– Письмо! Письмо от папы! Нашему папе – троекратное «ура»!
– Да, хорошее, подробное письмо. Папа хорошо себя чувствует и думает, что более благополучно перенесёт холодное время года, чем мы опасались. Он шлёт нам всем полные любви пожелания к Рождеству, а для вас, девочки, есть особое послание, – сказала миссис Марч, опуская руку в карман с таким видом, точно там находилось величайшее сокровище.
– Поторопимся, девочки! Эми, хватит оттопыривать мизинчик и жеманничать над чашкой! – воскликнула Джо, поперхнувшись чаем и роняя свой хлебец – маслом вниз – на ковёр, в нетерпении получить наконец обещанное «угощение».
Бет больше ничего не ела: она тихонько пробралась в свой укромный уголок, чтобы сидеть там и наслаждаться, без помех размышляя о грядущем «угощении», пока сёстры готовятся слушать письмо.
– Мне думается, что папа замечательно сделал, отправившись на войну капелланом, раз он оказался слишком стар для призыва и у него не хватает сил быть солдатом, – с горячностью заявила Мег.
– Ох, как бы я хотела пойти барабанщиком, этой, как её… vivan…[4 - Джо забыла французское слово «vivandi?re» (зд.: «дочь полка»), которым называли молодых женщин, добровольно взявшихся помогать воинам на поле брани, в госпиталях и всюду, где такая помощь необходима.] Или сестрой милосердия – я тогда была бы с папой рядом, могла бы ему помогать, – со стоном произнесла Джо.
– Это, должно быть, ужасно неприятно – спать в палатке, есть всякую невкусную пищу и пить из жестяной кружки, – вздохнула Эми.
– Когда же он вернётся домой, маменька? – чуть дрогнувшим голосом спросила Бет.
– Не раньше чем через много месяцев, дорогая, если только не заболеет. Он пробудет там столько времени, сколько хватит сил, чтобы делать свою работу. И мы не станем просить о его возвращении ни минутой раньше того, как там смогут без него обойтись. А теперь садитесь-ка поближе и послушайте, что он пишет.
Все перенесли свои стулья поближе к камину, перед которым в глубоком кресле сидела мать; Бет расположилась на ковре у её ног, Мег и Эми взобрались на подлокотники маминого кресла, а Джо опёрлась на его спинку – там никто не смог бы разглядеть на её лице никаких эмоций, если бы письму случилось её растрогать. В те тяжкие времена не слишком много было таких писем, какие не могли бы растрогать их читателей, и особенно трогательными были те, что писали домой отцы; но в этом письме очень мало говорилось о тех лишениях, которые их отцу приходилось переносить, об опасностях, встречавшихся на каждом шагу, о трудно преодолеваемой тоске по дому. Это было весёлое, полное надежд письмо, с живописными картинами жизни в лагере, описаниями войсковых переходов и с военными новостями. И только в самом конце письма из переполненного сердца пишущего выплеснулись волны отцовской любви и тоски по его маленьким дочерям, остававшимся дома без него.
«Скажи им, что я люблю их всей душой и нежно целую; что я, при самых трудных обстоятельствах, нахожу глубочайшее утешение в их любви и уважении ко мне. Год ожидания того момента, когда мы снова увидимся, покажется девочкам очень долгим, но напомни им, что, пока мы ждём, мы все можем работать, чтобы эти тяжёлые дни не пропали втуне. Я верю: они не забудут ничего из сказанного мною, навсегда останутся для тебя любящими дочерьми, будут свято исполнять свой долг, храбро бороться с “закадычными врагами”, преодолевая себя так успешно, что, когда я вернусь домой, к ним, я стану ещё сильнее любить их и гордиться моими маленькими женщинами».
Когда миссис Марч дошла до этой части письма, со всех сторон послышались всхлипывания и шмыганье носом. Джо нисколько не устыдилась большой слезы, скатившейся до самого кончика её носа, а Эми не побоялась смять свои кудряшки, уткнувшись лицом в маменькино плечо.
– Я ужасная эгоистка, – прорыдала она во всеуслышание. – Но я, честное слово, постараюсь исправиться, чтобы папа не успел во мне разочароваться!
– Мы все будем стараться! – вскричала Мег. – Я слишком много думаю о своей внешности и терпеть не могу работу, но я больше не буду так ко всему этому относиться, если только у меня получится!
– А я попробую стать «маленькой женщиной», как папа любит меня называть, а не грубой и необузданной, как мальчишка. И я буду делать всё что надо дома, а не рваться неизвестно куда, – пообещала Джо, считавшая, что сдерживать свою необузданность дома гораздо труднее, чем схватиться напрямую с парочкой повстанцев-южан.
Бет не промолвила ни слова, только утёрла слёзы синим армейским носком, за который поспешно взялась, чтобы не терять ни минуты, и вязала, не жалея сил, свято выполняя свой долг – тот, что оказался под рукой. Но молча, в душе своей, она решила стать во всём такой, какой папа надеялся её увидеть, когда закончившийся год ожидания принесёт им всем радостное возвращение отца домой.
Тишину, воцарившуюся после возгласа Джо, нарушил ободряющий голос миссис Марч:
– А вы помните, девочки, как вы, бывало, играли в «Путешествие пилигрима»[5 - «Путешествие пилигрима» (полное название «Путешествие пилигрима в Небесную страну») – одно из самых значительных произведений английской и мировой религиозной литературы, созданное английским писателем и проповедником Джоном Баньяном (тж. Беньян, Буньян, 1628–1688). Первая часть книги была опубликована в 1678 г., вторая – в 1684-м. Книга переведена на многие иностранные языки и выдержала бесчисленное количество изданий. Классический перевод её на русский язык был сделан дочерью Дениса Давыдова Юлией Денисовной Засецкой во второй половине XIX в. под названием «Путешествие пилигрима в Небесную страну». Современный перевод выполнен Т. Поповой под кратким названием «Путь паломника» и опубликован издательством «Азбука» в 2015 г.В переводе книги Луизы М. Олкотт используются названия мест и имена персонажей произведения Дж. Баньяна из классического перевода XIX в. Ю. Д. Засецкой, поскольку язык её перевода адекватен языку автора романа «Маленькие женщины».], когда были совсем малышками? Ничто не доставляло вам большего удовольствия, чем упросить меня привязать каждой из вас на спину по мешочку для лоскутов вместо котомки – как тяжкое бремя, дать каждой шляпу и палку и свиток бумаги в руку и отпустить в путешествие по дому – снизу до самого верха, – из подвала, который был Градом Разрушения, до чердака, где вы заранее собрали всё что могли, всё самое, по-вашему, прекрасное, чтобы создать себе Небесный Град[6 - Небесный Град – по Дж. Баньяну, Новый Иерусалим, т.?е. Царство Божие, достигаемое праведными душами.].–?Как это было интересно! Особенно когда проходили мимо львов, боролись с Аполлионом[7 - Аполлион – враждебное существо, встречающее пилигрима в Долине Уничижения и пытающееся заставить его вернуться назад, в Град Разрушения, где пилигриму и его семье грозит гибель.] и шли по долине, где нам встретились проказливые лешие, – сказала Джо.
– А мне нравилось то место, где наши котомки сваливались с плеч и кувыркались вниз по лестнице, – призналась Мег.
– А я мало что помню из нашей игры – только что ужасно боялась подвала и тёмного входа, но очень любила кекс с молоком, который нам давали на самом верху. Не будь я слишком взрослой для таких забав, я с удовольствием сыграла бы в пилигримов снова, – сказала Эми, которая начала заявлять, что отказывается от детских забав, достигнув весьма зрелого – двенадцатилетнего – возраста.
– Мы никогда не станем слишком взрослыми для этого, моя милая. Ведь мы постоянно так или иначе играем в эту игру. Бремя наше всегда при нас, наша дорога лежит перед нами, и стремление к счастью и добру поведёт нас через все беды и ошибки к душевному покою, который и есть истинный Град Небесный. Так что теперь, мои маленькие пилигримы, может быть, начнём всё сначала – уже не играючи, а всерьёз – и посмотрим, как далеко мы успеем продвинуться до папиного возвращения.
– А если на самом деле, маменька, то где же наши бремена? – спросила Эми. Она всё понимала совершенно буквально, эта юная леди.
– Каждая из вас только что рассказала нам о своём бремени, кроме Бет. Можно подумать, что у неё вовсе нет никакого бремени, – заметила миссис Марч.
– Конечно, есть. Моё бремя – грязные тарелки и пыльные тряпки и зависть к девочкам, у которых есть хорошее фортепьяно, а ещё то, что я страшусь людей.
Бремя Бет показалось всем таким забавным, что сёстры чуть было не рассмеялись, но удержались, понимая, что могут сильно оскорбить чувства Бет.
– Тогда будем играть, – задумчиво произнесла Мег. – Это ведь просто другое название для наших стараний быть хорошими и добрыми, а эта история поможет нам, потому что, хотя мы сами очень хотим быть такими, это тяжёлый труд, и мы порой забываемся и не так уж усердствуем.
– Сегодня вечером мы погружались в Топь Уныния, а мама явилась и, словно Помощь[8 - Помощь – дружественное существо, способствующее пилигриму достичь цели.] в той книге, вытащила нас из Топи. Нам надо бы иметь при себе свиток с указаниями, как идти, такой ведь был у Христианина[9 - Христианин – пилигрим, главный персонаж «Путешествия…».]. Как с этим быть? – спросила Джо, восхищённая тем, что давняя аллегория придаёт некоторую романтичность скучной обязанности выполнять долг.
– Загляните к себе под подушки в рождественское утро, и каждая найдёт там свой путеводитель, – ответила миссис Марч.
Пока старая Ханна убирала со стола, сёстры обсуждали свой новый план. Затем девочки взялись за рабочие корзинки, и иголки замелькали вовсю – сёстры шили простыни для тётушки Марч. В таком шитье не было ничего интересного, но сегодня никто из них и не думал ворчать. План Джо – поделить длинные швы на четыре части и назвать эти части Европой, Африкой, Азией и Америкой – был всеми одобрен, так что благодаря этому работа превосходно продвигалась вперёд, особенно когда, стежок за стежком прокладывая свой путь через эти разные страны, девочки говорили о них.
В девять часов они перестали работать и, как обычно, немного попели перед тем, как отправиться спать. Никто, кроме Бет, не смог бы извлечь хоть сколько-то нот из старенького пианино, но у Мышки был какой-то свой подход к его пожелтевшим клавишам, и, касаясь их мягко и нежно, она умела создать вполне приятный аккомпанемент к простеньким песенкам, которые пели сёстры. Голос Мег звучал подобно флейте, и – вместе с матерью – она вела их маленький хор. Эми стрекотала, как сверчок, а Джо бродила по мелодии как заблагорассудится, издавая порой что-то вроде карканья или громкий дрожащий звук в самом неподходящем месте, портя самую печальную мелодию. Они всегда пели, начиная с того времени, когда едва могли выговорить: «Итяй, итяй, вёдока…», то есть «Мерцай, мерцай, звёздочка…»[10 - «Мерцай, мерцай, звёздочка…» – Имеется в виду популярная колыбельная «Twinkle, twinkle, little star» на стихи английской детской писательницы и поэтессы Джейн Тейлор (1783–1824).], и это вошло у них в обычай, стало домашней традицией – ведь их мать была прирождённой певицей. Первым звуком, какой утром слышали девочки, был голос матери, заливавшейся, словно жаворонок, проходя по дому, а последним – тот же радующий их голос, так как они никогда не чувствовали себя слишком взрослыми для хорошо им знакомой колыбельной.
Глава вторая
Весёлое Рождество
Джо пробудилась ещё на серенькой заре рождественского утра – раньше всех. У камина не висел ни один чулок[11 - В США, как и в Великобритании, в Рождество принято вешать у камина чулок (обычно белый) с подарками для каждого из детей, а также порой и для взрослых.]. На миг она почувствовала такое же сильное разочарование, какое испытала, когда её маленький чулочек упал оттого, что был доверху набит всякими лакомствами. Тут она вспомнила мамино обещание и, сунув руку под подушку, вытащила небольшой томик в тёмно-красной обложке. Джо прекрасно знала эту книгу, ибо перед ней была та прелестная старинная сказка о самой праведной жизни, какую кто-либо когда-либо прожил, и Джо почувствовала, что лучшего путеводителя для любого пилигрима, отправляющегося в долгое путешествие, просто быть не может. Она разбудила Мег возгласом «С весёлым Рождеством!» и предложила ей сразу заглянуть под подушку. Оттуда появился томик в зелёной обложке с такой же картинкой под нею и несколькими словами, написанными маминой рукой, что придавало каждому подарку особую ценность в глазах девочек. Вскоре проснулись Бет и Эми, сразу нашарившие у себя под подушками такие же томики – один сизого, другой голубого цвета, и все четверо сидели, рассматривая и обсуждая свои книжки, до тех пор, пока наступающий день не окрасил восток в розовые тона.
Хотя Маргарет и тщеславилась – совсем немножко! – своей внешностью, она по натуре была девочкой милой и набожной, что очень влияло на её сестер, впрочем, сами они этого не сознавали. Особенно её влияние сказывалось на Джо, нежно её любившей и принимавшей её советы – ведь они давались так мягко!
– Девочки, – заговорила Мег очень серьёзно, подняв глаза от растрёпанной головы на кровати подле неё и посмотрев на две головы поменьше, в ночных чепчиках, которые были видны через открытую дверь соседней комнаты, – мама хочет, чтобы мы прочли эту книгу, полюбили её и следовали ей в жизни. Надо начать сейчас же. Мы и так старались быть её верными последователями, но с тех пор, как папа уехал, все эти беды, вызванные войной, выбили нас из колеи, и мы стали ко многим вещам относиться спустя рукава. Конечно, вы можете поступить, как вам захочется, но я положу её на столик у кровати и каждое утро, как проснусь, буду читать понемножку, потому что уверена: это пойдёт мне на пользу и поможет прожить наступивший день.
И Мег открыла свой томик и принялась читать. Джо, одной рукой обняв сестру и прижавшись к ней щека к щеке, тоже читала, и на её лице воцарилось выражение спокойствия, так редко посещавшее эту возбуждённую физиономию.
– Какая умница Мег! Ну-ка, Эми, давай и мы сделаем то же самое. Я помогу тебе с трудными словами, а сёстры объяснят нам то, чего мы не поймём, – прошептала Бет, на которую красивые томики и пример старших сестёр произвели большое впечатление.
– А я рада, что моя книжка – голубая! – заявила Эми, и тут обе комнаты погрузились в тишину: слышался лишь шелест осторожно переворачиваемых страниц, пока лучи зимнего солнца тихонько подкрадывались к девочкам, чтобы, поздравляя с Рождеством, коснуться их светлых головок и серьёзных лиц.
– А где же мама? – спросила Мег, когда через полчаса они с Джо спустились вниз – поблагодарить маму за подарки.
– Да кто ж теперь знает?! Какой-то бедолага возьми да и постучись, помощи попросивши, дак ваша матушка, ничуть не задумавши, враз и пошла за ним глянуть, чего им там надобно. Нет и не было другой такой женчины, чтоб, не задумавши, отдавать еду и питьё и одёжу всякую и дровишки, – отвечала Ханна, прожившая в этой семье с самого рождения Мег и давно воспринимавшаяся всеми ими скорее как друг, а не как служанка.
– Думаю, мама быстро вернётся, так что можете печь ваше печенье и всё приготовить, – сказала Мег, оглядывая подарки, сложенные в корзинку и упрятанные под диван в ожидании того момента, когда их можно будет преподнести.
– Ой, а где же флакончик одеколона – подарок от Эми?! – удивилась она, не увидев маленькой бутылочки.
– Так Эми сама забрала его минуту назад и пошла наверх – бантик привязать или ещё что-то такое, что ей в голову пришло, – сказала Джо, которая ходила приплясывая по всей комнате, чтобы размять пока ещё жестковатые домашние туфли, купленные в армейском магазине.
– А мои носовые платки выглядят очень мило, правда? Ханна их для меня постирала и погладила, и я сама вышила на них метки, – сказала Бет, с гордостью поглядывая на кривоватые буковки, стоившие ей изрядного труда.
– Вот тебе и на! Наша деточка взяла да и вышила на платках «Мама» вместо «М. Марч». Ну и смех! – воскликнула Джо, взяв в руку один из платков.
– А разве это неправильно? Я подумала, что так лучше, ведь у Мег точно такие же инициалы – М. М., и мне вовсе не хочется, чтобы кто-то ими пользовался, кроме маменьки, – объяснила Бет, выглядевшая очень встревоженной.
– Всё правильно, моя дорогая, очень хорошая мысль, к тому же вполне разумная, ведь теперь уже никто никогда не ошибётся. И я уверена, это доставит маме большое удовольствие, – утешила сестру Мег и, нахмурившись, посмотрела на Джо, но тотчас же одарила улыбкой Бет.
– Мама идёт! Прячем корзинку! Быстро! – крикнула Джо, услышав, как хлопнула входная дверь и в передней зазвучали шаги. Но в комнату поспешно вошла Эми в пальто и капоре и совсем сконфузилась, увидев, что сёстры её ждут.
– Где же ты была и что прячешь за спиной? – спросила её Мег, удивлённая, что лентяйка Эми так рано выходила из дома.
– Только не смейся надо мной, Джо! Мне просто не хотелось, чтобы кто-то узнал об этом раньше времени. Я просто решила поменять маленький флакон на большой и отдала за него все свои деньги. Я по правде стараюсь не быть эгоисткой… – Говоря это, Эми показала сёстрам большой красивый флакон, заменивший маленький и дешёвый, и выглядела она такой смиренной и серьёзной в этом усилии отрешиться от себя самой, что Мег сразу бросилась её обнимать, а Джо объявила, что Эми – «славный малый». Бет же подбежала к окну и выбрала самую лучшую из своих роз, чтобы ещё украсить и без того великолепный флакон.