– Разве я сказал что-то плохое? Это прекрасная книга! Она навевает множество сновидений.
– Да, эта книга в своем роде уникальна. Не стоит выносить суждения о вещах, в которых ничего не понимаете. Ну, а что касается скуки, то…
– Вы же не хотите сказать, что это было сделано нарочно, с тайным, непостижимым простому смертному смыслом?
Доктор оглядела своего собеседника и неохотно продолжила:
– Виной некоторой пространности рассуждений то обстоятельство, что труды господина Фрейда, возможно, последняя попытка использовать философский подход в научной работе.
– Это не делает их интереснее, – отмахнулся коммерсант. – Я хотел спросить другое. Хотел узнать, не бывало ли у вас чего-нибудь похожего. Маллоу во сне вечно читает книгу, в которой слова видны только после того, как он их прочтет. Он слышит собственный голос, говорит, очень интересно, но никогда не помнит, что там было написано. Профессор по какой-то неизвестной причине любит собирать по ночам грибы, причем, удивительно неудобосказуемым образом. Наш маленький Фрейшнер всегда видит женщин. Мисс Дэрроу теряется где-то у моря, где, говорит, гигантские дюны и страшные шторма. Халло вообще не видит снов. А вы доктор? Бывали у вас какие-нибудь странные повторения?
Она молчала. Лицо ее было вежливым, холодным, отстраненным.
Коммерсант ждал ответа, пока не обнаружил, что затянувшееся молчание вогнало его в неловкость. Он вытряхнул погасшую трубку и стал смотреть в другую сторону. Тоже молча.
– В сущности, ерунда, – сказал он, наконец. – Не стоило нам с вами…
– Да. Наверное.
– Мы с вами какие-то антиподы.
– Что-то вроде этого, мистер Саммерс.
– Черт возьми, десять лет.
– Пятнадцать.
– Да?
– Да.
– Выходит, в этом году у нас что-то вроде юбилея, – он отсалютовал стаканом. – Пятнадцать лет, как вы меня ненавидите.
– Это вы меня ненавидите! – возмутилась доктор. – Правда… правда, если раньше вы делали это без всяких на то оснований, то теперь они появились. Ну что же, мистер Саммерс, можете ненавидеть меня в полное удовольствие.
– О.
– Да-да.
– Разрешаете?
– Разрешаю.
– Правильно, – согласился коммерсант. – Победитель должен быть великодушным. Что, уделали меня? Рады?
– Вы сами себя уделали.
– Так. Хорошо. Вот что, – Саммерс полез в карман, – сейчас мы допьем, я выкурю сигаретку, и, с вашего разрешения, пойду спать.
Он прикурил и поднял глаза на нее. Доктор Бэнкс решительно поднялась с кресла. Коммерсант положил ногу на ногу.
– Хотел бы я видеть лицо миссис Кистенмахер, когда вы явитесь ночью тепленькой, – лениво произнес он.
– Я не пьяна.
– На вашем месте я не был бы так уверен.
– Вы на своем месте, мистер Саммерс, – отрезала доктор.
– Ох, ну хорошо, хорошо! Куда это вы?
– Домой!
– В мокрых тряпках? Из этого вашего упрямства? Потому, что я вам противен? Из чувства приличия?
– Между прочим, чувство приличия – совсем не то чувство, которым стоит пренебрегать!
– Ну что вы, разве я возражаю, – он покачивал ногой. – Правда, вы им уже пренебрегли. Так что какая теперь разница?
– Мистер Саммерс, я не устаю удивляться этой вашей потребности хамить.
– Это не я хамлю. Это вы почему-то все время обижаетесь, когда вам говорят правду.
– О?
– Да, доктор, да. Вы всегда меня терпеть за это не могли. А я, между прочим, не сказал вам ничего плохого. Ну, подумайте. Подумали? Видите, вы предвзяты! Вы всегда ко мне предвзяты.
Доктор помолчала.
– Предположим, – сказала она затем. – Сейчас – возможно. Но, может, вы объясните мне, в чем вы именно состоит моя предвзятость во всем остальном?
– Да с самого нашего знакомства! – воскликнул коммерсант. – Это было первое, что вы сделали. Надулись, когда никто и не думал говорить вам обидное!
– Что? Да на вашем лице все было написано!
– Что там было написано?
– Что вы в восторге от своей особы! Что есть, из кого сделать анекдот! Что вы рады, что нашли, к чему придраться!
Она вскочила и решительно направилась к дверям.
– Доктор Бэнкс, – послышалось вслед.
Но доктор в бешенстве захлопнула за собой дверь.
Коммерсант на мгновение опешил, затем выскочил в коридор, оказался нос к носу с захлопнувшейся дверью гостевой спальни и услышал, как щелкнула задвижка.
– Мисс Адлер! – сказал он так, чтобы его слышали за дверью. – Неужели вы опять надулись?