Во сне

Примеченная Майклом в аэропорту пара, расположилась на креслах впереди Майкла, и они уже не молчали. Из фраз, невольно, но с любопытством, услышанных Майклом, он понял, что девушка была обижена, на то, что, находясь на отдыхе в Нью-Йорке, ее бойфренд был вынужден много времени уделять своей работе, и поэтому она решила вернуться домой на несколько дней раньше. Она сказала: «Ты меня обманул, это должна была быть романтическая поездка, которую я так долго ждала, а оказалось, что это командировка». А молодой человек был обижен на то, что она не оценила его стараний по организации такой поездки, несмотря на его занятость. В очередной раз Майкл убедился в том, что важная часть любых отношений – это открытость и привычка все обсуждать, наверное, если бы они рассказали друг другу о своих планах и ожиданиях, в самых малозначительных на первый взгляд подробностях, такого недопонимания бы не возникло и никто бы не чувствовал себя обманутым.

Слово «обман», при всем его негативном смысле, неизменно вызывало у Майкла улыбку, так как при этом, он всегда вспоминал своего друга Шона. Майкл твердо знал, что если бы проводился какой-нибудь, даже международный конкурс среди врунов, то Шон однозначно занял бы в нем первое место. Умение Шона приврать уже не было простым враньем, это было искусство. Майкл неплохо разбирался в людях и, буквально с нескольких фраз понимал, что его пытаются обмануть или подшутить над ним, но не в случае с Шоном. Только Шон, при том, что Майкл знал его как облупленного, мог позвонить Майклу и сказать: «…Ну ты где..? Я уже пятнадцать минут жду тебя в твоем кафе, мы же договаривались увидеться там… Карим уже тоже подъезжает…». Майкл, если был дома, быстро одевался и спускался в кафе, по дороге ругая себя за то, что даже не мог вспомнить о договоренности встретиться с друзьями. Потом, на извинения Майкла за опоздание, Шон мог спокойно ответить: «…Не переживай, на самом деле, мы не договаривались, я просто соскучился и хотел поболтать с тобой».

Как-то, немного опоздав на вечеринку, где традиционно было заказано много пива, пивных закусок, в том числе любимые друзьями куриные крылышки барбекю в кисло- сладком соусе, Майкл увидел раскрасневшегося, оживленно жестикулирующего, как всегда окруженного толпой благодарных слушателей Шона, который явно был в своей тарелке. Он просто торжествовал, лицо его одновременно выражало удивление и восторг, что также отражалось в лицах слушателей, они, казалось, застыли и напряженно ожидали какой-то развязки. Майкл не слышал слов Шона, но подумал: «Интересно, что он на этот раз заливает, наверное, примерно, что-то вроде «…вчера на спор с заезжим байкером я съел в соседнем кафе 25 гамбургеров и выиграл его мотоцикл, который сейчас находится в мастерской, вот фотография…». Но подойдя поближе, Майкл понял, что, как всегда, недооценил своего друга. Майкл подошел к столу на фразе «…и вот я захожу на эту ферму, а там огромное количество куриц, у которых с каждой стороны по 6 крыльев…я спросил, как такое возможно, на что экскурсовод ответил: «А как ты хотел, откуда тогда взялось бы столько крылышек, которые подают в закусочных…».

Майкл, вспоминая своих друзей, всегда слегка улыбался, у них было так много приятных, веселых совместных приключений, они были знакомы уже много лет, но, несмотря на это, каждая встреча несла в себе что-то новое.

На настоящий момент «базовую версию» компании составляли: Майкл, Джу, Карим, Камилла, Шон и Элли – девушка Шона, которую, к слову, никто из друзей ни разу не видел, она то была на съемках в Париже, так как работала моделью, то просто не хотела приходить на вечеринку, предпочитая дожидаться Шона у него дома; зато Шон очень подробно показывал ее фотографии с разных концов света, и всегда передавал от нее приветы. По особым случаям (день рождения кого-то из друзей) Шон соединял именинника с Элли по телефону, и она лично хорошо поставленным голосом произносила красивые, как будто отрепетированные поздравления.

При всей комичности и неправдоподобности ситуации с Элли, никто и никогда не мог поймать Шона на лжи и доказать, что он водит их за нос. Однажды, изрядно подвыпив, друзья стали в очередной раз посмеиваться над Шоном после очередного показа фотографий Элли, прыгающей с парашютом. Тогда наконец Шон не выдержал и сказал: «Вы же знаете, как Элли не любит шумные вечеринки? Но мое честное имя и ваше доверие для меня очень важно, поэтому хотите прямо сейчас мы поедем ко мне домой, и я покажу вам Элли?». Немедленно было вызвано такси и через 30 минут друзья были дома у Шона. Открыв дверь ключом, Шон крикнул: «Дорогая, я дома, моим друзьям не терпится с тобой познакомиться вживую». Друзья застыли в холле квартиры в ожидании долгожданной встречи, Шон обошел все комнаты и вернулся к друзьям с запиской в которой было явно женским почерком написано: «Милый, извини, я не дозвонилась до тебя, мне было нужно срочно уехать к моей тетушке, вернусь завтра днем, целую…». В коридоре на вешалке висел красный женский плащ и красные ботинки с одной из фотографий Элли. «Эх, жаль, что мы с ней разминулись», – сказал Шон, поправляя плащ, на что друзья весело расхохотались, немного успокоившись. Они не были готовы променять такую красивую, по кирпичику собранную легенду на настоящую Элли.

Глава 7.

Мэй показалось, что вечер наступил очень быстро, настолько она увлеклась изучением мифических существ, зато она уже поняла, что новая коллекция украшений будет посвящена именно этим загадочным сказочным существам.

Как только она вошла в дом, Алиса с веселым визгом бросилась к ней навстречу.

«Мама!!! Мне было так хорошо у бабушки с дедушкой, можно к ним переехать на всю жизнь?», – с восторгом прокричала Алиса, повиснув на Мэй.

«Не такой встречи я ждала с дочерью, вернее, не совсем таких слов ждала я после разлуки, признаться», – притворно опечаленно ответила Мэй.

«Мам, не грусти, ты можешь навещать меня иногда», – успокоила дочь Мэй.

«Тебе еще повезло», – услышала Мэй голос Артура. «Мне таких льготных условий дочь не предложила», – сказал Артур, целуя жену.

«Как ты провела время без нас, Лучик? – Артур внимательно посмотрел Мэй в глаза. – Вернее, Лучище, ты просто светишься: на тебя вдохновение снизошло?». Артур ласково приобнял Мэй. Алиса в это время пыталась вытащить книгу, которая едва помещалась в сумке и торчала из нее, привлекая внимание ребенка необычным замком-застежкой.

«Оооо…книга о монстрах? Это мне?» – спросила Алиса.

«Эта книга нужна мне для работы, но ты можешь полистать ее», – ответила Мэй, высвобождаясь из объятий мужа.

«Книга о монстрах и драконах, самая большая в мире!» – радостно прокричала Алиса, и, прижав к себе большую книгу, побежала в сторону гостиной.

Позже, за ужином, приготовленным домработницей, которая, конечно, зная приезд Артура, постаралась угодить ему, приготовив одно из любимых его блюд – стейк средней прожарки с овощами на гриле. Все было точно, как любит Артур: и цвет скатерти, и степень прожарки, румяность овощей, и даже размер стейка. Мэй поймала себя на мысли, что все всегда стараются сделать приятное Артуру, сделать так как нравится ему, а Мэй лишь молча принимала это и соглашалась. И даже сегодня, домработница не спросила ее что приготовить на ужин, а просто приготовила то, что безусловно понравится Артуру.

– Я не просил ее готовить ужин сегодня, – вдруг произнес Артур – Напротив, хотел сам приготовить, но времени оказалось мало, думал даже, что мы все дружно поужинаем в ресторане.

– По-моему, дома всегда лучше, – улыбнулась Мэй. Артур пристально смотрел на нее.

– Тогда, может, еще по бокалу красного? – спросил Артур.

– С удовольствием, – ответила Мэй, протянув свой бокал.

Алиса быстро доела свой чечевичный суп; мясо она, как многие дети, не любила и соглашалась есть его только в виде пасты болоньезе или пельменей, которые готовила мама ее русской школьной подружки. Она уселась на коврике перед камином и листала книгу, внимательно разглядывая картинки. «Ого! Ну и ну! Ничего себе! Ах, какой миленький! Ну и бородище у тебя, приятель», – время от времени она громко делилась своими эмоциями увиденного Алиса.

– Ну как ты тут без нас провела время? Весело?, – улыбаясь, спросил Артур, накрыв своей ладонью кисть Мэй и слегка сжав ее.– Я вижу, новая книга поглотила все твое внимание? Соглашусь с Алисой, книга какая-то страшноватая, – добавил Артур и с нежностью посмотрел на Мэй.

– Может книга и страшноватая, но меня сейчас немного пугает твой взгляд, – сдерживая смех, ответила Мэй.– Мы не виделись один день, а ты выглядишь как…, – Мэй прервалась, выбирая подходящее определение.

– Ну как? Скажи-ка..давай, – произнес Артур.

– Господи, он выглядит просто как голодная собака. Мама, а собачки разве бывают злые? – вдруг громко спросила Алиса.

Мэй с Артуром расхохотались.

– Какая собака, Алиса, о чем ты? – спросила Мэй.

Алиса, притворно кряхтя, подняла раскрытую книгу, потом передумала поднимать ее, просто повернула ее в сторону родителей:

– Вот, смотрите и слушайте: «Гарм – это огромный злобный четырёхглазый пёс, который охраняет вход в мир мёртвых», – сказала Алиса, уткнув свой пальчик прямо между двух верхних светящихся глаз нарисованной собаки. – Мамочка, ты слышала мой вопрос? Разве собачки бывают злобные? – громко и членораздельно произнесла Алиса, она была немного ревниво раздражена тем, что внимание мамы было обращено не к ней, а к отцу.

– Алиса, конечно, слышала, – смеясь, ответила Мэй: руки Артура крепко обнимали ее за талию, сам Артур смеялся, иногда нежно целуя Мэй в шею и тихонько рыча при этом, изображая злобного пса.

– Ну, папа, скажи, разве так бывает? – не унималась Алиса, которая обожала собак и все время просила родителей разрешить ей завести «хотя бы очень маленькую таксу».

– Некоторые псы иногда бывают очень даже злые, – угрожающим голосом произнес Артур, – Особенно когда их щеночкам пора спать. Артур, зарычав, кинулся догонять дочь, которая, визжа, побежала наверх, в свою спальню.

На ступеньках лестницы Артур остановился и негромко сказал Мэй: «Я ее уложу и потом вернусь». Мэй знала этот взгляд мужа и послала в ответ воздушный поцелуй.

Глава 8.

Мэй всегда легко заводила знакомства, она располагала к себе людей своей ненавязчивостью, чувством юмора и готовностью выслушать собеседника. Эти качества приносили ей как дизайнеру, большую пользу: ведь всегда приятно помочь такому человеку, тем более молодой симпатичной женщине, безусловно, талантливой; а чем больше знакомств, тем легче было ей продвигать свои коллекции украшений.

Мэй был интересен ход мыслей собеседника, она старалась понять, почему тот или иной человек ответил на заданный вопрос именно так, почему его голос звучал так. Мэй плохо запоминала лица, но голос не забывала практически никогда. Однажды она была в театре на спектакле, и ее так впечатлило звучание голоса одного из актеров, что она запомнила его и старалась не пропускать спектакли с его участием; ей было неважно, что за спектакль, иногда она даже просто закрывала глаза и слушала его голос. Актер был малоизвестный, играл он неплохо, но своим голосом просто покорил ее: сильный, мужественный, с легкой хрипотцой, он становился бархатным, ласкающим, иногда нежным и любящим, а иногда чуткое ухо Мэй улавливало отчаяние и боль. Говорят, талантливый артист может выразить всю палитру чувств взглядом, этот человек все выражал голосом. Особенно Мэй нравилось, когда он должен был согласно своей роли говорить тихим голосом, почти шепотом; в эти моменты она наслаждалась звучанием его голоса: тихого, но мощного и чувственного.

Голосом Артура всецело управлял мозг, так считала Мэй. Артур умел в нужный момент придавать голосу ту приятную ноту, которая, по его мнению, сразу расположит нужного ему человека. Манера говорить и жесты собеседника тоже многое говорили Мэй, она всегда обращала на это внимание. Например, Моника, подруга Мэй, обладала очень выразительной мимикой; однажды она изобразила Мэй: сосредоточенный взгляд, легкая улыбка, брови слегка приподняты, чем очень рассмешила Мэй. Голос Моники был низковат для женщины, но он никогда не был резким или грубым. Слова Моника произносила четко, речь ее лилась легко, Мэй нравилось общаться с подругой, а Монике нравилось общаться со всеми и, желательно, одновременно.

Именно Моника познакомила Мэй с Гарри, который иногда присоединялся к их посиделкам или совместным выездам за город. Однако, Мэй не могла даже себе объяснить, чем Гарри ее так раздражает. Он был среднего роста, с небольшим пивным животом, блондин, всегда в очках из-за плохого зрения, начитанный, эрудированный, с хорошим чувством юмора, всегда сопящий как многие аллергики. Как только Гарри садился за стол в кафе, где обычно любила бывать Мэй, он начинал переставлять посуду, дергать лепестки цветов или бахрому скатерти, что-то рассказывать своим скрипучим голосом, повторяя по несколько раз одну и ту же фразу. Гарри мог взять губную помаду Мэй, если она оказывалась на столе, открыть ее, закрыть, положить на место, снова взять, понюхать, пытаться ее тщательно рассмотреть, близоруко щурясь. Он был сборником каких-то фразеологизмов, часто повторялся, но иногда посреди всей этой белиберды, мог рассказать что-то действительно занимательное, яркое, над чем Мэй размышляла несколько дней. От общения с Гарри она уставала очень быстро, Мэй даже не старалась скрыть свою утомленность, надеясь, что он заметит и избавит ее от своего общества. Любой другой человек на месте Гарри давно бы понял и свел бы общение к минимуму, но не Гарри. Моника же общение с Гарри называла необходимым элементом для баланса; по ее мнению, Гарри таким образом уравновешивал соотношение приятных собеседников и друзей своей персоной: один странный Гарри на десяток нормальных людей. «А ведь могло бы быть хуже»,– с интригующим видом говорила Моника, объясняя необходимость присутствия Гарри в их компании. «Как хуже?» – спрашивала Мэй. «Намного хуже, чем Гарри», – отвечала Моника.

Когда Гарри оказывался на какой-либо вечеринке, где подавались алкогольные напитки, он, казалось, ставил себе целью выпить столько коктейлей, сколько его организм сможет принять, а организм его был также целеустремлен и охоч до бесплатной выпивки, как его хозяин. Гарри был очень активен и напорист в поиске мест, где что-то подавалось бесплатно или где действовала какая-либо акция на товар или услугу.

Когда Гарри узнавал, что Мэй уезжает куда-либо в другую страну, он терял покой, придумывая какой сувенир она должна привезти ему. Воспитание Мэй не позволяло отказывать Гарри в такой просьбе, но если вдруг оказывалось, что она не смогла найти или не успела купить, Гарри ждал следующей поездки Мэй, выводя ее из себя. Сам Гарри часто ездил в командировки, но не считал себя обязанным что-либо привозить в качестве памятного подарка подругам. Моника смеялась в голос и говорила, что Мэй шипит как кошка, стоит Гарри упомянуть в разговоре что-либо о сувенирах. Последнюю поездку в Японию Мэй почти удалось скрыть от Гарри, но тот, на беду забрел в ее студию, как он сказал, чтобы выпить чашечку кофе, поскольку, по всей видимости, такой редкий напиток можно было найти только в офисе Мэй. Вышколенная Аннет сообщила Гарри об отсутствии Мэй в офисе, разумеется, ни словом не упомянув настоящее место ее пребывания. Беспокойные руки Гарри, как всегда, начали было переставлять все предметы на полках, но Аннет быстро усадила Гарри в кресло на балкончике, где можно было не опасаться «человека-руки-мельницы», и предусмотрительно подала кофе без кофеина. Тут на беду в студию заглянул один из ювелиров, который громогласно попросил Аннет срочно отправить его работу в отель в Токио, в котором остановилась Мэй. Гарри, разумеется, услышал и сразу отправил сообщение Мэй, состоящее из двух слов: «кимоно» и «сакэ», чем довел ее до белого каления в течение секунды, пока она читала это сообщение. Аннет, чувствуя свою причастность к неприятной для своего босса ситуации, отправила сообщение Мэй, что она сама все уладит с Гарри. Через пару дней курьер доставил Гарри домой кимоно и сакэ, в пакете, на котором была изображена гора Фудзияма. Никто так и не понял, догадался ли Гарри, что все это было куплено Аннет в соседнем японском магазинчике, но Гарри был безмерно рад и, кажется, впечатлен такой скоростью исполнения его желания.

Надо сказать, у Артура Гарри вызывал смех. Его смешило все, связанное с Гарри: его привычки, его несуразность, его способность с ранней осени до поздней весны ходить в одной и той же очень теплой меховой куртке, манера повторять по несколько раз одну и ту же известную цитату, иногда не к месту, и то, что при этом Гарри является весьма успешным грумером в собственном салоне в центре города. Особенно Артур любил наблюдать за общением Мэй с Гарри, ему было весело смотреть, как его спокойная по характеру жена едва сдерживала себя, настолько раздражал ее Гарри своими, казалось бы, невинными привычками. Артур смеялся в голос, когда видел реакцию Мэй на Гарри, что очень злило Мэй.

Глава 9.

Мэй проснулась как обычно, рано утром, быстро умылась, переоделась в спортивную форму и убежала на тренировку, по пути поцеловав спящую Алису и дав указания домработнице, касающиеся дочери. Сбегая вниз по лестнице, была почти схвачена мужем, но, выскользнув из его объятий, смеясь, выбежала из дома.

Сколько себя помнила, Мэй всегда занималась спортом: в детстве она занималась фигурным катанием, потом пристрастилась к бегу и фитнесу, какое-то время даже «тягала железо» в тренажерном зале. После рождения Алисы Мэй полюбила йогу и с тех пор не расставалась с ней. Она даже всегда возила с собой коврик для йоги, когда уезжала из дома больше чем на сутки. Артур купил ей коврик, который складывался и становился размером с лист бумаги размером А4 и легко помещался в сумке Мэй.

Моника подбивала заняться Мэй большим теннисом, в который сама играла очень неплохо, но Мэй была равнодушна к этому виду спорта и могла обсуждать с Моникой только симпатичных теннисистов, многих из которых Моника знала лично.

Мэй уже сидела в своем любимом кафе, любуясь из окна башнями древнего замка, попивая горячий чай с имбирем и медом, когда она увидела входящего в кафе Гарри. Она

не могла уже спрятаться, да и уходить не хотелось, поэтому сделав вдох-выдох, приготовилась к общению с Гарри, который задержался у стены, разглядывая рисунки и надписи благодарных посетителей. Он так близко рассматривал их, что казалось, он их обнюхивает. Гарри вдруг резко отпрянул от стены, чуть не задев мужчину, который в это время входил в кафе. Мужчина так быстро и ловко отскочил от Гарри, что Мэй поневоле отметила его быструю реакцию, сравнимую с реакцией боксера. «Боксер» внимательно посмотрел на Гарри, как будто изучая его лицо, однако, Гарри, ничего не заметив, прошел к столику Мэй.

– Привет ранним пташкам, – как обычно, сопя носом, произнес Гарри, – хе-хе-хе, ранним пташкам привет.