– Она еще и к нам приезжала, – добавил Габри. – Когда мы открыли гостиницу.
– Регулярно? Как друг? – спросила Рейн-Мари.
– Как уборщица.
– Скорее, – сказала Мирна, таща Бенедикта за руку.
Люсьен шел впереди на несколько шагов, но Бенедикт остановился, и Мирне пришлось вернуться за ним.
Это напоминало бег назад в пылающее здание.
Кожа на ее лице так замерзла, что горела. Холод пробился даже сквозь варежки и кусал пальцы. Она прищурилась на обжигающие солнечные лучи.
Но Бенедикт, вместо того чтобы поспешить в бистро, как это сделал бы любой квебекец, остановился. Он стоял спиной к магазинам, его огромная красно-белая шапочка своим помпоном тащилась по земле, а он смотрел на три громадные сосны, нагруженные снегом, на коттеджи вокруг деревенской площади.
– Как красиво!
Его слова появились на свет в облачке тумана, как в диалоговом облачке комикса.
– Да-да, красиво, красиво, – сказала Мирна, таща его за руку. – А теперь поспешите, или я ударю вас туда, где будет больно.
Приехали они во время метели, а потому Бенедикт впервые видел Три Сосны. Кольцо домов. Дымок из труб. Горы и леса.
Он стоял и смотрел – вид, который не менялся веками.
А тут его тащили прочь.
Через несколько минут к открытому огню принесли еще один столик, и теперь они наслаждались завтраком с кофе в бистро.
Клара увидела, что все бегут в бистро, и присоединилась к ним.
– Если на карнавал будет такая же холодища, то я с себя одежду не буду снимать, – сказала она, потирая руки.
– Что-что? – спросил Арман.
– Ничего, – ответил Габри. – Не берите в голову.
– О чем вы разговаривали, когда я вошла? – спросила Клара, принимая кружку кофе. – У вас всех был такой потрясенный вид.
– Рут вспомнила, кто такая Берта Баумгартнер, – сказала Арман.
– Кто?
– Ты помнишь баронессу? – спросил Габри.
– О да. Разве можно ее забыть?
Клара опустила вилку и вперилась в Рут.
Потом ее взгляд метнулся на окна. Но она не увидела солнца, бьющего по схваченным морозом стеклам. Не видела деревню под глубоким снегом и невероятно ясным голубым небом.
Она увидела пухлую пожилую женщину с маленькими глазками, широкой улыбкой и шваброй, которую держала, как держит флагшток исследователь Северного полюса, собирающийся водрузить флаг на макушке земли.
– Ее звали Берта Баумгартнер? – спросила Клара.
– Ну ты же не думаешь, что она была баронессой? – спросила Рут.
Клара нахмурилась. Она об этом даже не думала.
– Знаете, почему ее называли баронессой? – спросил Арман.
Они посмотрели на Рут.
– Откуда мне знать, черт побери? На меня она никогда не работала. – Она посмотрела на Мирну. – Ты – единственная уборщица, которая у меня была.
– Я не… – начала было Мирна, но потом сказала: – А чего волноваться-то?
– Тогда почему вы думаете, что эта Берта и баронесса – одно и то же лицо? – спросил Арман.
– Ты говорил, что ее дом – по дороге в Мансонвиль? – спросила Рут; он кивнул. – Старый фермерский дом у лощины?
– Oui.
– Я как-то раз подвозила баронессу – у нее тогда машина сломалась, давно это было, – сказала Рут. – Похоже, это то же самое место.
– И как он выглядел – дом? Вы не помните?
Рут, конечно, помнила все.
Каждую еду, каждую выпивку, каждый вид, каждое оскорбление, реальное, вымышленное или спровоцированное. Каждый комплимент. Каждое слово, сказанное или несказанное.
Она хранила все это и превращала те воспоминания в чувства, а чувства – в поэзию.
Я молилась, чтобы быть доброй и сильной,
За искупление грехов моих с детства
Груз первородный, за хлеб мой насущный
И моей неизбывной вины наследство[19 - Рут здесь приписаны строки (цитировавшиеся и в других романах цикла) из стихотворения «Ожидание» канадской поэтессы Маргарет Этвуд.].
Арману не требовалось особо напрягаться, чтобы вспомнить, почему именно это стихотворение Рут, довольно темное по смыслу, пришло ему на память.
– Дом у нее был небольшой, развалюха. Но привлекательный, – сказала Рут. – В ящиках на окнах – анютины глазки, бочки с цветами по обе стороны ступенек крыльца. Там были всякие пикапы и фермерское оборудование во дворе, но такое железо есть на каждой старой ферме.
Когда Арман разгреб снег и подвыпрямил стены, он почти увидел это. Дом, такой, каким он был когда-то. В теплый летний день. С более молодой Рут и баронессой.
– В последнее время вы ее не видели? – спросил он.
– Много лет, – сказал Габри. – Она перестала работать, и мы потеряли с ней связь. Я не знал, что она умерла. А вы?
Клара отрицательно покачала головой и опустила глаза.