Однажды летом

Гибель близких привлекла к их вилле журналистов, всем хотелось узнать подробности и впечатления двух несчастных, бесстыдно растоптать их горе очередной статьей. В научных кругах Аркадий был известной личностью, и чтобы избавиться от надоедливых писак, без стеснения осаждающих их дом, он собрал вещи, закрыл виллу и поздно ночью покинул Крым, увозя Демьяна в единственное спокойное место – свой родной город Бердичев.

Несколько месяцев ушло на ремонт старого дома и знакомство с соседями. Правда, с живущей рядом старухой общение не задалось. Чаровницына Ольга Игнатьевна сразу заприметила Демьяна, и, проходя мимо дома, провожала мальчика задумчивым взглядом, но ни о чем не расспрашивала. Хотя соседи уже успели узнать, что Аркадий Михайлович – холостой профессор. Местные одинокие дамы заглядывались на видного и явно положительного мужчину, приносили домашние заготовки к калитке, пытались пощипать Демьяшу за щечку, но, подобно дикому зверьку, мальчик предпочитал отсиживаться в четырех стенах, купаясь в застекленном бассейне.

Когда отремонтированный дом окружил не просто деревенский заборчик из досок по плечо, а каменная стена с железными прутьями на концах, защищающая от непрошеных гостей, соседки загрустили. Теперь они видели Аркадия, ходящего исключительно за покупками или на почту, а племянника совсем не наблюдали. По словам Ольги, мальчик целыми днями сидел дома и читал книги, а еще… у него, кажется, была аллергия на солнце. И как-то само собой соседи перестали интересоваться обыденной жизнью Кайсаковых. Тем более появилась новая тема для пересудов – в город приехал цирк, возглавляемый цыганским бароном. Ко всеобщему приятному удивлению, цирк оказался не со скучными клоунами и катающимися на шариках кошками, а с пластичными гимнастами, подпрыгивающими до самого потолка натянутого за городом огромного шатра.

Женщины с бородой, люди-карлики, дикие животные, дрессированные игуаны, болтающие без умолку разномастные попугаи. Здесь не пахло лошадиным навозом, а шатер не блистал прожженными дырами и сомнительными пятнами, нет! Цирк напоминал вход в иной, волшебный мир, где даже взрослые поражались небывалому размаху и роскоши отделки. Весь персонал носил форму из красного бархата с золотыми эполетами и пуговицами с гравировкой в виде морды медведя. Удобные скамьи с атласными подушечками для посетителей даже на дальних рядах, выложенная до шатра дорожка из деревянных досок на манер европейских тропинок, чтобы людям даже в непогоду было удобно добираться до цирка. Горящая яркими огнями вывеска. Животных держали вдали от толпы, чтобы не смущали их запахи. В воздухе пахло попкорном, сладкой ватой и свежевыжатыми соками из тропических фруктов.

Откуда у цыганского барона такой бюджет? Никто не знал, но догадывались… украл, убил и нажился на чужом. Так думало большинство: все, что касалось цыганского племени, давно обросло отвратительными предубеждениями.

Вероятно, именно из-за своей непредвзятости Аркадий сдружился с женщиной по имени Надья, кареглазой цыганкой с пышной черной волной волос и чувственными губами. Но не ее красота привлекли профессора, а мудрость и забота о приемном сыне Штефане.

Профессор до сих пор задавался вопросом, почему в тот злополучный для цыган день Надья привела Штефана именно к нему. Сам мальчик не знал ответа, а профессору оставалось лишь гадать: возможно, потому что сам Аркадий относился к Надье по-человечески, как мужчина относится к женщине, оказавшейся в беде, или же, что вероятнее… они оба хранили тайну своих особенных детей, которые смогли подружиться, и их не волновало цыганское происхождение одного и горькое молчание второго.

Сейчас Аркадий не представлял себе, как бы они с Демьяном жили без Штефана. На мнение соседей профессору было наплевать, даже после того как он усыновил мальчика, и люди шептались, что, оказывается, он мужчина не без греха, сделал в свое время цыганке дите, а спустя несколько лет та привела сыночка – получи, распишись, дорогой – и умотала.

Профессор не развеивал эти слухи, отмалчивался или пожимал плечами. Мол, с кем не бывает, все мы смертные. Уж лучше пусть они знают выдуманную полуправду, чем допытываются о подлинной биографии Штефана. Да, он совсем не похож на профессора, зато весь в мать – так он отвечал особо любопытным соседкам. Хотя у некоторых одинокий мужчина с двумя мальчуганами вызывал умиление, трогательные слезы и сочувствие.

Дамы томно вздыхали, поражаясь его выдержке и ответственности, но продолжали подсовывать домашнюю выпечку и прочие лакомства, дабы не ссориться с интеллигентным мужчиной и побаловать детей.

Да и мальчишки не отказывались от сладкого, правда, Демьян любил больше фрукты, а вот Штефан налегал на десерты за двоих и однажды поплатился диатезом, став похожим не на рептилию, а на окунувшегося в крапиву змея, чью и без того бордовую чешую запятнали темные волдыри. К счастью, обошлось без поездки в больницу, да и что бы сказали врачи, увидев на койке мальчишку со змеиным хвостом вместо ног, глядящего на них большими желтыми глазами с пугающими вертикальными зрачками и выступившими острыми клыками во рту. Штефан бы мило улыбнулся и показал раздвоенный язык, и пришлось бы оказывать помощь обморочным медсестрам.

И если с физиологией Демьяна Аркадий был знаком с самого детства, наблюдая за развитием мальчика и сравнивая с внешностью его амфибиозного отца, то ради Штефана пришлось заполнить библиотеку книгами и справочниками о змеях.

Мальчишки переболели стандартными детскими заболеваниями, к счастью, только ими, а не болезнями своего вида. Профессор заметил, что оборачиваясь во вторые ипостаси, мальчишки выздоравливают быстрее, температура спадает, раны заживают, да и кариесом они не страдали. Но все же он детально изучил, чем могут болеть змеи и амфибии. К сожалению, на переломы обороты не распространялись, и однажды, полазив на стройке, мальчишки несколько месяцев проковыляли с гипсом: один сломал руку, второй ногу. Штефан решил попробовать обернуться, но кричал так, что к профессору нагрянули перепуганные соседи, и пришлось объяснять ситуацию с переломом. Соседи поохали и ушли домой. Больше Штефан самодеятельностью не занимался, и несчастный хвост-нога благополучно зажил. В тот период Аркадий с мальчишками отправились в путешествие: сначала Египет, которым Штефан заинтересовался в надежде найти на стенах пирамид и обелисков письмена с упоминаниями змееподобных людей. Но тщетно, разве что в Индии кое-что обнаружилось, но и то больше походило на сказки.

Цыгану нравились жаркие страны: греться на песке, кататься на верблюдах и любоваться бескрайним ночным небом Сахары. Демьян же предпочитал не покидать съемного жилья и целыми днями купался в закрытом бассейне, спасая пересыхающую кожу от горячего воздуха. Но слишком холодный климат недолюбливали оба, особенно, после короткой экспедиции дяди в Антарктиду, где они любовались бирюзой дрейфующих льдин, плаванием косаток, игрой тюленей и забавными белогрудыми пингвинами. Правда, потом снежная буря заперла их в доме на неделю. У Демьяна случилось страшное обезвоживание, стоившее дяде поседевших волос. Какой бы амфибией Демьян ни был, но купаться среди ледников как тюлень он не мог.

Змеиная сила Штефана помогла преодолеть порывы бури, и он натаскал в дом ведра со снегом, чтобы разморозить и влить слегка подогретую воду в ванную, где бултыхался бледный Демьян. К счастью, все обошлось, но отныне профессор подбирал страны с большей тщательностью.

– Надеюсь, вы с ними подружитесь, – профессор закончил с кроссвордом и, отложив газету, бросил на мальчишек пристальный взгляд.

«Как быстро идет время. Что ждет их в будущем, известно лишь силам, приведшим этих детей в наш мир».

В ту ночь Штефан с Демьяном долго не могли уснуть, и каждый, лежа в своей постели, глядел в потолок, озаряющийся светом проезжающих мимо машин.

– Как думаешь, повезет ли нам встретить тех, кто примет нас такими, какие мы есть? – спросил Штефан, лежа с заложенными за голову руками.

Демьян перевернулся на другой бок, чтобы увидеть его лицо, в полумраке блеснули змеиные глаза. Штефан любил спать в облике нага, развалившись на добротной широкой кровати. Кончик хвоста выглядывал из-под одеяла, как если бы оттуда торчала пятка.

– Мне кажется, все возможно, ведь моя мама встретилась с отцом, а твоя… ну, в общем, как-то же ты тоже получился. Хоть и не совсем таким, каким предполагалось… – осторожно подбирая слова, ответил Дем.

Штефан щелкнул языком:

– Думается мне, что даже если бы родился двуногим, та женщина все равно бы от меня отказалась и бросила.

– Этого мы никогда не узнаем, ты ведь не пойдешь ее искать.

– Не-а, еще не хватало! Избавилась от меня как от мусора, а я ее должен искать? Где же ты, дорогая мамочка?! – передразнил он и недовольно стукнул хвостом о бортик кровати.

Демьян бы и сам не стал искать ту, которая выбросила его. Штефан поведал им с профессором то, что не рассказала Надья. Оба были шокированы этой новостью. На дворе двадцать первый век, а одни люди избавляются от других таким варварским, средневековым способом.

Штефана нашли на помойке в коробке из-под коньяка проходившие мимо цыгане. Кто-то выбросил урода со змеиным хвостом вместо детских ножек. И вся вина этого дитя была в том, что он отличался от других. Штефан бы погиб, если бы не оказался в шероховатых, но заботливых руках Надьи. Бездетная женщина с радостью и великой осторожностью прижимала слабого малыша к своей груди, кутая в пеструю шаль. Для нее этот ребенок стал божьим даром, а не наказанием.

Несколько дней она выхаживала кроху, поила козьим молоком, обтирала целебными травяными настоями, а однажды утром раскрыла пеленки и с удивлением обнаружила, что хвостик превратился в две крепкие ножки, а змеиные глаза карапуза стали золотисто-карими. Цыганка назвала сына Штефаном в честь покойного супруга и воспитывала наравне с остальными цыганскими детьми, занимаясь ими, как если бы работала воспитательницей в детском саду. Штефан рос обычным ребенком, насколько это возможно, и учился контролировать змеиный оборот в человека. Но, как и у любой змеи, мальчик обладал некоторыми присущими его виду способностями – ядовитыми клыками, гипнозом и призывом себе подобных, только крошечных змей. Рептилии сползались из разных мест, нашептывая много интересных новостей и становясь его проводниками в окружающий мир, помимо Надьи.

В шестилетнем возрасте Штефан ударил хвостом бешеную собаку, посмевшую кинуться на мать, и животное погибло с переломанным хребтом. Испугалась ли Надья сына? Нет! Она верила, что для чего-то Господь создал такого, как Штефан, и судьба послала ее сыну Демьяна – племянника профессора Кайсакова. К Надьиному удивлению, Аркадий не чурался общения с цыганкой и оказался очень вежливым человеком, не препятствуя дружбе детей.

Табор обосновался под Бердичевом, цыгане процветали, давая цирковые представления, жили в шалашах и вагончиках. Барон поделился с Надьей идеей: купить здание местного дома культуры, сделать в нем достойный ремонт и давать выступления там – не только цирковые, но и вокально-эстрадные, приглашать различных звезд, танцоров. Он хотел подарить табору возможность обустроиться и окончательно осесть в городе, жить в достатке с крышей над головой, чтобы дети всегда были накормлены и одеты.

Сам Штефан так и не понял, в какой момент что-то в таборе пошло не так, но когда барона убили местные бандиты, мать привела его к Аркадию. В поздний час профессор впустил ее в тепло дома. Пока мальчишки ужинали, взрослые тихо переговаривались в его кабинете, а затем цыганка вышла с улыбкой и крепко обняла сына, шепча на родном языке слова любви, и, поцеловав, ушла.

В ту ночь Аркадий с мальчишками слышали, как в сторону вокзала с воем сирен съезжаются милицейские машины, а на утро весь город гудел как растревоженный улей, обсуждая убийство барона. Болтали о краже большой суммы денег, злостном нападении на законопослушного гражданина – местного бизнесмена, держащего на рынке лучшие торговые места.

Один Аркадий с мальчишками не верили, что барон мог так поступить. Это не входило в его планы и попахивало конкретной подставой. Но кто из «цивилизованных» людей стал бы разбираться в том деле? Кому нужно дадут взятку, всех собак повесят на убитого цыгана. Какой спрос с мертвого? Он уже никак себя не защитит. Ведь по общепринятому мнению, вор и убийца – явно не человек при квартире, работе и семье, а цыган.

Аркадий занялся документами об усыновлении Штефана.

Табор дал мальчику все, что мог, остальное требовалось от профессора, и хотя ученик попался нерадивый, подбивающий Демьяна на шалости, Аркадий не скучал. У него подрастало два сорванца, два «одаренных» мальчугана: амфибия и змей (наг). Будь у него картина «Мона Лиза», и та не представляла бы для него большей ценности, чем эти двое. Демьян и Штефан не были принцами погибших королевств и рас, даже история об Атлантиде казалась им обычной легендой. Временами оба тяжело вздыхали, и профессор ворчливо отмечал:

– Что носы повесили? Я понимаю, если бы у вас атрофировались мужские органы, и вы лишились бы возможности познать удовольствие с женщинами, иметь детей, тогда стоило бы печалиться, я бы сам этого не выдержал, но вы абсолютно здоровы, так что нечего горевать!

Даже их особенности не помешали как полагается окончить школу – Штефану, правда, со скрипом и вечными вызовами профессора к директору.

– Зато тебя не бросили со скалы, как спартанцы, и не отдали крокодилам на съедение, как в Египте, – утешал Демьян.

Штефан в очередной раз недовольно стукнул хвостом и отвернулся к стене.

– Вика моя, – строго сказала он.

Демьян улыбнулся:

– Да на здоровье.

– Че это? – Штефан приподнялся на локтях, удивленный его покладистостью. Ему казалось, что Дем любит девушек с длинными волосами, уверенных, а не тихонь.

– Спи давай, только к Кире не суй свой змеиный язык.

– Больно нужна мне эта молчунья! И чем только проняла… – его слова заглохли в брошенной Демьяном подушке.

Но потасовка так и не началась.

– Лето закончится, и они уедут в Москву, мы потеряемся, и неизвестно, когда встретимся снова, – продолжил Штефан.

– Намекаешь, что нужно что-нибудь сделать? – Демьян сел и поймал подушку обратно.

– Ну… хотя бы проверить кое-что, – задумчиво ответил наг.

– Что же? Не тяни…