Бен-Гур

Из складок своей тоги он извлек свиток и передал его друзьям со словами:

– Получено, когда мы с вами пировали прошлой ночью, – от Сеяна[28 - Сеян Люций Элий (ум. 31 г. н. э.) – римский политик, командир преторианской гвардии и заговорщик в правление императора Тиберия.].

Имя это уже гремело во всем римском мире и не пользовалось той дурной репутацией, которую оно впоследствии приобрело.

– Сеян! – воскликнули друзья в один голос и склонились над строками послания.

«Сеян – Цецилию Руфусу, дуумвиру.

Рим, 19-й день до сентябрьских календ.

Цезарь получил хорошие отзывы о Квинте Аррии трибуне. В частности, он наслышан о его доблести, проявленной на просторах западных морей; так что он счел необходимым высказать свою волю на то, чтобы Квинт был немедленно переведен служить на восток.

Далее, в соответствии с волей нашего цезаря, вам предстоит отобрать сто первоклассных трирем с полным снаряжением, которые без промедления должны быть отправлены для действий против пиратов, появившихся на просторах Эгейского моря; Квинту же предстоит вступить в командование этим флотом.

Детали оставляю на твое усмотрение, мой Цецилий.

Дело это весьма спешное, как ты можешь понять, прочитав прилагаемые донесения и сведения об упомянутом Квинте.

Сеян».

Аррий почти не обращал внимания на читающих. По мере того как корабль приближался к молу, он все более и более очаровывался им. Взгляд его казался взглядом влюбленного. Наконец он позволил ветру заиграть распущенными складками своей тоги; в ответ на этот сигнал на аплюстре[29 - Аплюстра – приподнятая и разукрашенная часть корабельной кормы.] был поднят алый флаг; несколько матросов, вышедших на палубу, стали выбирать шкоты, держащие антенну, или рей, убирая парус. Нос корабля поплыл в сторону, весла участили свои удары; корабль направился прямо к месту, где стояли Аррий со своими друзьями. Чуткость, с которой он слушался руля, и постоянство, с которым сохранял свой курс, были ценными качествами в предстоящем походе.

– Клянусь нимфами! – произнес один из друзей, возвращая свиток Аррию. – Мы можем больше не твердить о том, что наш друг будет великим человеком; он уже стал великим. Какие сюрпризы ты еще припас для нас?

– Никаких, – ответил Аррий. – То, что вы называете событием, давно не новость в Риме, особенно на пространстве между дворцом и Форумом. Дуумвир скрытен; что мне предстоит сделать, когда я стану во главе флота, он скажет только на палубе корабля, где меня ждет запечатанный пакет. Но корабль приближается и скоро пристанет, – произнес он, поворачиваясь к морю. – Интересно, кто им командует? Мне предстоит путешествовать и воевать вместе с ними. Не так-то просто пристать к этому берегу; так что давайте посмотрим и оценим их опыт и выучку.

– Как, ты еще не был на его борту?

– Я вижу этот корабль впервые; что ж, познакомимся в море. Там мы быстро поймем друг друга; любовь, как и ненависть, рождается от неожиданной опасности.

Корабль был того класса, который назывался naves liburnicae, – длинный, узкий, низко сидящий в воде, созданный для быстрого хода и легкого маневрирования. Из-под его скул на ходу вырывались две волны, порой обдававшие брызгами нос, вздымавшийся грациозным изгибом над палубой на высоту в два человеческих роста. С двух сторон под ним покоились фигуры Тритонов, трубящих в раковину. Ниже носа виднелся прикрепленный к килю и выдающийся чуть выше ватерлинии ростр, или клюв, – приспособление из массивного ствола дерева, обитого железом, использовавшееся в бою в качестве тарана. Привальный брус проходил по всей длине корабельного корпуса с каждого из бортов, предохраняя от ударов фальшборты; ниже привального бруса в три ряда тянулись отверстия, прикрытые щитками из бычьей кожи, через которые проходили весла – шестьдесят с правого борта и шестьдесят с левого. Высоко вздымавшийся нос был украшен кадуцеем[30 - Кадуцей – обвитый двумя змеями жезл Меркурия.]. Два толстых каната, свешивавшиеся с бортов на баке, указывали на места, где были закреплены два якоря.

Простота оснастки говорила о том, что гребные весла были главной надеждой экипажа. Мачта, вынесенная ближе к носу, крепилась растяжками спереди и сзади и вантами, закрепленными за кольца на внутренней поверхности фальшбортов. Для подъема и спуска большого квадратного паруса и рея, к которому он был прикреплен, использовалась система блоков. Поверх фальшбортов просматривалась вся палуба.

За исключением моряков, которые спустили парус и сейчас вязали его к рею, стоявшие на молу видели всего только одного человека, стоявшего на баке, со шлемом на голове и щитом в руках.

Сто двадцать весельных лопастей, белых и блестящих от чистки пемзой и постоянного пребывания в воде, поднимались и опускались, словно приводимые в движение единой рукой, увлекая галеру вперед со скоростью, которой позавидовали бы иные из современных судов.

Галера приближалась к берегу так быстро и неосторожно, что свита трибуна застыла на месте от страха. Внезапно человек, стоявший на баке, поднял руку, отдавая команду; весла тут же взлетели вверх, застыли в воздухе, а затем, не делая гребка, снова опустились в воду. Вода закипела вокруг лопастей; галера вздрогнула всем корпусом и застыла на месте. Новый жест – и снова весла взлетели в воздух, застыли на мгновение и погрузились в воду, на сей раз сделав с правого борта гребок в противоположную движению сторону, а с левого борта загребая воду, как обычно. Три раза весла поднимались и опускались, гребя в противоположные стороны. В результате галера развернулась на месте; затем порыв утреннего бриза навалил ее бортом на мол.

Во время поворота взорам наблюдателей на берегу предстала корма галеры во всем ее великолепии – украшенная такими же Тритонами, что и нос, с написанным большими светлыми буквами именем судна, с боковым рулевым веслом, с приподнятым настилом, на котором стоял рулевой – исполненный достоинства, в полном вооружении, с рукой на рукояти весла; и, наконец, аплюстра – высокая, позолоченная, резная, нависающая над головой рулевого подобно листу дерева.

В середине разворота на галере коротко взвыла труба, и из-под палубы через отверстия люков на палубу стали выскакивать члены команды, в великолепном снаряжении, в бронзовых шлемах, со сверкающими щитами и дротиками в руках. Боевая команда выстроилась на шканцах, матросы вскарабкались по вантам и рассыпались вдоль рея. Офицеры и музыканты заняли свои места. До берега не донеслось никакого лишнего шума. Когда лопасти весел коснулись мола, с рулевого мостика на берег подали трап. Тогда трибун повернулся к провожавшим его и с серьезностью произнес:

– А теперь, друзья мои, простите – служба. – Сняв с головы венок, он протянул его игроку в кости. – Возьми этот венок, о несравненный любимец судьбы! – произнес он. – Если я вернусь, я попытаюсь отыграть мои сестерции, если мне не суждено победить, то я не вернусь. Повесь тогда на память обо мне этот венок в своем атриуме.

Повернувшись к остальным, он раскрыл им свои объятия, и они по очереди обняли его.

– Да помогут тебе вечные боги, о Квинт! – хором произнесли они.

– До свидания! – ответил он.

Рабы размахивали факелами; он помахал им в ответ рукой и повернулся к кораблю, ожидающему его. Как только нога его ступила на трап, снова взвыли трубы, а над аплюстрой взвился vexillum purpureum – вымпел командующего флотом.

Глава II

НА ВЕСЛАХ

Стоя на рулевом мостике с развернутым приказом дуумвира в руках, трибун разговаривал с начальником гребцов:

– Какие силы в вашем распоряжении?

– Гребцов – двести пятьдесят два, десять надсмотрщиков.

– На подмену...

– Восемьдесят четыре.

– Какой у вас порядок?

– Сменяются каждые два часа.

Трибун некоторое время размышлял над услышанным.

– Довольно большая нагрузка, и я это изменю, но не сейчас. Гребля не будет прекращаться ни днем, ни ночью.

Затем, обращаясь к штурману, сказал:

– Ветер попутный. Пусть парус поможет гребцам. Когда эти двое отправились выполнять его приказания, он повернулся к старшему навигатору:

– Сколько лет ты служишь?

– Двадцать три года.

– И в каких морях плавал?

– Между нашим Римом и Востоком.

– Именно такой человек мне и нужен. – Трибун еще раз взглянул на приказ, который он держал в своих руках. – Когда обогнем мыс Кампонеллан, возьмешь курс на Мессину. Пройдя ее, будешь следовать вдоль калабрийского берега, пока слева не окажется Мелита, а потом... Ты знаешь звезды, по которым можно ориентироваться в Ионическом море?

– Хорошо знаю.

– Тогда после Мелиты возьмешь к востоку на Киферу. Если боги будут милостивы к нам, я брошу якорь только у Антемонского залива. Дело очень срочное. Я надеюсь на тебя.

Аррий был весьма рассудительным человеком – и, кроме того, принадлежал к тому типу людей, которые, возлагая дары на алтари храмов в Пренестре и Антиуме, тем не менее считают, что благосклонность богов более зависит от здравого смысла и мер, предпринятых их почитателем, нежели от его даров и обетов. Всю ночь он провел за столом, в возлияниях и играх; но сейчас соленый воздух моря сделал его снова моряком, и он не собирался успокаиваться, пока не узнает свой корабль по-настоящему. Только знание не оставляло никаких шансов для случайностей. Начав знакомство с начальника гребцов, штурмана и старшего навигатора, он вместе с другими офицерами – командиром боевой команды, начальником склада, мастером машин и старшим по камбузу – прошелся по нескольким отсекам корабля. Ничто не укрылось от его взора. Закончив инспекцию тесного мирка, скрытого между бортов корабля, он уже знал практически все о материальном снаряжении для предстоящего путешествия и о возможных случайностях. Сочтя приготовления к походу исчерпывающими, он оставил себе на будущее одну, но зато самую сложную вещь – знакомство с людьми, поступившими под его командование. Эта задача требовала гораздо большего времени, он решил взяться за дело так, как привык.

В полдень того же дня галера разрезала волны на траверзе Пестума. По-прежнему держался западный ветер, наполняя парус и помогая гребцам. Были установлены вахты. На полубаке возвели алтарь, окропили его солью и ячменем, и трибун перед ним вознес торжественную молитву Юпитеру, Нептуну и Океанидам, а потом, произнеся обет, совершил в их честь возлияние вином и воскурил благовония. И вот теперь, чтобы лучше узнать своих подчиненных, он собрал их в кают-компании корабля.