Но у нее были слишком умные глаза, чтобы провести полицейского. К тому же точно такие глаза были у его матери, а она была судьей французского суда присяжных.
Мать научила его никогда не недооценивать людей, в особенности умных женщин.
Полицейский улыбнулся ей и принял решение, признав, что есть случаи, когда должен преобладать здравый смысл. Этому его тоже научила мать.
Исходя из соображений здравого смысла, он открыл дверь. Исходя из соображений профессионализма, он вошел вместе с ней.
Рейн-Мари остановилась. Ей пришлось заставить себя перешагнуть через порог.
Стивен дышал с помощью аппарата искусственного дыхания. Рейн-Мари увидела мониторы и капельницы. Его тело с головы до ног было завернуто в бинты, включая и глаза.
«Как этот человек может быть все еще жив?» – подумала она.
Но это зрелище вернуло также нахлынувшие на нее, подхватившие и ошеломившие ее воспоминания о том, как она видела Армана почти в таком же состоянии.
Рейн-Мари сделала глубокий вдох и пришла в себя.
Арман сидел перед кроватью в очках для чтения. Одной рукой он сжимал руку Стивена, в другой держал утренний выпуск «Le Figaro».
– «Энерджи Стат» – падение на три пункта, до ста тридцати четырех и девяти. «Продюи Кассини» поднялся на полпункта, до восьмидесяти семи и шести.
Он читал Стивену отчет парижской биржи, словно сказку для своих внуков. Каждому своя интонация, своя история.
Молодой жандарм остановился сразу за порогом. Это была настолько интимная картина, что он почувствовал себя так, словно своим присутствием оскорбил этих людей.
– Арман? – Рейн-Мари подошла к кровати.
Он поднял глаза, явно удивленный ее появлением.
– Я нашла кое-что, – тихо сказала она.
Арман встал, поцеловал Стивена в лоб и тихо сказал:
– Я скоро вернусь. Никуда не уходи. Я тебя люблю.
Коробка с вещами Стивена стояла на столе у окна больничной палаты.
Арман перебирал вещи Стивена, Рейн-Мари наблюдала за ним. Ей было интересно узнать, прореагирует ли ее муж на эту находку так же, как она.
Сначала Арман осмотрел пиджак, заскорузлый от крови, и сделал нечто неожиданное: вывернув его наизнанку, он немного поискал и с улыбкой вытащил канадский паспорт.
– У Стивена много лет назад украли паспорт, – объяснил Арман, показывая находку жене. – И после этого он заказал своему портному потайной карман. Теперь он держит в нем важные вещи.
Арман достал из кармана еще одну вещицу. Тоненький ежедневник.
Потом он перебрал вещи в коробке. Все предсказуемо.
Вот только… Он нахмурился.
Среди других вещей лежал ключ. Не от квартиры, а от номера в отеле.
– Отель «Георг Пятый», – прочел он.
– Да, – сказала Рейн-Мари. – Это я и хотела тебе показать. Он лежал на асфальте. Я подобрала его вчера вечером вместе с очками и положила к себе в сумку. Только сейчас об этом вспомнила. Зачем ему номер в отеле? Он ведь остановился в своей квартире?
– Да. Я проводил его туда вчера днем. И вот ключ от его квартиры.
Арман показал ей ключ, потом вернулся к ключу из отеля.
– Может, в этом номере остановился кто-то другой? – предположила Рейн-Мари. – Может…
– Любовница? – спросил Арман.
– Рут? – сказала Рейн-Мари.
Арман слегка вздрогнул. Это могло объяснить слова «прямо здесь», сорвавшиеся с языка Стивена. Дьявол поселился в «Георге V».
Он улыбнулся этой мысли. Рут Зардо, друг Стивена, была и их близким другом и соседкой в квебекской деревне Три Сосны.
Пожилая поэтесса, она была озлобленной, нередко пьяной. Определенно чокнутой. И гениальной.
Ты была мотыльком,
что коснулся моей щеки
в темноте
Я убила тебя,
не зная, что ты
всего лишь мотылек
и у тебя нет жала.
Они со Стивеном отлично подходили друг другу и быстро подружились. И хотя злилась она часто, но дьяволом не была. Скорее, противоположностью дьяволу, как нередко думал Арман.
Он представил себе, как она машет на прощание одним поднятым пальцем.
Так кто же снял номер 815 в отеле «Георг V»?
– Возможно, ключ уже валялся там, – сказала Рейн-Мари. – Кто-то уронил его, а я подобрала по ошибке.
– Возможно. – Гамаш сунул ключ себе в карман, остальное сложил обратно в коробку. Все, кроме ежедневника Стивена, который тоже спрятал в карман. – Давай выясним.
Такси подъехало ко входу в роскошный отель.
Человек в ливрее открыл дверь и провел их внутрь. Арман дал ему банкноту в двадцать евро, человек поклонился и вернулся на свое место.
Мраморный вестибюль был под завязку, почти до двадцатифутового потолка, набит свежими цветами, в горшках или в букетах. Гамаши словно попали в лес цветов.
– Не останавливайся, – прошептал Арман Рейн-Мари. Их шаги эхом отдавались по мраморному полу. – Делай вид, что мы местные.
Она улыбнулась ему, потом поймала взгляд коридорной в форме и, кивнув, прошла мимо с небрежным «Bonjour», словно habituеe[29 - Постоялец (фр.).].