был бы курам на смех. Мне пришлось видеть несколько Клубов Отставных, и у всех были трубы, эччелленца.

– Так и у нашего клуба будут они! – воскликнул кавалер, хлопая в ладоши в знак явного удовольствия Так зародилась мысль о знаменитом Клубе Отставных, который наделал впоследствии так много неприятностей Городской Думе в Догуара.

* * *

Дело это устраивалось под шумок, чтобы не вызвать подозрений со стороны городского головы и его партии, которые могли помешать ему. Даже Чиполла делал вид, что не принимает никакого участия в этом деле вместе со своими энергичными помощниками – пятью или шестью молодыми людьми, у которых кружилась голова при одной мысли о трубах.

Городской голова, бывший почетным председателем Земледельческого Клуба, и его сторонники с улыбкою наблюдали из окон своего собрания за работами по ремонту двух зеленных лавок на противоположной стороне улицы, предназначенных под помещение для Клуба Отставных. Но городской голова и его партия были очень неприятно поражены, в день его открытия, когда увидели позади двухсот отставных, маршировавших с восемью оглушительными трубами во главе, кавалера дона Миммо, нотариуса Питарра и всех остальных членов оппозиции.

Трубы произвели переполох во всей Догуаре. Площадь была запружена народом, желавшим поглядеть на военных. Над обеими дверьми Клуба красовались флаги и связки лавровых ветвей. Залы не могли вместить всех членов собрания. Трубы были оставлены на улице и время от времени играли всевозможные военные сигналы от утренней зари до приветствия королю. Народ аплодировал. В помещении, во второй зале, сидя у столика на возвышении, кавалер объяснял членам собрания цель этого благословенного клуба, объединявшего самые молодые, дисциплинированные и живые силы города, чтобы стремиться к достижению блага…

– Тата, таратата! – звуки труб с улицы заглушали голос оратора. Тщетно подходили некоторые к двери и пытались восстановить тишину. В самых торжественных местах речи, когда кавалер старался пробудить в членах собрания военный дух для участия в бескровной гражданской борьбе – тата таратата – трубы прерывали его речь и не давали ему возможности вновь собраться с мыслями.

Но он уже слишком много сказал для открытия и вышел из залы среди грома аплодисментов, предоставляя собранию полную свободу для выбора председателя и исполнительного комитета. Трубы проводили его военным салютом.

* * *

Из фактотума в доме Ли'Нгуанти Чиполла в несколько месяцев превратился в фактотума в Клубе, где кавалер с помощью верного отставного пехотного капрала был председателем, кассиром, лектором и преподавателем. Чиполла плавал в блаженстве открывая по утрам и запирая по вечерам комнаты собрания, подметая их, вытирая пыль со скромной мебели и ревниво сторожа свои восемь труб.

Можно сказать, что в будни помещение служило только ему и двум-трем необходимым трубачам, всегда готовым к его услугам. Трубы ежедневно играли утреннюю зарю, час обеда и все остальные сигналы по регламенту, точно в полку. Около одиннадцати часов утра Чиполла появлялся у дверей, чтобы издали увидеть кавалера, который ежедневно делал визит двум дюжинам стульев, четырем столикам и шкафу для труб, так как по будням отставные были слишком заняты, чтобы являться в собрание болтать и курить. Когда кавалер был в двадцати шагах расстояния, трубачи выстраивались в ряд и встречали его обычным: тара, таратата, как будто дон Миммо был сам король Гумберт.

Он шел гордою походкою с серьезным видом и подобающею военною осанкою, отдавал честь, поднеся правую руку к краю шляпы и входил в собрание.

Члены Земледельческого и Рабочего Клуба, бездельники и праздношатаи, болтавшиеся по Большой Площади, смеялись ему вслед, но он не замечал этого или не обращал на них внимания.

Бродя по двум комнатам собрания, он одобрял легким наклонением головы планы Чиполла – упражнения, прогулки, экскурсии в окрестности. Надо было поддерживать огонь, иначе: прощай клуб! Главное, экскурсии в окрестности!

В таких случаях все члены Клуба оказывались на лицо. Всем было известно, что кавалер не скупился на угощенье – мясо, хлеб, вино, орехи; члены собрания ели на его счет и возвращались домой веселые и довольные под оглушительные звуки труб.

– Да здравствует кавалер! – и даже: – Да здравствует Чиполла! – Крики и шум были слышны на целую милю кругом.

Правда, что вечером зато члены зевали на лекции кавалера, но это ничего не значило. Они мало понимали из его лекции, потому что он говорил напыщенным языком и не на местном наречии, объясняя законы, Городское уложение и права граждан; но кое-что они все-тали понимали, особенно когда он увлекался и заговаривал о попранных правах народа и о разных хороших вещах, разжигавших аппетиты его слушателей-крестьян, или когда он начинал курить им вимиам:

– Вы одни – хорошие люди; вы одни достойны всех благ, труженики земли, несчастные и эксплуатируемые! Вы должны занять в обществе подобающее место! И вы займете его во имя Божие!

– Ура, ура! Да здравствует кавалер!

И трубы играли вечернюю зарю.

* * *

Пока не нужно было делать расходов, синьора Ли'Нгуанти не только не противоречила мужу, но даже принимала деятельное участие в выборной агитации в пользу его. Она охотно увидела бы его гласным или городским головою. Почему бы нет? Разве эти воры в городской думе были лучше его? ее муж, кавалер, как она называла его в разговоре с некоторыми людьми, был настоящий джентльмен с незапятнанной репутацией, тогда как про этих господ шла иная молва. Вдобавок она ничего не имела против того, чтобы быть супругою гласного или городского головы на зло невоспитанной жене теперешнего городского головы, которая позволила себе однажды сказать про синьора Ли'Нгуанти: – Кавалер какого ордена? – Хорош вопрос! Кто сделал его кавалером? Да он родился кавалером, и не нуждался для этого в королевских декретах. Конечно, о городском голове, муже этой невежи нельзя было сказать, что он случайно сделался каретником; он был сын каретника, и это было сразу видно. И… и… Когда синьора Ли'Нгуанти попадала на эту тему, то не было ей конца.

Поэтому в последней выборной борьбе она днем и ночью ходила по знакомым в уверенности, что женщины стоят в некоторых случаях больше мужчин. Но теперь, когда речь шла о том, чтобы выбрасывать деньги лопатою за окно, дело приняло иной оборот.