Жертва негодяя

Рано или поздно он поймет, с кем разговаривает, но ей не хотелось доставить ему удовольствие своим признанием – пусть не думает, что те события имеют для нее какое-то значение.

– А я и не пытался демонстрировать раскаяние, мэм, просто признал справедливость возмездия. Раскаяние – не развлечение: если прекратишь грешить, станешь лицемером.

– Не знаю, сэр, лицемерите вы или нет, но одно ясно: нельзя заподозрить вас в галантности.

– Вы первая укололи меня, – припомнил он ее слова.

Вроде бы верно, но он лукавил.

– За что приношу свои извинения, – серьезно ответила Перси. Ей ни к чему нечестные приемы – за словом в карман она не лезла. – Однако у меня нет намерений выразить вам свое сочувствие, сэр. Вам явно нравится лезть в драку. – Насколько она помнила, он всегда был по-юношески напорист, порой до злости. И этот пыл чудесным образом преображался – в огонь страсти, когда он любил.

– И это верно. – Он согнул забинтованную кисть и чуть поморщился. – Вам осталось только повидаться с моим противником.

– У меня нет такого желания. Похоже, вы обтесывали друг друга саблями.

– Близко к истине, – согласился он.

В его насмешливой речи она уловила легкий акцент жителя Юго-Западной Англии; отчаянно захотелось домой: к зеленым холмам, суровым утесам и холодному морю, и эта тоска была даже острее, чем впечатление от неожиданной встречи с Элисом.

– Вы до сих пор говорите с юго-западным акцентом, – заметила Перси.

– Северный Корнуолл граничит с графством Девон. А вы? – Казалось, он не заметил некоей странности в ее фразе.

«Он тоже скучает по дому», – подумала она, услышав тихие тоскливые нотки, затаившиеся под холодным рокотом его голоса.

– Я тоже из тех краев.

Она безотчетно протянула ему ладонь, и он пожал ее здоровой рукой, без перчатки. Рука эта была теплой и немного загрубелой, в мозолях от поводьев, кончики его пальцев коснулись быстро пульсирующей жилки на ее запястье. Некогда он вот так же держал ее за руку, так же близко склонившись к ней, она тогда увидела тоску в его глазах, но неверно истолковала ее и повела себя с безрассудством невинности. И он вознес ее на вершину небес, а потом спустил на землю, посмеявшись над ее глупостью.

Нет, она не сможет больше притворяться. Рано или поздно он поймет, кто перед ним, и если она будет скрывать это, он решит, что для нее до сих пор важно то, что произошло тогда между ними.

– Моя семья живет в поместье Коум.

– Вы из семьи Брук? Одна из дочерей графа Уайкоум? – Он шагнул к ней, удерживая ее руку и стараясь заглянуть ей в лицо. – Неужели вы та самая малышка Перси Брук? Да, вы были тогда голенасты и носаты, как утенок. – Он усмехнулся. – Бывало, я сажал лягушат в кармашек вашего фартука, а вы все ходили за мной по пятам. Но вы сильно изменились с тех пор, как мы виделись последний раз. Верно, вам было тогда лет двенадцать. – Он развеселился и сразу помолодел лет на восемь.

– Шестнадцать, – уточнила она подчеркнуто ледяным тоном, отметив про себя слова «голенастая и носатая». – Я помню вас юношей – и ваших лягушек – таких же головоногих, как и вы[2 - В романе обыгрываются значения английского слова frog: «лягушка»; «француз». Англия постоянно соперничала с Францией на политической арене и вскоре после французской революции конца XVIII века вступила в войну с Наполеоном, так что английские патриоты были настроены весьма враждебно ко всему французскому.], а я между тем только взрослела. Но мне было шестнадцать, когда вы уехали.

«Шестнадцать, когда я поцеловала вас со всем пылом любви, которая переполняла мое сердце, а вы попользовались мною и умчались прочь. Вас отвратила моя неопытность или дурацкая прилипчивость?»

Нахлынувшие воспоминания затуманили его насмешливый взгляд, Элис нахмурился, воскрешая те события в памяти.

«Похоже, он не помнит – или не желает припомнить. Неужели он мог забыть такое? Наверное, у него с тех пор было столько женщин, что та нескладная девчушка забыта навеки».

– Шестнадцать? Разве? – Он снова нахмурился, вглядываясь в ее лицо. – Что-то… не припоминаю. – Но в его глазах застыл вопрос и некое смущение, словно он пытался вспомнить давний сон.

– Вам незачем утруждать себя. – Перси высвободила руку, слегка склонилась в реверансе и отошла в сторону.

«Итак, он даже не припоминает! Он разбил мое глупое юное сердце, а теперь даже не помнит этого! Настолько я была ему безразлична».

Дэниел Чаттертон перехватил ее посреди зала, и она позволила себе мило улыбнуться. «Я теперь не так простодушна, – упорно твердила она себе, стараясь сдержать свой порыв убежать отсюда. – У меня безупречные манеры и стиль, я весьма самобытна. Да, именно так: я неподражаема. И мужчины восхищаются мною. Хорошо, что мне снова довелось встретиться с Элисом – теперь я могу трезво оценить свои фантазии».

Она надеялась, что воспоминания о том единственном волшебном часе, проведенном в его постели, наконец-то оставят ее.

– Даже не пытайтесь убедить меня, леди Перси, что этот блудный сын не стал для вас кумиром.

Видимо, ее взгляд был не столь безмятежно ласков, как она на то надеялась. Перси пожала плечами; нечего и сомневаться – их перепалка была услышана доброй половиной зала. Она представила, как хихикал и перешептывался за их спинами весь этот кошачий питомник. Чаттертон кивнул на проходившего мимо официанта:

– Еще пуншу?

– Нет, благодарю, он слишком крепок. – И Перси взяла для себя сок манго. Неужели этот арак[3 - Арак – азиатский крепкий алкогольный напиток.] так затуманил ее взгляд и ударил ей в голову?

Если бы не пунш, этот мужчина не показался бы ей таким притягательным и ее чувства не вспыхнули бы. Снова Перси поднесла фужер к губам, отпила сока и почувствовала, что ее ладонь сохранила легкий аромат Элиса: запах перчаточной кожи, мускуса и еще какой-то – едва уловимый – дорогой пряности. Это был новый сложный и пьянящий запах, не тот, что она помнила. Он стал совсем взрослым. Впрочем, как и она.

– Если вы имеете в виду Элиса Линдона, этого наглеца, который только что беседовал с мисс Хейдон и мною, так я знаю его с детства. Он уже тогда был ветреным и с тех пор, похоже, мало чем изменился. – Она снова покраснела. Нет, у нее нет причин краснеть. – Он уехал из дома, когда ему было двадцать или около того.

Двадцать лет и одиннадцать месяцев. Она купила ему в подарок на совершеннолетие чудесный гребень[4 - Английское слово combe («гребень») созвучно названию поместья Коум.], вырезанный из рога, и собственноручно вышила для него чехол. До сих пор эта вещица хранилась в ее шкатулке, она не выбросила ее, даже когда сбежала с тем, кого возомнила своим возлюбленным.

– Он виконт Линдон, наследник маркиза Айверна, я прав?

– Да. Наши земли граничат, но мы не особенно дружны.

Да, с тех пор, как мать Перси не постеснялась откровенно высказать все, что думает о второй жене маркиза, которая годилась ему в дочери. Были там и некие трения из-за поместий, к тому же у Айвернов не было дочерей, выезжающих в свет, так что семьями они встречались редко – не было желания перекидывать мосты через разделившее их ущелье.

– Линдон уехал из дома примерно восемь лет назад, после размолвки с отцом, – добавила она равнодушным тоном. – Хотя, полагаю, у них в семье и раньше не было мира и согласия. А какое дело привело его сюда, не знаете? – Вопрос был вполне уместен.

– Прием в честь пассажиров «Королевы Бенгалии». Говорят, он возвращается домой. Получил известие о том, что его отец тяжело болен; так что Линдон, может статься, уже маркиз. – Чаттертон искоса посмотрел поверх ее плеча. – Он наблюдает за вами.

Да, она спиной чувствовала его взгляд – так газель чует крадущегося в зарослях тигра – и старалась сохранить самообладание. Три месяца кряду – в крохотной каюте с парусиновыми переборка ми, – так близко от мужчины, который по-прежнему не прочь поозорничать. Лягушек в кармашек фартука он определенно уже не подложит. И если он догадывается о ее чувствах к нему – былых чувствах, – нельзя угадать, как он поступит теперь.

– Неужели? Это в его стиле.

– Он и за мной наблюдает. – Чаттертон смущенно улыбнулся. – Думаю, не потому, что ему понравился мой жилет. Что-то мне становится не по себе – de trop[5 - Чересчур, даже слишком (фр.).]. Большинство мужчин здесь делают вид, что вы им нисколько не интересны, но Линдон смотрит так, словно охраняет свою собственность.

– Он наглец по определению.

Нет, он не рассматривал ее глазами собственника – отнюдь, но даровал ей свое внимание; она же посмела пренебречь им, и теперь он не успокоится, пока не добьется сатисфакции. Он заставит ее – как и всех глупышек – пялиться на него коровьими, затуманенными от страсти глазами.

Перси чуть развернулась – в профиль к виконту – и провела пальчиком по краю жилета Дэниела Чаттертона.

– Лорд Линдон, возможно, не станет восхищаться вашим жилетом, но шелк действительно отменного качества. Он вам весьма к лицу.

– Вы решили на всякий случай пофлиртовать со мной, леди Перси? – усмехнулся Чаттертон. – Хотите досадить Линдону?

– Я? – Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами, весьма довольная собой. Надо же – встретилась с Элисом и не провалилась сквозь землю; теперь, верно, можно жить дальше. Она чуть поправила шейный платок Дэниела, убирая складки, – ей хотелось подлить масла в огонь.

– Да, вы! А меня он вызовет на дуэль – или вам все равно?

– У него нет для этого причины. Расскажите мне о нем, тогда я буду знать, как от него спрятаться. Ведь я не виделась с ним лет сто. – Она улыбнулась Дэниелу, придвинувшись к нему чуть ближе – почти до неприличия.