Союз горцев Северного Кавказа и Горская республика. История несостоявшегося государства. 1917— 1920

. Много внимания уделяется также суфийскому компоненту. Американский исследователь Джон Даллоп, ссылаясь на Пола Хенза, не совсем корректно утверждает, что Узун-хаджи был самым влиятельным деятелем в этот период истории чеченцев и всего Северного Кавказа

.

Очень трудно согласиться с такого рода утверждениями. Влияние Узун-хаджи было, бесспорно, сильным в горной части Чечни (и то не во всей, а только в тех районах, которые граничили с горной частью Дагестана) и высокогорном Дагестане, но никак не распространялось на территорию всего Северного Кавказа (Ингушетию, Кабарду, Осетию, Балкарию, Карачай и Черкесию). Западные исследователи чрезмерно увлекаются суфийскими традициями, считая, что за их таинственностью скрывается нечто большее, чем то, что зафиксировано в документах того периода. Забывая, что суфизм на Северном Кавказе в ХХ веке отходит от мистического учения и является больше антропологическим явлением.

По мнению Х.-М. Доного, авторитет Н. Гоцинского после вторичного утверждения значительно вырос. Он становится все более и более популярным среди горского населения, с ним пытаются сблизиться военные и политические деятели, его привлекают для разрешения серьезных споров. Так, в конце октября 1917 года в Дагестан из Чечни прибыли делегаты с целью пригласить Наджмуддина Гоцинского к себе

.

Таким образом, его избрание в Анди не было случайностью или реализацией идеи группы людей. Он заслуженно занял свое место в истории, что и подтвердил своими действиями вплоть до расстрела большевиками в 1925 году. Другое дело, что за скобками остается вопрос, а кем себя считал сам Н. Гоцинский. Дело в том, что в своих посланиях, опубликованных для мусульман, он подписывается по-разному. В одном из обращений он пишет, что он муфтий Северного Кавказа, в другом месте у него проявляются амбиции быть имамом не только Северного Кавказа и Дагестана: «Я, глава Шариата, повелеваю…» – и ставит подпись «Шариатский Глава Северного Кавказа, Дагестана и других губерний, и областей (Наджмудин)»

. Какие «другие» губернии и области он имеет в виду, если он был избран только для Северного Кавказа и Дагестана? Подразумевает ли он, что он лидер для всех мусульман, не только на Северном Кавказе, но и в целом на Кавказе? И наконец, признание за ним статуса имама на Третьем съезде представителей Дагестана 23–25 января, который также перерос из съезда народов в съезд мусульманской части населения. Все это позволяет говорить, что статус муфтия, на который ему приходилось в итоге соглашаться, идя на уступки исполкому, ему был не мил и он желал бы быть именно в статусе имама; что, по его мнению и по мнению шейха Узун-хаджи, подталкивавшего его к этому титулу, было важно зваться именно имамом. Видимо, они полагали, что данный титул каким-то образом позволил бы ему иметь больше власти. То есть речь идет о его возможных амбициях и планах по воссозданию имамата горцев, наподобие имамата Шамиля в период Кавказской войны в XIX веке.

Также стоит учесть, что политическая элита из числа новоявленных революционеров все еще не могла понять того, что происходило в Петрограде, и продолжала возлагать надежды на Учредительное собрание, которое должно было решить судьбу страны. В то время как мусульманские лидеры знали, что время требует действий и они должны быть конкретными в условиях слабости новых властей в России.

Стоит учитывать и другое: светская власть в лице Союза горцев вновь, в очередной раз, убедилась, что она не вправе игнорировать духовенство. Мусульманское духовенство продемонстрировало свою силу, собрав на съезд в Анди десятки тысяч людей. А.-М. Чермоев и другие не могли не увидеть в этом сигнал для себя: мусульманское духовенство лучше иметь в союзниках, чем пытаться от него дистанцироваться.

Таким образом, с юридической точки зрения съезд, прошедший в Анди, не был как таковым съездом Союза горцев Северного Кавказа. Его следует считать съездом мусульман Северного Кавказа с участием представителей Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана. Как верно и то, что съезд проходил по словам Гайдара Баммата

не в самом селе Анди, а в районе чеченского озера Кезеной-Ам, где и разворачивались события, связанные с данным съездом мусульман Северного Кавказа и Дагестана. Он не считает правильным давать ему № 2 и напоминает, что Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана прошел во Владикавказе в сентябре 1917 года.

Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана

Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана во Владикавказе 21 сентября 1917 года должен был стать своего рода продолжением того, что происходило в Анди в 20-х числах августа 1917 года, поскольку не все были согласны считать августовский съезд Вторым съездом Союза горцев Северного Кавказа

.

Делегатам едва хватило времени, чтобы добраться до Владикавказа после съезда в Анди. Состав участников также изменился. К примеру, делегация от Чечни пополнилась новыми лицами, которые должны были представлять интересы влиятельного на тот момент чеченского суфийского шейха А. Митаева. Его представителями были определены два делегата из числа жителей села Автуры: Бислан Вагабов и Нуни Абдул Каримов

. Именно этим объясняется отсутствие на столь важном съезде такой фигуры, как шейх Али Митаев.

Делегатам съезда была предложена немного иная повестка дня, несмотря на то что в Анди не был рассмотрен ни один из восьми пунктов, вынесенных на обсуждение. На этот раз предполагалось рассмотреть уже 12 вопросов, в том числе аграрный вопрос, о создании советов крестьянских депутатов, лесное дело

. Новым был и вопрос о включении в состав Горской республики Абхазии – тем самым в нее вошла бы часть Закавказья. Было решено пересмотреть конституцию, принятую на Первом майском съезде. После подачи заявления представителями абхазской делегации было решено изменить название на ЦК Союза объединенных горцев Северного Кавказа, Дагестана и Абхазии

.

Ситуация накануне съезда быстро развивалась в сторону рассредоточения центральной власти, через многочисленные Советы на местах, что было проявлением признаков кризиса власти в целом по всей стране. ЦК Союза горцев не смог занять достойное место в обществе. Все его внимание было нацелено на предотвращение всевозможных конфликтов в столь пестрой по своему составу Горской республике. Выжидательная позиция в отношении возможного созыва Учредительного собрания была также ошибочным решением и влекла за собой потерю времени. Но подобное было характерно практически для всех регионов на пространстве распавшейся Российской империи.

На фоне казачье-горского противостояния появился и очаг недопонимания с Закавказским революционным комитетом во главе с Евгением Гегечкори

. Временный Кавказский ревком без учета мнения северокавказских политиков принял одностороннее решение о включении в зону своих интересов всего Северного Кавказа. В ответе Г. Баммата, занимавшего на тот момент пост председателя Тифлисского мусульманского комитета, указывалось на недопустимость объединения двух частей Кавказа в силу нереальности создания единого пространства Закавказья и Северного Кавказа. На Северном Кавказе считали достоянием Февральской революции децентрализацию власти и вывод ее из административного подчинения Тифлису. Лидеры Южного Кавказа продолжали считать центром Кавказа Тифлис.

Передислокация частей Кавказского туземного корпуса в районы Горской республики могла бы стать гарантом и силой правительства горцев, найди они возможность с первых же минут задействовать их в качестве своих подразделений

.

Съезд во Владикавказе начался с многочисленных пленарных заседаний, на которых чаще всего говорилось об анархии в области и об обострении отношений горцев с казаками. Хотя все выступающие призывали к дружбе и братству, на самом деле линия отчуждения между горцами и казаками становилась все отчетливее

. Неудивительно, что даже в период съезда особое место уделялось столкновениям казаков и горцев. Председателю ЦК А.-М. Чермоеву пришлось объяснить, что все это можно предотвратить только при наличии власти на местах, а этого пока недоставало. Для того чтобы в будущем предотвратить такого рода случаи, предлагалось использовать части бывшей Дикой дивизии как силы, подчиненные ЦК Союза объединенных горцев

. Насколько это было серьезно, показывает тот факт, что председатель ЦК и одновременно председатель съезда А.-М. Чермоев был вынужден в спешном порядке посетить Хасавюрт, где начались столкновения горцев близлежащих чеченских сел и солдат, расквартированных в городе

. Вообще в течение всего периода от распада Российской империи до установления советской власти на Северном Кавказе, как правильно замечает П. Полян, остро стоял вопрос отношений чеченцев и ингушей с казаками: «Каковы бы ни были главные акторы Гражданской войны на Северном Кавказе – Терско-Казачье ли правительство Г. Бичерахова, Горское ли правительство Т. Чермоева – П. Коцева, Красная ли или Белая армия, или даже эмират Узуна-Хаджи, вайнахскоказачье противостояние неизменно считалось одной из главных пружин Гражданской войны в Терской области»

.

То, что этот вопрос всегда оставался в центре внимания политиков тех времен, связано с тем, что если брать границы нынешнего Северного Кавказа, то три четверти всех казаков России приходилось на Северный Кавказ, из 13 казачьих войск три находились здесь, в том числе самое большое – Донское

. И их расселение на землях горцев не могло не вызвать обратной реакции, то есть попыток вытеснения казаков с земель горцев.

Незаслуженно обойден вниманием исследователей и факт изменения Конституции Союза горцев. Второй съезд постановил, что Союз горцев является автономной частью России, и это решение оставалось в силе до созыва Учредительного собрания. Организаторы пытались держаться в рамках умеренной политики

 и не идти на конфликт с Временным правительством в надежде, что их автономия будет признана Учредительным собранием. С докладом по вопросам федерации и автономии выступил даргинец Башир Далгат, который обосновал необходимость более широкой автономии для горцев Северного Кавказа. Это требование было, по его мнению, созвучно с планами Временного правительства, которое не препятствовало любой форме автономии в рамках России

. Лидеры мусульманской партии (А. Цаликов и Г. Баммат) считали автономию для мусульманских районов приоритетным делом

.

Видимо, здесь стоит учесть изменение настроений среди горской политической элиты, которое стало заметнее на фоне событий на окраинах Российской империи: в Финляндии и в Польше. К примеру, уже летом сейм Финляндии в одностороннем порядке провозгласил свою независимость от России; окончательно она была признана большевиками полгода спустя. Временное правительство шло навстречу и полякам в создании Польского государства. Поэтому по мере поступления информации о процессах, происходящих на территории бывшей империи, горцы стали ориентироваться на большую автономию в составе России, чтобы не упустить возможность объявить о полной независимости.

Не менее остро перед депутатами стоял и вопрос о разбое. В крае без четко выраженной власти на местах наметился рост числе разбоев на дорогах и нападений на населенные пункты. По предложению А.-М. Чермоева съезд избрал Особую комиссию для выработки мер борьбы с грабежами. Делегаты констатировали, что дальнейшие попытки организации карательных экспедиций в горские округа при помощи солдат и пехотных частей могут спровоцировать массовые волнения горцев. Съезд поручил А.-М. Чермоеву возглавить Особую комиссию.

Причиной роста анархических настроений съезд посчитал полное отсутствие властей как в Веденском, так и в Хасавюртовском округах бывшей Терской области. Столкновения горцев и казаков происходили по всей области, и их интенсивность набирала обороты

. Для срочного вмешательства и налаживания властных структур в этих округах также была создана специальная комиссия

. Стоит иметь в виду, что налеты случались на казачьи станицы, на железнодорожную ветку всегда в этой части Северного Кавказа. Именно эта проблема заставила в 1911 году руководство Терской области передать все дела, связанные с грабежами, разбоем и нападениями на казачьи станицы, в ведение Военно-окружного суда, чтобы такого рода уголовные разбирательства имели выход на смертную казнь

. Но неверно уделять чрезмерное внимание только Чечне или Ингушетии; к примеру, в Кабарде князь Докшукин вынужден был создать своего рода «летучий отряд», который оперативно реагировал на любого рода сигналы о нападении со стороны горцев. В Хасавюртовском округе проблема была также актуальна – горцам потворствовал полковник Котляровский, бывший начальник Хасавюртовского района. Примерно такая же картина наблюдалась и в Дагестанской области, и в Осетии, она не была характерна только для какой-то одной этнической группы.

Стоит заметить, что и на Первом, и на Андийском, и на Втором съезде горцев большой популярностью пользовался А.-М. Чермоев. Это выражалось и в том, что его выдвигали на все чрезвычайные посты, ему доверяли разные политические силы – от монархистов до большевиков, более того, его принимало и само общество.

Съезд также, уже второй раз за месяц, принял решение утвердить муфтием Северного Кавказа Н. Гоцинского, избранного на съезде в Анди в августе. Газеты того времени сообщали: «Алим Нажмуддин Гоцинский, так же как на Андийском съезде, был избран муфтием всех кавказских мусульман и на Владикавказском съезде Горских народов Кавказа»

.

Это было сделано для того, чтобы не было слухов о нелегитимности его избрания. Такого рода слухи могли иметь почву, поскольку съезд в Анди не стал полноправным съездом горцев Северного Кавказа. Это был съезд представителей народов Северного Кавказа

, чего было недостаточно для избрания – даже на столь представительном форуме, каковым, безусловно, был съезд в Анди – лидера мусульман. С юридической стороны правильно, что это было сделано официальными властями, на официальном съезде, то есть духовное лицо было признано частью самой власти. Это важно, чтобы предотвратить возможный раскол среди мусульман Северного Кавказа в вопросе о его легитимности. Стоит отметить, что светская власть, назначая или выбирая духовного лидера, тем самым превращала его в часть и светского аппарата управления. Хотелось этого северокавказским политикам или нет, но в тот исторический момент они никак не могли игнорировать влияние мусульманского духовенства. Поэтому выбранный на съезде горцев в Анди духовный лидер должен был быть с этой властью и при власти. Никаких «отдельных» имамов власть Союза горцев Северного Кавказа не могла себе позволить, иначе это свидетельствовало бы о двоевластии в регионе. Таким образом, на Втором съезде горцев Северного Кавказа Н. Гоцинский был переизбран или, вернее, утвержден на посту лидера мусульман всего Северо-Кавказского региона именно в должности муфтия, а не имама.

Съезд во Владикавказе продемонстрировал, что ислам сопричастен власти, а не диктует ей условия и не пытается подменить ее. Мусульманское духовенство на Северном Кавказе было мощной силой, способной в корне изменить ситуацию в регионе. Другое дело, что и само мусульманское духовенство не совсем осознавало те процессы, которые происходили в момент развала Российской империи.

При этом ни Наджмутдин Гоцинский, ни противостоящие ему другие муллы и шейхи Северного Кавказа не стали членами ЦК Союза объединенных горцев Кавказа. Это должно было успокоить казачество Терской области и осетинских христиан и убедить их в том, что Горская республика не будет идти по пути исламского доминирования в политике.

Съезд рассмотрел и другие вопросы, в том числе финансовый. Все понимали, что Союз горцев пока существует на пожертвования известных северокавказских и мусульманских меценатов из Азербайджана. Необходимо было найти источник пополнения своего собственного бюджета.

На местах власть была намерена действовать посредством исполкомов, назначенных представителем Временного правительства в регионе М. Карауловым по рекомендации Союза горцев.