Однажды летом

Однажды летом
Лука Каримова

Легко ли жить в мире людей и каждый день смотреть на окружающих человеческими глазами, общаться и осознавать, как сильно они отличаются от нас? Есть ли хоть крошечный шанс встретить того, кто примет тебя и не выдаст страшную тайну? Кира и Вика давно повзрослели, детство закончилось, а бабушка, у которой они проводили каждое лето – умерла. Девушки вернулись в старый дом, окунувшись в беззаботные воспоминания. Но все ли так гладко? Что скрывают соседи и почему прошлое подбрасывает им знакомые, мужские лица, а сестры не могут вспомнить, кем же были их старые друзья?

Глава 1

г. Бердичев. Лето 2013г.

Кира долго смотрела в выбеленный потолок со старенькой люстрой. На шоколадных плафонах висела паутинка, а в стекло, недовольно жужжа, билась муха. Ни тебе пластиковых окон, ни москитных сеток – вместо них надежно прикрепленные кнопками к деревянным рамам кусочки марли. На запыленном подоконнике стоял горшок с чахлым цветком. Как бедняга выжил без полива – неизвестно. Стены, оклеенные пожелтевшими от времени обоями в цветочек, навевали легкую ностальгию. Дверь в гостиную прикрывали занавески песочного цвета.

Под одеялом зашевелилась Вика, и Кира успела поймать сестру за ступню, чтобы та ненароком не задела. Ночью, приехав с вокзала, они решили не разбирать вещи в детской спальне и улеглись на железной кровати в зале.

Перина как из сказки про принцессу: несколько тюфяков, брошенных на дно из скрипучих пружин, относительно новый матрас и гора объемных перьевых подушек.

– Царское ложе! – отметила Вика, сбросив кукольно-розовое покрывало и выбрав подушку поудобнее.

Кира достала из чемодана собственную – ортопедическую. На других ей было неудобно спать до головной боли. Полночи она ворочалась, чихая и заливаясь соплями в не прибранной запылившейся комнате, пока, в конце концов, не уснула. Девушка не любила слишком мягкие матрасы. Да и спать валетом – не самое удобное положение. В бытность детьми это казалось не столь ощутимо.

Выбравшись из-под одеяла, Кира ступила на холодный деревянный пол и, поежившись, зашарила под подушкой, выудив стянутые ночью носки. Вика предпочитала спать нагишом, но, спасаясь от холода, она нашла в бабушкином шкафу подходящую ночнушку в цветочек и облачилась в нее. Та все равно оказалась велика и сейчас открывала загорелое плечо спящей. На столбике кровати висел Викин лифчик с пуш-апом, а на кресле аккуратно сложены джинсы и свитер.

В зале, кроме скрипучего шкафа с застиранными от времени вещами и «перины», возвышался буфет из сосны, где бабушка хранила подарки: новые сковородки, сервизы, зонты, шампуни и прочее. Сколько Кира себя помнила, Оля ничего из этого так и не использовала, предпочитая готовить на старой чугунной сковородке с вечными маслянистыми потеками по краям. Как в детстве Кира ни старалась, никогда не могла ее отмыть от олii[1 - Подсолнечное масло.]. Пузатая бутылка стояла у газовой плиты советских времен на четырех длинных ножках. «Старушка» хоть и выглядела далекой от современных, но исправно работала, вспыхивая синим огоньком и выпекая пироги.

Напротив кровати темнела дверь в спальню-склад с двумя гостевыми кроватями по обеим сторонам и парой шкафов. В основном бабушка хранила здесь вещи: постельное белье, рулоны с тканями, давно исчезнувшие из производства игрушки и чемоданы с прочими драгоценностями тех времен. Под одной из кроватей спрятался огромный чехол с аккордеоном. Кира отучилась в музыкальной школе и умела на нем играть. Сестру же эта участь миновала, она самозабвенно увлеклась бальными танцами и блистала на сцене, в то время как Кира до боли в пальцах разучивала этюды и вальсы. Благо не приходилось таскать инструмент до школы, а когда она получила диплом, бабушка приехала и забрала аккордеон в деревню.

Проведя пальцами по черной запылившейся крышке, Кира ощутила странное тепло и потянула за ручку, вытащив чехол из-под кровати.

– Тяжелый, – пропыхтела она, волоча инструмент.

Вика так и не проснулась, она всегда отличалась крепким сном (даже пушкой не разбудить).

В гостиной стоял круглый стол со стульями, в уголке под кружевной салфеткой притаился старенький черно-белый телевизор. Пока Кира читала, Вика с бабушкой не могли пропустить ни одной серии «Кармелиты». Лежа на невероятно твердой кровати, чье дно в свое время дедушка по настоянию врача выложил толстыми деревянными досками, Оля с интересом смотрела про любовь, поплевывая семечки в кулек, сооруженный Викой из газеты. Позже они с соседками обсуждали приключения цыганки за кружечкой чая или перебиранием гороха. Бывало, телевизор начинал рябить, или пропадал звук, тогда Вика хлопала по крышке ладонью, и картинка снова становилась четкой.

Кира перевела взгляд с черно-белого «старичка» на угол с зеркальным столиком, где хранилась бабушкина косметичка: щеточка для туши времен СССР, губная помада цвета пыльной розы, коробочка ленинградской пудры и пузырек с духами[2 - От московской фабрики «Новая заря» (до революции – «Брокар и Ко»). Создали знаменитые в советское время духи «Красная Москва».]. Они с Викой перепробовали всю косметику, пока Оли не было дома, но та вернулась пораньше, и сестры сбежали в дальнюю комнату-склад, а оттуда – на улицу через форточку и не возвращались домой, пока не умыли мордашки.

В мутном зеркале Кира увидела пугающе бледную кожу, под не выспавшимися глазами залегли темные круги. Опустив чехол с инструментом на пол, она вошла в самую светлую комнату в доме – парадную (она же их с Викой детская). Выкрашенные в желтый пастельный цвет стены, белый потолок с хрустальной люстрой и несколько сервантов с посудой. Бабушка привезла все из заграницы и сервизами пользовались в исключительно важные праздники – день рождения и Новый год. В остальное время Оля ела из старых тарелок с трещинками и сколами, которые не жалко разбить. Хотя внучки искренне удивлялись такой бережливости, если не скряжничеству.

Именно в этой комнате они с сестрой жили в свое последнее лето, когда им было по пятнадцать лет. Как сейчас Кира видела картину прошлого.

На мягкой скатерти лежала стопка раскрасок, упаковки с новыми фломастерами и карандашами, из пеналов торчали ручки с блестками, а между страниц альбомов для рисования заложены фиолетовые копирки. В закрытом шкафчике Вика прятала от бабушки свою косметичку, чтобы к вечеру подкраситься и быстро сбежать, пока Оля не заметила.

Кира придерживалась естественной красоты, нося в кармане гигиеническую помаду, одевалась по-спортивному и не стеснялась худобы. Вика же, в попытке скрыть плоскую, до сих пор не наметившуюся грудь, носила лифчик с поролоном, яркий топ, джинсы с блестящим пояском и купленные на рынке новенькие туфли на каблуке. Стоило бабушке увидеть, на что внучка потратила подаренные деньги, она бежала жаловаться соседке бабе Ане, которую сестры терпеть не могли. С ровесниками Вика не давала себя в обиду, а при старших робела. Но здесь за нее всегда заступалась молчаливая Кира. Стоило противной бабе Ане начать критиковать молодежь, почему-то всегда именно в лице Вики, как в Кире просыпался непривычный для спокойного нрава гнев. Не заботясь о том, стыдно ли будет бабушке Оле за нее или нет, Кира высказывала старухе все, что думает о ее понятиях моды и правильном поведении.

Свою внучку баба Аня держала в лютой строгости, следила за каждым ее шагом и взглядом, как тюремщик. Кира же была не намерена терпеть каникулы в обществе противной старухи с ее унижениями и нравоучениями.

К удивлению, баба Аня умолкала, но ровно до той минуты, когда девочка покидала поле битвы и уходила в спальню. Там из-за двери они с Викой слышали, как старуха недовольно шипит на отбившихся от рук детей: мол, Оле нужно как следует отходить их хворостиной. Бабуля, может, и отходила, но было бы за что? Ворчала она лишь для проформы, ровно как и жаловалась, но всегда знала, что ее внучки – приличные девочки: на улицах не попрошайничают, со взрослыми парнями на сеновале не кувыркаются, а коль с мальчишками по гаражам бегают, сено у соседей ворошат и малину у дядьки Коли втихаря объедают, так то и есть настоящее детство. Правда, одним лазанием по гаражам и чужим огородам дело никогда не заканчивалось.

Если соседи жаловались, Ольга могла прилюдно накричать на своих соплюшек, но руку никогда не поднимала, а стоило двери закрыться, говорила:

– Ну вы бы хоть ночью пошли яблоки таскать, что же тетю Глашу не знаете? Истеричка же! Эх вы, кулемы, – и подливала травяного чая да пирожок повкуснее подкладывала.

Внучек она обожала, но страсть как не любила, когда Викуля ходила размалеванной. Так и норовила к ней подобраться с мокрым полотенцем да рыльце с блестящими тенями и помадой отмыть. Но мелкая шустро сбегала – либо через дверь, либо в форточку, и как только пролазила?

Кира очнулась от воспоминаний и осмотрелась: диван, обтянутый ярко-зеленой тканью и укрытый золотистым покрывалом, был сложен, на нем они с Викой и спали. Сестра собственноручно заправляла постель, чтобы не оставалось ни единой складочки. То же происходило и с вещами: аккуратно развешаны на спинках стульев, разложены в шкафчике на полочках, а чемоданы убраны в дальнюю комнату-склад.

По вечерам девчонки рисовали и раскрашивали, обсуждали произошедшее за день, а бывало, тайно выпивали по рюмке бабушкиной наливки. Что им с одной стопки «Вишневой», но вскоре напиток закончился, и они не знали, что делать с опустевшей бутылкой. В преддверии дня рождения Оля закупила несколько коробок спиртного, и они перелили вино в бутылку из-под наливки. Замены бабуля так и не заметила, а сестры еще долго вспоминали тот случай.

На улице вовсю светило солнце, согрев для Киры скамейку. Вытащив аккордеон из футляра и вдев руки в ремни, девушка усмехнулась – узковато.

– Вымахала… – как сказала бы Оля. Настроив инструмент под себя взрослую, Кира принялась наигрывать забытую мелодию «Катюши»[3 - Популярная советская песня. Композитор – Матвей Блантер, автор слов – Михаил Исаковский.]. Ногти стучали по клавишам, меха тяжело вздыхали и набирались воздухом.

Из-за забора показался яркий платок, но Кира не обратила внимания на кислое выражение лица бабы Ани. Она не сомневалась, что старая бестия жива, хоть и потеряла прежнюю прыть, с трудом передвигаясь по огороду и что-то бормоча под нос.

– Выходи-и-ла на берег Катюша, на высокий берег на крутой! – заорала выскочившая на крыльцо Вика с полотенцем на плече, поддергивая подол ночнушки до кружевных стрингов.

Уж эту красоту баба Аня увидела воочию и, перекрестившись, поковыляла к себе в дом.

Вика заливалась песней, пока Кира не закончила играть. Они еще долго смеялись над противной старухой.

– Вот ханжа! Какой была, такой и осталась, у-у-у старая жаба! – Вика бросилась к соединявшей заборы калитке и задергала. – Я те покажу! У меня тут ложки пропадают![4 - Цитата из к/ф «Девчата».]

Хлипкая калитка недовольно скрипнула, мол, в чем я-то виновата? Мне и самой такое соседство не по нраву.

– А ты чего подорвалась-то? Ишь бельем светит, бесстыдница! – на манер бабы Ани Кира стала подтрунивать над сестрой и сама спустила пижамные штаны, предъявив труселя в полоску. Она видела, что старуха наблюдает за ними из окна и уже звонит соседке, чтобы доложить обстановку.

Отсмеявшись и вернув одежду на место, сестры удалились в дом, не забыв про аккордеон. Теперь старый шептун всегда будет поблизости.

Вика расположилась за столом, согнув ногу в колене, держа в руке мобильный телефон, она попыталась подключиться к соседскому вай-фаю, но тот оказался запаролен.

– Пф! Жалко что ли инета? – проворчала она и бросила взгляд на потолок. – Нда, роутером здесь и не пахнет. Походу надо наведаться к соседу, может, подскажет телефон интернет-компании.

– А завтрак? – Кира стояла, прижавшись к дверному косяку, и поглядывала на плиту.

К этому старинному агрегату она побаивалась подходить как в детстве, так и теперь. Но не из-за страха пожара, вовсе нет, а потому что плита была перепачкана копотью и жиром. Притронешься и сам пропитаешься ими, а заодно провоняешься рыночным маслом.

– Так, может, у бабули чего в холодильниках завалялось, не зря же их два, – засунув мобильник за резинку трусов, Вика отправилась на разведку.

Первый холодильник порадовал тремя яйцами, упаковкой сливочного масла, банкой с остатками домашней сметаны, пластиковой бутылкой с жирненьким коровьим молоком и вялыми огурцами.

Вика подхватила пупырчатого друга кончиками пальцев и тяжело вздохнула:

– Прямо как у моего бывшего. Ладно, кажись, не такие они испорченные, половину отрежу, остальное в салат, – она понюхала сметану и молоко, убедившись, что они съедобные, и первым делом отправила яйца на сковородку.

Второй холодильник был до отвала забит мороженым мясом, рыбой и икрой.

– Походу батя передавал, а она как всегда оставила на черный день.

– Похоже, – согласилась Кира. – В общем, ты пока готовь, а я схожу к соседу. Иначе бедняга и слова не вымолвит, завидев твои кружевные, – сняв крышку с рукомойника и поняв, что придется идти не только к соседу, но и за водой, Кира тяжело вздохнула. К счастью, в свое время дедушка обзавелся собственным колодцем и насосом.

«Вот тебе и сельская жизнь. Сортир на улице, подтирайся газеткой, если не лопухом, и мойся в тазу. Нет уж, не для того нам достался дом, чтобы я в нем пропадала».