Грамматическая аптечка. Неотложная помощь в правописании

«Каллиграфия» стала узнаваться повсюду: на вывесках магазинов, на этикетках товаров, на обложках книг, на стендах Дома-музея Васнецова, на надгробных плитах в Донском монастыре, на иконах, в тетрадках по физике: «Ой, смотрите, каллиграфия!!!»

А тишайший Саша П., новенький, – его в первый раз заметили как раз на каллиграфии! Разбирали неподписанные работы: где чья.

– Это Сашки! Не видишь, как красиво?! (Это реплика Веры. А её мнение в этом деле что-нибудь да значит.)

Автор и переписчик

Книжку тут нам подкинули любопытную – «Письмовник» профессора и кавалера Николая Курганова. Сборник анекдотов XVIII века.

Уж как они старались, чтоб им было смешно! Увы. Зато после XVIII века Козьма Прутков пошёл на ура. Они смеялись даже на афоризм «Специалист подобен флюсу: полнота его одностороння»!

Тексты из «Письмовника» и Козьмы Пруткова писали для издания в классном журнале «Ижица» под диктовку разных «диктофонов». «Письмовник» транслировался на всех. А вот с Прутковым вышло иначе. Чтобы как можно больше «плодов раздумий» попало на страницы журнала, каждый получил свою «афоризму» и продиктовал её соседу.

Только в этой работе приоритеты были расставлены правильно: прежде всего – нажим и наклон (или отсутствие наклона – в кириллице). Многие понимали, что без нажима и наклона им в журнал не попасть, но ничего с собой поделать так и не смогли: выдержать стиль до конца оказалось нелегко. Их бескорыстный труд (только красоты ради) побудил меня издать почти все написанные экземпляры одних и тех же текстов. Читатель, прочти их как разные!

В классном литературно-каллиграфическом журнале «Ижица» много разных историй, сочинявшихся в течение полугода и проживавшихся на уроках литературы, чтения, риторики и каллиграфии.

Автор – Ксюша Лысенко (9 лет). Переписчик – Таня Романова (10 лет)

Автор у них – один, переписчик – другой. «Свяжитесь глазами с “разведчиком” (случайным партнёром) и обменяйтесь тетрадками (с сочинениями)», – так автор и переписчик нашли друг друга.

Десять человек из пятнадцати не сломались и довели дело до конца. Переписчику надо было из четырёх освоенных шрифтов выбрать один – подходящий к жанру сочинения. Ну, тут сыграли свою роль и личные пристрастия. Но глядите-ка, русские народные сказки оказались переписаны «кириллицей». Романтическая история про грустного принца Червяка и его царство Яблоко – готическим «маноле». А вот бытовая история про червяка, который отправился погостить к соседу в Листовку, вернулся в свою Грушовку – а дом разорён, и червяк умер от отчаянья, – оказалась переписана мужественным шрифтом по прозванию «старичок».

Автор – Вера Лысенко (8 лет). Переписчик – Ксюша Лысенко (9 лет)

Что под маской?

Именно за эти полгода мои ученики сделали большой скачок в грамотности. Им пришлось много переписывать. Но как это переписывание отличается от переписывания в тетрадь упражнений по русскому языку! Каждое слово было в маске, и потому так хотелось под неё заглянуть. Поменялся угол зрения. Самое обычное слово, тысячу раз слышанное, вдруг становилось ещё и видимым.

Именно в этот период на меня обрушилась лавина сладостных вопросов: «Мария Владимировна, а какой в этом слове корень? суффикс? а это что – приставка?» – и так далее. Включился механизм «ночного ви?дения», всматривания, задержки зрения, при посредстве которого накапливаются наблюдения над языком и который потом, в свою очередь, включает интуицию.

У человека с так называемой врождённой грамотностью этот механизм ви?дения (оппозиция «слух – зрение») таинственным образом включается в раннем детстве, как только он выучивается читать. Чем больше он читает, тем менее одиноким становится для него слово. Оно больше не болтается щепкой в безбрежном океане речи, а постепенно обзаводится родственниками и приятелями, вкусами и привычками. В голове маленького человека подсознательно протекает сложнейшая классификационная работа. Слово (словосочетание, предложение), отнесясь к какому-либо классу явлений и подчиняясь его законам, обзаводится определённым образом жизни, манерой поведения. И становится уже невозможным написать его иначе, чем увидел в тексте… Наивно?

Но я верю, что кому-то этот механизм ви?дения ещё не поздно включить.

На завалинке

Завалинка – это такое место, куда выходишь, чтобы прочесть своё сочинение. Попросту стул на сцене, то бишь у доски. Это место мне кажется замечательным. Все истории из наших классных литературно-каллиграфических журналов прочитывались на завалинке. Это были уроки чтения, русского языка, стилистики, литературного мастерства и чистописания одновременно. И тот самый механизм ви?дения включался ещё как! А Андрей и Оля именно на завалинке и выучились по-хорошему читать.

Завалинка – потому что сказки (с них-то всё и началось) бабушки и дедушки рассказывают своим внукам (или студентам-фольклористам) непременно на завалинке. А ещё потому, что на завалинке можно «завалиться» – запутаться в собственном почерке или предложении.

Человек выходит читать свой черновик. Без домашней тренировки не выдержишь образ рассказчика, а то и вовсе завалишься, ведь текст-то письменный! Вот так пару раз оплошаешь: не разберёшь собственные каракули, не восстановишь ход собственной мысли – станет стыдно, и волей-неволей станешь и выстраивать предложения, и писать аккуратней.

Слушатели же всегда чем-то озадачены: или ищут законы сказки, которые сами же и вывели, или считают запятые (предложения, абзацы), или ищут, за что похвалить, но главное – думают, как сделать историю интересней. Поначалу речь шла, конечно, не о языковых средствах, а о каких-то сюжетных ходах. Ты мог оставить всё как есть или воспользоваться советом. Когда на завалинку приносили второй, доработанный, вариант (хотя, казалось бы, никто ж не заставляет и отметок нет!), я ловила свой педагогический кайф. Такой внимательной, настоящей – ни шебуршания! – тишины я ещё не слышала. А чтение иногда длилось часами: не хотели расходиться, пока все всё не прочтут.

Наверняка вас что-то насторожило в моём рассказе про завалинку. Ведь лобное место всегда чревато. Но мы сделали мощный прорыв в чтение, язык, синтаксис. Вообще любопытные штуки случались с человеком на этой самой завалинке. Нескольких человек она точно вывезла на себе.

Сейчас мои ребята жаждут её как никогда. Я не пускаю, всячески увиливаю. Боюсь. Заклюют друг дружку. Специфика возраста…

Древние рукописи

Дальше были летние каникулы. Я не знала, продолжать мне каллиграфию в пятом классе или нет, но по инерции продолжила. В сентябре тянула-тянула резину, ну, думаю, пора прикрывать лавочку – «белых пятен» больше нет. И тут на глаза сначала попался учебник по палеографии, потом книжица под названием «Древнерусское декоративно-прикладное оформительское искусство» – и я поняла: каллиграфия только начинается!

Буквица Вари Гогуля

Было отксерокопировано всё, что только можно: потрясающее юбилейное издание «Песни о вещем Олеге», странички древних рукописей с заставками, инициалами, орнаментами, миниатюрами, а главное – славянские шрифты на любой вкус. Было решено готовить выставку имитаций «чудом уцелевших» страниц древних рукописей. Тут уж было всё по науке. Каждый чувствовал себя зубром, когда имел дело с инициалом. Каждый выбрал себе работу по вкусу: текст по вкусу, шрифт по вкусу, заставку, орнамент. Инициалы сочинялись на ИЗО – и чудесные. Но на миниатюру решились немногие.

Вторая четверть – сплошной карантин по гриппу. Страницы оформлялись по большей части дома. Вести с фронтов: у кого-то сестрёнка пролила воду на почти готовую работу, у кого-то расплылись чернила…

Выставка пришлась как раз на время новогодних праздников. В традиции нашей школы выносить на праздник итоги той или иной работы в предмете – в чтении, риторике, литературе, музыке, рисовании, рукоделии, в занятиях театром.

Экскурсоводами работали, разумеется, сами юные «несторы». Текст экскурсии они сочиняли на уроках русского языка. Сочиняли, редактировали, уточняли, выверяли, по десять раз переписывали – чтоб было грамотно во всех отношениях…

От лица Буратино. Перелистывая каллиграфический журнал пятиклассников

Через десять лет, перелистывая последний выпуск нашего самиздатовского литературно-каллиграфического журнала «Ижица», я ещё и ещё раз вспоминаю какие-то эпизоды, живые детские рожицы, словечки, сопли и слёзы, и происходившее тогда представляется мне сейчас очень важным в становлении моих учеников как людей грамотных.

Тетрадки из закромов

Помню самый первый заход после зимних каникул – урок, на который я принесла своим пятиклассникам тетрадки других учеников из разных классов, в основном тетрадки прошлого выпуска (он был первый, и я хранила дома на балконе все их тетрадки за все три класса начальной школы). Помню, были ещё какие-то тетрадки детей моих друзей, старших братьев и сестёр нынешних учеников (их по моей просьбе принесли родители) и даже тетрадки моих собственных сыновей.

Когда я предложила примерно определить возраст владельцев тетрадей (где какой класс), то первоклашки были, конечно, вычислены в первую очередь.

Потом было задание что-то такое написать почерком, какой вроде бы у них у самих был в первом классе (то бишь как они его себе представляют).

Почерком первоклассника

А потом я разложила на полу принесённые из дома листочки из их собственных первоклашных тетрадок – настоящих. Я хранила их, с тем чтобы потом вручить в день окончания школы (была такая идея).

Почерком одиннадцатиклассника

Так вот, когда каждый отыскал (не без труда, разумеется) свою работу, то был очень удивлён, сравнив свой всамделишный почерк с предполагаемым. Точно не помню, но кажется, они себя как первоклассников сильно недооценили.

Загадывание персонажа

Запомнился урок по открыткам. Я подобрала несколько репродукций, где были изображены люди разных эпох и социальных слоёв: дамы и кавалеры галантного века с картин Брюллова, Кипренского и Боровиковского, купечество Кустодиева и Федотова, ремесленники Шагала, крестьяне Тропинина, Венецианова и Перова, рабочие и разночинцы Ярошенко. Идея была такая: «попримерять» на себя образы всяких-разных людей с этих открыток, с тем чтобы потом «поискать» их почерк.

Работали по группам. Каждая группа «загадывала» того или иного героя с картинки, остальные должны были отгадать. Первое «загадывание» было такое: представить, как мог бы двигаться (входить в дверь, садиться, танцевать и так далее) тот или иной персонаж.

Второе задание-загадывание: произнести от имени персонажа какую-то реплику, допустим «Здравствуйте» или «Который час?». Для всех групп реплика была одна и та же. Это чтобы вышла на первый план разница в стиле, манерах, чтобы она не перебивалась разницей словесной.

И только потом было предложено написать фразу (опять же одну на всех, например «Приятного аппетита!») от лица того или иного «загаданного» героя. Остальные группы, соответственно, должны отгадать, с какой он открытки.

Жаль, не помню деталей: кто что загадал-отгадал, какие были версии, хохмы, недоразумения…

Сочинение Ани Охрименко и Кати Лапиной. Переписчик – Маленький Принц. Автор каллиграфического ряда – Таня Романова

А потом в классе появилась (коллега одолжил) роскошная книга по графологии с автографами разных выдающихся личностей. Книга сразу же стала невероятно популярна у пятиклассников. Записывались в очередь взять на один день домой. Образцы почерков ксерокопировались. Делались попытки воспроизвести тот или иной автограф. И даже в тетрадках по разным предметам писать «точно так же».