Королева моих грез

– Ничего себе! Ты, наверное, очень счастлива!

– Да… счастлива…

До этого момента Джиджи не подозревала, насколько она несчастна. Ни новая работа, ни уверенность в будущем кабаре, ни даже память о матери не могли изменить того факта, что она любит Халеда, а ему оказался важен только он сам.

Джиджи стояла посреди кабаре в каске, пока плотники деловито суетились на строительных лесах. Она уже успела переговорить с хореографом и костюмером о новом шоу. В этом она понимала больше, чем в электропилах и штукатурке.

– Он делает это ради тебя, – сказала ей Лулу.

– Давай не будем о нем больше говорить.

– Ладно. Только он стоит вон там.

Джиджи медленно обернулась и чуть не выронила из рук папку. Она сделала шаг ему навстречу и остановилась. Халед выглядел по-другому: он коротко постригся и надел костюм.

– Джиджи, – позвал он своим низким и таким знакомым голосом.

Она взяла себя в руки. Ей вдруг пришло в голову, что она стоит ровно на том месте, куда упала с аквариума всего несколько недель назад. Правда, кабаре сейчас выглядело так, словно в него попала бомба.

– У тебя хорошо получается, – сказал он и подошел к ней вплотную.

Они не виделись шесть недель, и это все, что он может ей сказать?

– Мы опережаем график, – сухо прокомментировала она.

– Джиджи, пресс-конференция начнется через час.

– Я не собираюсь в ней участвовать.

– Этот пункт есть в твоем контракте, ты ведь прочитала его?

– Прочитала.

На самом деле контракт она в глаза не видела, а поручила это своему юристу. Она знала, что есть какой-то пункт о СМИ, но не придала этому значения.

– Стоит внимательнее относиться к тому, что подписываешь.

Джиджи не ответила. Он смотрел на нее со странным выражением лица.

– Я подвезу тебя.

– Ладно, – раздраженно бросила она.

Они вышли на улицу, и Джиджи разглядела землистый оттенок его кожи. Халед плохо выглядел.

– Ты заболел?

– Грипп. – Он пожал плечами. – Я хотел поговорить с тобой.

– О работе?

– Нет, о нас, Джиджи.

– Нет, нет, нет! – Она покачала головой и продолжала идти вперед.

– Джиджи, это несправедливо!

– Жизнь вообще несправедливая штука. Я еду домой переодеться. Увидимся на пресс-конференции.

Пресс-конференция проходила на первом этаже роскошного отеля. Казалось, здесь собралась половина Парижа. Гул мгновенно затих, когда в открытые двери вошли танцовщицы «Синей птицы». Джиджи возглавляла шествие из двадцати трех танцовщиц. Джиджи села рядом с девушками и посмотрела на Халеда. Пресс-конференция началась.

Посыпались вопросы. Джиджи слушала, как Халед отвечает на них, и старалась надолго не задерживать на нем свой взгляд.

– Почему вы решили сделать это, господин Китаев? Некоторые называют ваш поступок любовным посланием Парижу.

Халед подался вперед и пристально посмотрел на Джиджи.

– Это любовное послание одной конкретной женщине.

Он явно вышел за рамки сценария, потому что журналисты начали недоуменно переглядываться. А потом посыпались вопросы.

– Кто она?

– Она француженка?

– Она танцовщица из вашего кабаре?

Джиджи изо всех сил сдерживалась, чтобы не вскочить и не потребовать объяснений. О каком любовном послании он говорит, к какой женщине? Девушки зашептались, и Джиджи поняла, что двадцать три пары глаз прикованы к ней.

– Она ирландка. – Халед улыбнулся на камеру. – Она танцовщица из «Синей птицы». Она – причина, по которой я свернул горы, но собрал вас здесь. Сегодня ровно шесть недель, как она ворвалась в мою жизнь. Именно ее парижане должны поблагодарить за спасение кабаре. Мой последний визит в Париж был самым запоминающимся, потому что здесь я встретил женщину, с которой хочу провести остаток дней.

Камеры защелкали затворами. Джиджи вскочила на ноги и бросилась вон из конференц-зала.

– Джиджи! – крикнул он ей вслед, но она не обернулась.

Халед отбросил свой стул и рванул к выходу. Джиджи уже садилась такси, когда он догнал ее. Халед распахнул дверь автомобиля и уселся рядом с ней.

– Убирайся к черту!

Халед захлопнул дверь и дал водителю адрес на Монмартре.

Джиджи воинственно скрестила руки на груди, и Халед притянул ее к себе. Джиджи брыкалась и сопротивлялась, чтобы он не мог поцеловать ее.

Он твердо знал: Джиджи – единственная женщина в его жизни, и сейчас он держал ее в своих руках. Он понимал, что ему необходимо найти правильные слова, чтобы она снова поверила ему.

– Ублюдок.

– Я люблю тебя, – сказал он, прижимая к себе ее гибкое тело. – Я влюбился в тот самый миг, когда увидел тебя распростертой на полу. Я скучал по тебе каждую секунду, что мы были не вместе. Я не должен был тебя отпускать. И если я хочу подарить тебе кабаре, то я сделаю это, и Париж может идти к дьяволу.