– Дайте мне знать где и когда.
«Моей неизбывной вины наследство», – подумал он, направляясь к машине; его ботинки поскрипывали на утоптанном снегу.
Не это ли хранит в себе старый дом? Вину и грехи, присутствующие там с самого рождения?
Глава десятая
– Входите, входите, – сказала соседка. – Не стойте на холоде.
Она была молода – лет тридцати пяти, по прикидке Гамаша. Лишь чуточку старше, чем его собственная дочь Анни. И ей, вероятно, не следовало впускать в дом абсолютно незнакомых людей.
Но по тому, как она смотрела на него, открыв дверь, Гамаш подозревал, что не был таким уж абсолютным незнакомцем. И это подтвердилось минуту спустя, когда он снял перчатки, протянул ей руку и они вошли в тесную прихожую.
– Dеsolе[20 - Прошу прощения (фр.).], – сказал он. – Извините, что побеспокоили вас, особенно в такой день. Меня зовут Арман Гамаш. Я живу в Трех Соснах – это недалеко тут по дороге.
– Я знаю, кто вы. Меня зовут Патрисия Уль.
Она пожала его руку, потом посмотрела на Мирну:
– И вас я тоже знаю. У вас книжный магазин.
– Верно. Вы у меня были несколько раз. Научно-популярная литература. Книги по садоводству. Но еще и биографии.
– Да, это я.
Люсьен представился, потом взглянул на Бенедикта.
– Бенедикт Пулио, – сказал тот. – Строитель.
– Входите, погрейтесь.
Они последовали за ней в сердце дома – кухню, где испускала тепло большая печка.
В мадам Уль, как и в ее доме, не было ничего показного. Она, судя по всему, не испытывала ни малейшей потребности произвести впечатление, а потому и производила впечатление. Как и ее прочный, простой дом.
– У меня чайник готов. Хотите по чашечке?
– Я – нет, спасибо, – сказала Мирна.
Другие тоже отказались.
– Мы не отнимем у вас много времени, – сказал Арман. – У нас всего два-три вопроса.
– Слушаю, – сказала Патрисия.
– Вы знали женщину, которая жила с вами по соседству? – спросила Мирна.
– Баронессу? Да, конечно, хотя и шапочно. А что?
Она отметила, что ее неожиданные гости переглянулись, но не могла знать важности того, что только что сказала. Патрисия Уль только что подтвердила правоту Рут. Берта Баумгартнер была баронессой.
– Нет, ничего, – сказала Мирна. – Продолжайте.
– Это потому, что я назвала ее баронессой? – спросила Патрисия, переводя взгляд с одного гостя на другого. – Это у нас было такое прозвище для нее. Поверьте мне, сами бы мы никогда такое не выбрали. Она сама так себя называла.
– А давно вы ее знаете? – спросил Люсьен.
– Несколько лет. Что-то случилось? – Она посмотрела на Армана. – Вы здесь не в официальном качестве?
– Не в том смысле официальном, в каком вы подумали, – сказал он. – Мы ее душеприказчики.
– Она умерла?
– Да. Перед Рождеством, – сказал Люсьен.
– А я и не знала, – сказала Патрисия. – Мне известно, что она несколько лет как переехала в дом престарелых, но и не подозревала, что она ушла. Жаль. Я бы пришла на похороны.
– И вы были свидетелем подписания завещания? – спросил Арман. Когда она кивнула, он продолжил: – Она вам показалась человеком в своем уме и здравой памяти?
– О да, – сказала Патрисия. – Абсолютно в своем уме. Притом что она была немного странной. Она настаивала, чтобы ее называли баронессой, но у нас всех есть свои странности.
– Могу поспорить, что догадываюсь о вашей, – сказала Мирна.
– Наверняка, – ответила Патрисия.
– Вам нравятся ядовитые растения. Вероятно, у вас есть для них особая клумба.
– Верно, – рассмеялась Патрисия.
– Как вы узнали? – спросил Бенедикт.
– По книгам, которые покупала Патрисия, – ответила Мирна. – Одну я запомнила: «Ядовитый сад». Другая была… – Мирна напрягла память.
– «Смертельно опасные садовые растения», – сказала Патрисия. Она посмотрела на Армана и наклонила голову. – Неплохая улика, правда?
Тот улыбнулся.
– Так я познакомилась с баронессой и так узнала о ядовитых садах. У нее самой был такой. Она провела меня по нему и рассказала, что наперстянка – это дигиталис. Смертельно опасная. Еще у нее рос аконит, и ландыш, и гортензия. Все они токсичны. Как и другие многолетники, конечно. Но, как это ни странно, ядовитые из всех самые красивые.
Мирна кивнула. Она была страстным садоводом, хотя ей никогда не приходило в голову отдать целую клумбу под растения, способные убивать. Но многие люди интересовались этим, а потому издательства печатали книги про ядовитые растения. И Патрисия Уль была права. Опасные цветы были и самыми красивыми. И, как это ни странно, самыми долговечными.
– И есть такие цветы, которые и в самом деле могут убить? – спросил Бенедикт.
– Предположительно, – сказала Патрисия, – хотя я не знаю, как получать из них яд. Наверно, нужно иметь степень по химии.
– И желание, – сказал Гамаш.
Голос его звучал приятно, но глаза внимательно разглядывали Патрисию Уль, и он скорректировал свое прежнее впечатление. Она излучала ауру не только уверенности, но и компетентности.