После полуночи правит чёрт

– Мать? – Егорку словно бешеная кобыла укусила, – Она мне не мать! – закричал он визгливо и громко расплакался.

Позже Егор жёстко корил себя за те неожиданные детские слёзы, но было слишком поздно. Уже на следующий день Катька пригласила к ним в дом детского психолога. По всему было заметно, что мачеха и заносчивая женщина-психолог, похожая на надменную гусыню, очень хорошо знакомы, поэтому умный и осторожный Егор не проронил при разговоре ни слова.

И вот, теперь он находился на домашнем обучении, лишённый интернета и гаджетов, зато с направлением к врачу, именуемому взрослыми «психиатр». Странно, что Егорку до сих пор в психушку не положили к душевнобольным детям. На старом месте жительства они с друзьями частенько бегали в одну из таких больниц, чтобы дразнить «дураков». Папа здорово ругался, когда узнал. Так маленький Егор познакомился со словами «душевнобольной» и «психиатрическая помощь».

А теперь он сам «дурак».

Егор уселся на кровать, легкомысленно болтая босыми ногами. Воспоминания о пропавших детях притупили его страхи, и тот, кто жил под кроватью, наверняка сильно этому удивился и обижать неосторожного мальчика передумал. Полная луна перебралась в другой конец оконной рамы и уже почти за неё закатилась.

Наверное, заблудиться в лесу – по-настоящему страшно. Особенно, когда на небе тяжёлые тучи, и луны не видно. А, если дождь пойдёт? А волки? Стоит свернуть с протоптанной тропинки и всё – считай, пропал. Но дети пропали летом, в сезон белых ночей – это немного меняло дело. Егор как-то сразу успокоился.

Он залез под одеяло, уютно укутываясь в него, как в кокон, и почти сразу уснул.

Глава 5. Противостояние

Проснулся Егор в хорошем настроении, что бывало нечасто. Тот факт, что мачехе плохо, внушал смутно осознаваемую надежду на избавление от её ненавистного присутствия. Может быть, уже собрала свои нехитрые пожитки и уехала? Было бы чудесно. Мальчик сладко потянулся и зевнул. Он лениво отбросил одеяло и спустил босые ноги на пол, потихоньку привыкая к утренней прохладе. Егору нравилось утро. Оно всегда такое тягучее и медленное, как вязкий вишнёвый кисель. Утро приносило с собой новые впечатления и интересные открытия. В окно заглянуло солнце – день обещал быть погожим.

Последнее время Егорка частенько оставался дома один, и это не могло его не радовать. Вот, если бы ещё и пароль от папиного ноутбука раздобыть, то жить стало бы вдвойне веселей, но, увы, выход в интернет был для Егора недоступной роскошью – доктора не рекомендовали перегружать тревожный детский мозг ненужной информацией.

Отец работал в городской поликлинике в нескольких километрах от дома и уезжал рано утром, а Катька с некоторых пор где-то училась. Где и на кого конкретно училась нелюбимая мачеха мальчику было всё равно. Для неё даже машину купили, чтобы проще было добираться. Нет бы на электричке ездить, как обычные женщины – негодяйка автомобиль захотела. А разве она заслужила? От неё же пользы ноль, одно расстройство. Совсем папа голову потерял.

Скорей бы взрослые поругались. Может быть, уже? Не просто так Катька ночью ревела. Егор злобно усмехнулся и поспешил чистить зубы в ванную. Он вприпрыжку пробежался по узкому коридору второго этажа, напевая себе под нос что-то весёлое. В доме стоял аромат свежесваренного кофе и ванили. У мальчишки болезненно свело желудок – безумно захотелось есть.

Отец говорил, что Катька хозяйственная и хорошо готовит, но принимать приготовленную ею пищу Егор отказывался наотрез. Они уже почти год жили вместе, но мальчик оставался верен себе. Наверное, в его юную душу вселился бунтарский дух. В конце концов отец сдался и периодически готовил для упрямца сам, чтобы тот не умер от голода. Егор и сам кое-что умел. Например, пожарить яичницу и сварить сосиски. Правда, часто ленился и перебивался колбасой и конфетами. Катька делала вид, что ничего не понимает, и всегда оставляла завтрак на столе. Глупая.

Репетитор приходила в районе десяти, а пока можно было рассекать по дому в пижаме. Егор обожал то блаженное и безалаберное время, когда был предоставлен сам себе. Он включил кран, корча рожицы в зеркале. Если сегодня Егор один дома, то и Катькину стряпню можно попробовать – всё равно никто не увидит. Она наверняка что-то испекла – уж больно вкусно и соблазнительно пахло. С этой запретной мыслью Егорка из ванной и вышел.

Откуда-то снизу раздавался приглушённые женский голос.

– Чёрт, – выругался разочарованный мальчишка, приседая на корточки и прислушиваясь. Похоже, сегодня расслабиться не получится – Катька дома!

– Нина, я так больше не могу, – жаловалась она кому-то по телефону, – Я чувствую себя ужасно! Он меня не любит!

Кто он? Неужели папа? Егор облизнул пересохшие от волнения губы.

– Я уже всё перепробовала, но этот маленький негодяй упрямится и никак не идёт на контакт. Он меня ненавидит. Я и так, и эдак, но ситуация не меняется. Хуже всего, что я сама чувствую себя лишней. Но разве я виновата, Нина? Разве это я виновата?! Мне искренне жаль, что его мать погибла, но…

Нина? Уж не та ли Нина, которая задавала Егорке провокационные вопросы и хмурила густые брови, будто знает о нём что-то важное? Психолог? Ну и ну. Заинтригованный Егор неосторожно облокотился на хлипкий шкафчик для обуви. Раздался чудовищный грохот. Папин рыбацкий сапог свалился вниз с глухим хлопком, от звука которого сердце в груди мальчишки остановилось.

– Блин! – он в ужасе пополз в сторону. Растяпа! Так глупо проколоться и обнаружить себя мог только дурак.

– Егор?

Хуже и не придумаешь. Оставаться в доме вдвоём с Катькой было худшим наказанием.

– Егор, иди завтракать. Я пирожков напекла. С картошкой, как ты любишь, – опять сделала вид, что всё в порядке.

В животе у Егора предательски заурчало. Мальчик резво вскочил и бросился к себе в спальню. Катька явно издевалась. Пирожки с картошкой утром?

– Егор! Ну, за что ты меня так ненавидишь? – кажется, мачеха опять захныкала. Так ей и надо.

Егор злобно насупился и полез в платяной шкаф. Там предприимчивый мальчишка ещё вчера спрятал упаковку круассанов. Как знал. Есть хотелось невыносимо. Пирожки с картошкой? Это же удар ниже пояса. Обычно мачеха варила на завтрак каши, которые Егор не любил, а теперь подловить его решила? Подло. Всё-таки насколько Катька хитрая и наглая!

Раздался стук в дверь. Какая настырная! Никак от неё не уйти, нигде не спрятаться.

– Я уезжаю, Егор. Пирожки на столе, сметана в холодильнике. Веди себя хорошо и никому не открывай. В десять часов придёт репетитор, помнишь? Но у неё свой ключ, – рыжая заглянула в его комнату, приветливо улыбаясь.

Можно подумать, Егор без неё не знал, что делать. Отец категорически запрещал сыну выходить из дома без должной необходимости, а уж ключей от ворот у «сумасшедшего» Егора не было вовсе. Мальчишка жил здесь, как в тюрьме. Даже у всех этих репетиторов были свои ключи, а у Егорки не было! Где справедливость?

– Уезжай, куда хочешь. Лучше насовсем, – буркнул он, как мог, недружелюбно.

– Вообще-то это мой дом, Егор! – в Катькином голосе послышался звон металла. Разозлилась. Очень хорошо, – Твой отец вынужден был продать квартиру, чтобы возместить ущерб женщине, которую он искалечил. Я вас пожалела и разрешила жить здесь, поэтому требую к себе уважения.

– Ты врёшь. Мой отец не виноват, а ты… ты… Нет у тебя ничего! – Егора затрясло от злости, – Ты прилипла к моему папе, как пиявка!

– Пиявка? – Катька покраснела, – Да как ты смеешь, маленький мерзавец?! Это мой дом. Мой! И мне надоело терпеть твои выходки!

– Твой? Значит, я от тебя сбегу. Ненавижу тебя, дура! – выкрикнул Егор прямо в ненавистное Катькино лицо, воинственно сжимая кулаки. Ему захотелось ударить мачеху, но мальчик слишком боялся отца. Тот говорил, что женщин бить нельзя.

– Знаешь, а и иди. Я ворота открытыми оставлю. Пусть тебя волки сожрут, как тех детей, – Катька ехидно усмехнулась, тряхнув рыжеволосой гривой, – Достал ты меня. Что ни день, то твои истерики, – кажется, мачеха совершенно успокоилась, – Сам ты дурак, – и она вышла вон, громко хлопнув дверью.

Волки съели? О чём она? Какая ужасная смерть. Когда волки нападают на несчастную жертву, они сначала окружают её, обступая плотным и тесным кольцом, а потом вожак даёт стае команду, и все впиваются в беззащитное тело острыми клыками, начиная заживо его рвать. Это больно и страшно.

Раньше папа часто читал Егорке книги перед сном: про лес, про охотников, про приключения, а сейчас даже пожелать спокойной ночи не заходит. Наверное, мстит за то, что сын его новую жену не принимает. Или просто занят? В любом случае, виновата Катька.

Наконец-то она показала своё истинное лицо. Жаль, что папа не видел.

Кстати, а откуда Катька знает, что детей растерзали волки? Егор не успел подумать, как ноги сами вынесли его прочь из комнаты и привели в сторону лестницы.

– Почему ты говоришь, что их съели волки? Они же просто пропали, и их не нашли, – крикнул он в спину мачехе, уже накинувшей на себя модное пальто. Женщина собиралась уходить, – Волки не могут съесть человека целиком.

Катька медленно повернулась и запрокинула голову, разглядывая любознательного пасынка с нескрываемым удивлением. Взволнованный Егорка тревожно смотрел на неё со второго этажа, облокотившись на перила. В своей плюшевой пижаме, с принтом синего кита на груди, он выглядел мило и беззащитно.

– Егор, прости меня. Я тебя напугала? В нашем лесу волки не водятся, – виновато произнесла новая папина жена. Какая же она хитрая и лживая! Опять хочет к Егору подлизаться? Ну, нет!

– Эти дети приходили сюда, и мой папа их видел, – событие прошлого года серьёзно Егора беспокоило. Почему отец не признаётся? – А теперь он говорит, что не видел! Это ты его подговорила? Я знаю, что это ты.

– Послушай, Егор! Твоего отца уже один раз осудили. Ты же не хочешь, чтобы в этот раз его посадили? – начала мачеха своим обычным «сахарным» тоном, который Егор ненавидел.

– Почему ты так говоришь? Мой папа не виноват. За что его должны посадить? – всякий разговор Егора с мачехой переходил в непримиримую стычку интересов. Невыносимо.

– Но Алексей настаивает, что никого не видел, и не доверять ему оснований нет. Прости. Даже если твой папа встречался с теми детьми, лучше об этом не говорить. Потеряшек до сих пор не нашли, и подозревают любого. Тебе стоит придержать свой маленький язык, если не хочешь проблем. Ты же не хочешь, чтобы отца вызвали на допрос? Понимаешь, о чём я?

– Но дети были!

– Хм.

– Были!