Скандальное сватовство герцога

– Вы любите их и хотите им добра. И они это знают.

– Вы действительно так считаете? – На долю секунды ей показалось, что его светлость собирается откинуться на столбик, но он вовремя спохватился. Вряд ли сидение на ступеньках входит в его ежедневный ритуал.

– Что вы их любите? Это же очевидно. – Верити вдруг поняла, что это правда. – И судя по тому, как дети реагируют на ваши замечания, они в курсе. Они не корчат рожи и не показывают язык у вас за спиной. Трое младших такие же сообразительные?

– Они умны, – согласился герцог таким тоном, будто пытался убедить в этом себя. – И да, остальные так же сообразительны. Они все были такими, – добавил он так тихо, будто говорил сам с собой.

Верити понимала, что последние слова были не предназначены для ее ушей, но в голосе герцога сквозила такая боль, что она не смогла промолчать.

– Были и другие?

– Только одна. Моя старшая сводная сестра, Арабелла. В этом году ей исполнилось бы семнадцать. Она умерла как раз перед тем, как дед забрал меня к себе.

– Болезнь?

Он молчал. Верити подозревала, что этот мужчина просто не привык ни с кем обсуждать столь эмоциональные вещи. Или считал это неприличным.

– Вирулентная лихорадка. Но мы не упоминаем об этом, дабы не огорчать детей.

«Но вас самого это очень огорчает, конечно же. Да только разве вы признаетесь в подобной слабости?»

– Можете быть уверены в моем молчании, ваша светлость, – сказала Верити, поднимаясь на ноги. – Думаю, нам тоже пора возвращаться.

– Полностью с вами согласен. Нам нужно вернуться на солнце, иначе вы замерзнете, – проговорил он, заходя в лабиринт.

Герцог снова принял надменный вид и рад этому, подумалось ей. Очень жаль, ведь он ей почти понравился. Он проявил человечность, излив свои тревоги в отношении детей и разрешив себе немного пошутить.

– Позволит ли епископу здоровье проехать небольшое расстояние? – спросил он, выходя на открытое место, откуда Верити помахала рукой отцу и мистеру Хоскинсу. – Могу ли я надеяться на ответный визит? Я был бы счастлив принять его в Стейн-Холл.

– В хорошие дни определенно да. По воскресеньям он неизменно посещает церковь, а Стейн-Холл лишь чуть дальше ее. Однако его состояние непредсказуемо. Я не стала бы планировать ничего заранее.

– Вас можно только похвалить за вашу дочернюю преданность и за то, как вы ведете хозяйство. Я полагаю, его недомогание, возникшее в то время, когда вы должны были выйти в свет, было весьма тягостным для вас.

Верити открыла рот и тут же захлопнула его. Похоже, герцоги, как и архиепископы, считают себя вправе делать своеобразные личные наблюдения. Она надеялась, что ее молчание вынудит его оставить эту тему.

– Это вдохновляющий пример исполнения дочернего долга, ведь, проявляя свою преданность отцу, вы пожертвовали своими надеждами на скорый брак, – не унимался он, наконец-то обнаружив то, за что можно ее похвалить.

«Да уж, намеков он явно не понимает!»

– У меня не было никаких особых, как вы выразились, надежд, когда отца разбил инсульт, и я уж точно ничем не пожертвовала. – К тому времени, как отец слег, ее сердце уже было разбито, а надежды растоптаны. – Слишком многие женщины полностью теряют свободу, вступая в брак. Я же намерена сохранить свою, ваша светлость. – Разум говорил ей, что брак – это большая лотерея, а своему сердцу в отношении мужчин она, как выяснилось, вообще не могла доверять.

– Я правильно понял, вы не одобряете институт брака? – ледяным тоном поинтересовался герцог.

– Мне кажется, это отличный способ упорядочить человеческое общество. Институт брака обеспечивает цивилизованное воспитание детей и приюты для престарелых. И он, безусловно, очень способствует комфортному проживанию мужчин. К сожалению, все это зачастую достигается жертвой со стороны женщины.

– Жертвой? Брак защищает и поддерживает женщину. И ее статус повышается.

– Взамен же она теряет свободу, контроль над собственными деньгами и землями, полную автономию. Она превращается в объект желаний и прихотей своего мужа, в его придаток. Я люблю отца и всегда буду заботиться о нем, но, кроме этого, у меня есть собственная жизнь независимой женщины, ваша светлость.

– Никто из нас не обладает полной независимостью, мисс Вингейт. Свобода – это иллюзия. Дамы ограничены природной утонченностью, господа – своими обязанностями.

– Но у некоторых из нас больше свободы, чем у других, – возразила Верити.

«„Природная утонченность“, ну надо же!» Ее так и подмывало сказать что-нибудь совсем не утонченное, но она сдержалась.

– У герцога ее много, у замужней женщины очень мало. Я обладаю привилегиями по рождению и положению и прекрасно понимаю, что, будь я дочерью крестьянина или ткача, столь же больного, как мой отец, в моей жизни не осталось бы ни грамма свободы. И всем было бы наплевать на мою утонченность. Мне очень повезло, и я не собираюсь отказываться от этого везения только потому, что общество хочет навязать мне брак.

«Да кто вам его предложит, с такими-то идеями?» – Верити почудилось, что она слышит эти слова.

Но герцог не произнес их вслух, лишь поджал губы. И это явно далось ему нелегко, судя по тому, что ответил он не сразу.

– Надеюсь, ваша свобода стоит таких жертв, мисс Вингейт. Я вижу, дети уже слишком сильно разрезвились. Я должен попрощаться с епископом и удалить сорванцов до того, как они окончательно нарушат его покой. Спасибо за восхитительный день.

«Лжец! – подумала Верити, направляясь вместе с ним к отцу. – Он не одобряет моего поведения и явно сожалеет о неосторожных признаниях, сделанных в сердце лабиринта. Он определенно не собирался откровенничать и теперь еще больше возненавидит меня».

Она продолжала натянуто улыбаться, провожая гостей, но ей пришлось походить туда-сюда по коридору и успокоиться, прежде чем предстать перед отцом. Ее шокировала собственная реакция на молчаливое неодобрение герцога. Этот мужчина ей не нравился, так почему же ее волнует его мнение?

– Что скажешь о нашем новом соседе, папаK? – Она обменялась взглядами с капелланом, и тот кивнул ей. Похоже, отец не слишком устал.

– Чудесный экземпляр, – перевел мистер Хоскинс жесты отца. – Прекрасный актив для окрестных земель. За короткое время он понес две тяжелые утраты, и, помимо этого, на его плечи легла забота о шести младших братьях и сестрах плюс прочие многочисленные дела. Но я уверен, что он достойно примет этот вызов.

Отец кивнул и проговорил одними губами: «Я впечатлен».

– А что вы думаете, мистер Хоскинс? – Было легко упустить из виду, что этот человек имеет собственный голос, и она всегда старалась вовлечь его в разговор.

– Репутация его светлости не лжет. Он идеальная парадигма того, каким должен быть дворянин. Он взвалил на себя бремя ответственности за огромное количество братьев и сестер вкупе с обязанностями высокого ранга, причем в столь юном возрасте. Ему не позавидуешь.

– Ему лет двадцать семь, а ведет он себя, как будто ему все пятьдесят семь, – пробурчала Верити.

– Очаровательные дети, – вновь сказал отец. – Живые и умные.

– Да, – согласилась с ним дочь. – Жаль только, их брат не обладает таким же природным обаянием.

– Вы только представьте, какой поднимется переполох, когда местные мамаши поймут, что за холостяк у нас появился, – произнес мистер Хоскинс, но тут же прикусил губу и посмотрел на епископа, словно извиняясь. – Простите меня за фривольность. К тому же бедняга хранит траур.

Отец захихикал и начал медленно двигать руками, чтобы Верити поняла его без перевода.

– Не век же ему хранить траур, к тому же ему ничто не мешает присматриваться. Как знать, может, он найдет себе достойную девушку в наших краях.

В глазах старика загорелся озорной огонек.

– ПапаK, прекрати!

«Ты же не собираешься сводить меня с ним! Только не с этим человеком! Впрочем, и ни с кем иным».

Но даже если бы отец и захотел этого, Верити не грозило внимание герцога. Она шокировала его своими откровенными высказываниями по поводу семейных уз, к тому же оказалась непривлекательной девицей-историком, которая атакует аристократов челюстями разлагающихся черепов. Мисс Верити Вингейт – последняя женщина, на которой может жениться герцог Айлшамский.

– Она мне понравилась, у нее милая улыбка, и она не зануда. Ты женишься на ней, Уилл? – Бэзил уселся в карету напротив старшего брата и склонил голову набок, словно любопытный воробышек.