Луша. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?» Роман в шести томах. Четвёртый том «Луша» и пятый том «Луша и Марк»

– Всегда любил, люблю и буду любить до конца дней своей жизни.

Марк и Луша не уснули в эту ночь. Они не говорили ни о чём, а только ласкали и ласкали друг друга, осыпая поцелуями. Уже рассвело, в доме хлопнула входная дверь.

– Мама идёт доить корову, – прошептала Луша.

Натягивая на неё одеяло и закрывая её с головой, он так же тихо смеясь, сказал:

– Я ей не покажу тебя, скажу, что я тут один всю ночь спал.

Она обхватила его тело под одеялом обеими руками, и, крепко прижавшись к нему, тихо засмеялась. Когда мать вошла, они притворились спящими, отвернувшись к стене, она взяла подойник, хлеб корове и вышла.

Завтракали уже поздно, в 9 часов утра, когда вернулся с дежурства Виктор Владимирович. Проснулись девочки. Увидев Марка, они повисли у него на шее, обнимая и целуя, и уже не отходили от него не на минутку.

– Мне надо ехать сегодня, – сказала Луша

– Я увезу тебя.

– Нет, я уеду на электричке.

– Мы должны всё решить сейчас. Я хочу забрать тебя с детьми с собой в Германию.

– Да, должны что-то решить, но только то, что приемлемо для всех, прежде всего, для детей, а их у меня четверо.

– Я понимаю и сделаю всё, чтобы вернуть тебя. Если у тебя будет десять детей – заберу вместе с ними. Луша освободилась из его объятий, отошла к окну.

– Всё это мечты, а жизнь есть жизнь. Когда-то мы разрушили то, что сейчас нам надо собрать и склеить.

Марк подошёл к ней, обняв, сказал:

– Мы не разрушили главного, то на чём и вокруг чего всё создавалось, и ты это знаешь. А так же, ты знаешь, что не ты, не я с другими уже не сможем создать, даже немного похожую на нашу, совместную жизнь, такую, которая была у нас. Это значит, что жизнь наша пройдёт тускло и безрадостно. Кроме этого, мы будем создавать для других жизнь тусклую и безрадостную, в том числе и для наших детей.

– Мне всегда казалось, что могу всё, если захочу, и я это доказала своей жизнью себе и всем. Не могу ответить подлостью на подлость, на хамство хамством, на жестокость жестокостью. Ты даже не можешь себе представить, с какими людьми мне пришлось встретиться, в каком обществе я побывала, и кем сейчас стал… – она замолчала. Глубоко вздохнув, проговорила, – не знаю как с этим бороться и чем противостоять… Я хотела развестись с ним ещё год назад, но он сказал, что если я это сделаю, заберёт у меня детей. Если же уйду к тебе, то увижу твою смерть своими глазами, в любом уголке земли и в Германии тоже.

– Какая дикость! Надо же, как напугал! Как страшно! – проговорил Марк, смеясь.

– Ты напрасно смеёшься. Два года, пока тебя здесь не было, он очень изменился. Я сама не знала о нём ничего, кроме того, что он открыл бюро по охране предпринимателей от рэкета, воров, вымогателей. Что за этим бюро кроется, я узнала год назад, тогда и решила уйти от него. Вот тогда-то… он мне и сказал, что не отпустит меня теперь по двум причинам: потому что любит, и потому что я много знаю. Я научилась всего добиваться и достигать желаемого в том обществе, где в конечном итоге побеждает добро, но сейчас в России побеждает тот, кто имеет деньги, власть и, значит, силу. Все добрые помыслы уничтожаются на корню – перекрываются деньгами. Среди таких людей мне совершенно не за что зацепиться. То, что он меня любит, наверное, это правда, и особенно за то, что со мною не стыдно появиться в людях, однажды сказал: «не у кого такой нет». Я уже всё передумала и решила: остаться жить так, как живу. Ради тех, кто мне дорог. Я должна пожертвовать собой. Самая главная моя задача – это вырастить детей и чтобы у тебя всё было хорошо.

– Без тебя и детей?.. Да, ты права, прежде всего, мы должны подумать о детях, а потом о себе. Но я уже тебе сказал, что мы не сможем создать для них условия для жизни, где будет царить любовь и уважение, где они будут иметь пример, как создать семью, а это значит, что полноценных людей мы не вырастим.

– Всё очень, очень сложно, Марк, очень. Ты даже не можешь себе представить, как это сложно. Речь сейчас идёт далеко не об этом, а о самом главном – о жизни и смерти. Тебе это трудно понять. Я бы хотела,

чтобы ты это понял, не соприкоснувшись с действительностью. Очень тебя прошу: уехать назад, очень прошу! Если ты не уедешь, то будет очень много неприятностей, у нас у всех.

У него много врагов, но самым главным он считает тебя. Однажды, я видела, как он расстреливал твою фотографию, которая при нём случайно выпала из Алёнкиной книги.

Он подобрал её с пола, долго смотрел на неё, затем положил в карман и вышел. Примерно через месяц привёз меня в свою фирму, в тир, и стал тренироваться в стрельбе. Выстрелив все патроны из пистолета, принёс то, во что стрелял. Это оказалась твоя фотография, изрешечённая пулями. Положив её передо мной, сказал: «Если я его увижу когда-нибудь с тобой рядом, хотя бы раз, то сделаю с ним это».

– Ох, как страшно! – с иронией сказал Марк, – Я, кстати, тоже умею драться, и если ты помнишь, не сколько не хуже его. А это «панты». Я его хорошо знаю на убийство он не способен. А ты напугалась, да? Я только приехал, а ты меня уже назад отправляешь.

– Да, напугалась, потому что думаю, что все заказные убийства в нашем городе, в основном, проходят через его фирму. А ты говоришь, что знаешь все его способности.

– Значит, где-то перешагнул черту. Очень странно.

Марк знал о заказных убийствах, о расправах между собой преступных групп в России. В сегодняшние времена перестройки спорные дела решались «по понятиям». Сейчас, слушая Лушу, ему было трудно поверить в то, что это может коснуться его лично и его семьи.

Страха он не чувствовал и совсем не был намерен собрать свои вещички и быстро уехать назад в Германию, как советовала ему Луша. Всё, что она говорила, не вызывало у него страха за себя, а сейчас он ощущал только одно желание: вот так, держать её в своих объятиях и не выпускать никогда. «Не выпустить бы её из своих рук, как это уже сделал однажды, и потерять эту радость, которая сейчас в душе» – подумал он, – исчезнет эта радость, то на её место придут тоска, переживания, ожидания и борьба с самим собой, чтобы не скатиться в безделье, в безразличие ко всему, что происходит вокруг, не деградировать, остаться с человеческим лицом».

– Не уезжай сегодня, я прошу тебя, – попросил Марк, целуя её. Луша молчала, прижавшись к нему; в глазах стояли слёзы.

– Я прошу. Уедешь завтра рано утром, позвони. Она согласно кивнула головой.

После обеда Марк зашёл в летнюю кухню и увидел на столе аккуратно сложенную стопочку исписанных листов. На верху стопки лежала тетрадь, которая ещё вчера показалась ему знакомой.

Это был дневник, который они вместе когда-то начали писать, в первый год совместной жизни. Сначала писали о себе и для себя, как письма, потом, после того как родились дети, всё внимание было приковано к ним, как они росли, набирали вес, начали ходить, разговаривать. С 1992 года записей в дневнике не было до 1997 года. От последней до начала новой записи, сделанной Лушиной рукой, полстраницы было закрашено чёрной тушью.

«1997 год. Наступил новый год. Я и дети в деревне у мамы с папой. Тётя Оля тоже с нами. Ничего не жду хорошего от наступившего Нового года, только молю Бога, чтобы все, кого я люблю, были здоровы. Перебираю сейчас всех в памяти и желаю им добра. Я знаю, ты тоже это делаешь в Новый год. Это было нашим с тобой правилом, поздравить в мыслях всех тех, кого помним и любим, пожелать им счастья. Будь счастлив!»

Прочитав это, у Марка подступил комок к горлу. Он сжал кулаки. Ему хотелось завыть волком. «Как глупо, – прошептал Марк, – как глупо! – Если бы можно было вернуть то время».

Он помнил, как злость, обида, ревность бушевали в его уме и он не нашёл другого пути, кроме того, как пойти на разрыв. Ему в тот момент казалось, что другого выхода нет. Уже после, когда появилось возможность всё обдумать без эмоций, без злости, он нашёл много других способов разрешить свои проблемы. Марк понял, что безвыходных, тупиковых моментов не бывает, и что в каждой ситуации можно найти правильный выход «без разломов и разрывов». Есть больное воображение, ведущее человека в тупиковое состояние, в этот момент весь Ум упирается в одну точку и, как правило, она всегда оказывается моментом, когда свершается необдуманный поступок. Это потом уже, Марк пришёл к мысли, что в такой ситуации, надо на время уехать от того места, где заболело воображение «тупиком», сменить работу, но не крушить, то, что было выстроено для жизни. Не разрывать замкнувшимся вокруг тебя круг неудач, а выскользнуть из него и понаблюдать за этим твоим критическим, тупиковым моментом со стороны, и только потом принять решение.

Это понимание пришло к Марку потом, в Германии, тогда, когда он уже напринимал решений, как ему казалось, выходил из замкнутого круга неудач. Сейчас, прочитав запись Луши, сделанную ею 3 года назад, он ощутил тупую боль в своём сердце и ясное понимание того, что можно было сохранить семью.

С 1997 года дневник писала только Луша. Все эти годы она разговаривала с ним через дневник.

«25.03.99. – (последняя, вчерашняя дата)

Какой тёплый хороший вечер. Мне так давно не было так хорошо и спокойно. Уложила девочек спать. Весь вечер они расспрашивали о тебе, смотрели фотографии. Здесь мы всегда говорим о тебе свободно, много и здесь я разговариваю с тобой через этот дневник. Это бывает так редко, но бывает и я рада, что имею такую возможность, хотя бы такую. Знаю нельзя жить прошлым – это плохо и грешно, а я и не живу прошлым, живу, как зомби, тем что даёт каждый следующий день, не сопротивляясь ничему, а только мне очень хорошо и тепло на душе, когда я здесь и могу вспоминать, думать о тебе. Почему мне так хорошо сегодня? Особенно хорошо! Тепло и радостно на сердце. Может быть, ты думаешь о нас? Что-то не даёт мне сегодня…»

Запись была не закончена.

Вошла Луша. Он не закрыл дневник, продолжал смотреть в него, не поднимая на неё глаз.

– Почему ты тогда не остановила меня?

– А ты бы остановился?

– Мне казалось, что ты не любишь меня. Предала, значит, не любишь.

– Я тебя не предавала никогда. Марк взял её за плечи, крепко сжал до боли.

– Зачем ты сейчас мне говоришь неправду? Скажи зачем? Ведь есть же доказательства – дети.

– Я не предавала тебя никогда. Это ты усомнился во мне. Поверил всем, но не мне. Предательства не было. Была только ложь. Сплошная ложь.

– Ложь – это не предательство?

– Я не организовывала эту ложь. Она сделала свое дело. Потом и я была вынуждена лгать всем: тебе, ему, себе тоже. Ложь во спасение, есть и такое. В то время я думала не о себе, а в первую очередь о детях, которые были и которые должны были родиться. Вы же думали только о том, кому я достанусь. Как два быка вцепились друг в друга с одной мыслю – победить.