Вынуждены. Через не хочу

Третий раунд. Он снова начинает с быстрой атаки. Манера такая. Ну так я запомнил уже! Теперь сам позволяю ему чуть поиграть со мной. Позволяю и толпе повеселиться, на что она моментально откликается. Так вот что всем надо! Театр. Кровавый театр без правил. Шейх нападает, потом уходит от меня, потом я от него. Танцуем в клетке. Тут он ошибается невзначай, а всё потому, что аппетитная блондинка ему улыбается! Вот молодец!

– Вот сейчас! Давай!!! – снова тот же голос, кажется, женский.

Толпа ревёт.

Всё, он попался.

Свисток. Нас разнимают. Всё. Я выиграл.

Сегодня было нелегко. И мне тоже досталось. На ринге ничего не чувствовал, на адреналине. А сейчас понимаю, что пропустил пару довольно мощных ударов в бок и в морду. Иду в раздевалку.

Слышу, где-то впереди, около раздевалок, орут.

– Ты чё, сучка, не врубаешься? Тут работать надо, а не только жопой покрутить пару раз на арене.

– Мне Алина сказала, только выйти пару раз и, возможно, на подтанцовке побыть! Всё!

– Тогда за что деньги вам платить? Чтобы просто посмотреть, как вы тут полуголые шляетесь!

– Я не буду больше ничего делать! Я на это не соглашалась!

– Будешь! Раз вышла сегодня на эту работу, будешь! Будешь с тем, кто тебя выберет. Поняла?

– Пусти! Я сказала, отпусти!

Почти поравнялся с ними.

– Барон, эта сегодня со мной, – бросаю на ходу мужику, который тут типа распоряжается.

Хватаю крепко девчонку за талию, не оставляя ни малейшего шанса вырваться. Хотя она пытается. Тяну сразу за собой, пока лишнего не наговорила.

– Вот и отлично! Чё, Карабас, пост у тебя закончился? – довольно отвечает Барон.

– Ага, – не останавливаясь, тащу девчонку дальше.

Она, слава богу, молчит.

– Пусти! – резко выпаливает мне почти в морду, как только переступаем порог раздевалки.

– Ты чё тут делаешь? Совсем дура? Это и есть твоя подработка? – грубо спрашиваю.

– Тебе-то что? Зачем схватил меня? – в том же тоне продолжает она.

– Тебе помощь была нужна.

– Я разве просила? Сама бы разобралась!

– Знаешь, как ты разобралась бы? Вон в той, или вон в той, – указываю пальцем на другие раздевалки для бойцов, – раздевалке. На столе или на скамейке. Или просто раком.

Молчит.

– Ладно у меня мозги в бицухи перетекли, а у тебя куда? Вообще не понятно, – демонстративно прохожусь взглядом по небольшой груди и её стройной фигурке.

Фыркает стоит.

– Что? Я должна "спасибо" тебе опять сказать? – закатывает глаза.

– Ничё ты мне не должна. Но если очень хочется, то можешь и сказать.

Устало сажусь на скамейку. Становится больно.

– Что с тобой?

– Пропустил несколько ударов. Подай вон ту сумку, – спокойно прошу я.

– А я ведь тебе орала "левая нога", сразу практически, как только заметила, что он на неё старается не опираться. А ты не слышал.

– Это ты всё-таки была?

– Да.

– Спасибо.

– Не за что, – уже спокойнее отвечает она.

– Он так прыгал, что вообще непонятно было, что у него с ногой что-то не то.

Достаю из сумки ампулу обезболивающего и шприц. Она круглыми глазами смотрит на меня.

– Закрой дверь изнутри, – прошу я.

Послушно закрывает.

– Давай я сделаю, – нерешительно предлагает помощь.

– А ты умеешь? – недоверчиво уточняю.

Лёгкая улыбка гуляет на её ярко накрашенных губах. Отчего выглядит она, конечно, немного взрослее и намного развратнее, чем в обычной жизни.

– Карабас… А уколов боишься. Во дела!

– Я не боюсь. Я просто спросил, умеешь ли ты их делать. Это разные вещи.

– Умею. Спускай штаны.

Ложусь на скамейку. Немного приспускаю шорты. Слышу серьёзное:

– Как сделать: просто больно или очень больно?